Русский транзит 2 - Вячеслав Барковский

Адмирал остановился: против него стоял смеющийся Марсель, сжимавший в руке стальной прут.

— Ты что, гад? — Адмирал, не чувствуя страха, пошел на Марселя, который стал пятиться от него. — Вот, значит, чем вы занимаетесь с Ленькой, христопродавцы! Ограбили народ так еще и отраву ему приготовили?!

Адмирал ударил Марселя кулаком в лицо, отшвырнув его на несколько шагов. Черные очки слетели с Марселя, и адмирал увидел вместо Правого глаза у противника пустую глазницу.

— Ах ты, пес кривой! — Адмирал остановился над поверженным Марселем и плюнул на него. — Говнюк!

Затем он развернулся, чтобы идти прочь. Но Марсель, как хищная кошка, прыгнул на адмирала сзади и ударил прутом по голове.

Подтащив бездыханного адмирала к самой воде, Марсель столкнул его вниз и забросил прут далеко в море. Быстрым шагом он направился обратно к проходной. Марсель при этом улыбался и что-то бормотал себе под нос…

Маленькая людоедка ехала в порт на такси. Этот ее никуда не годный муж совсем сдурел: ушел куда-то с территории порта, не дождавшись машины.

Спасибо еще, шофер домой позвонил, чтобы хоть кто-то от адмирала приехал и забрал контейнер, который ему, шоферу, конечно, не дадут. Какая она молодец, что документы на контейнер держала при себе, а ему, дураку такому, дала лишь ксерокопию.

— Ты адмирал, тебе и без документов контейнер отдадут! — сказала она, когда муж собирался утром в порт.

— Не валяй дурака, дай мне бумагу!

— Не дам. Ты ее обязательно потеряешь. Вот, возьми ксерокопию.

— Ну какой же смысл туда ехать без документа? Тогда езжай сама и вывози контейнер.

— Что??? Что я тебе мужик, что ли?! Ты всю жизнь мою загубил! Таскалась с ним по его вонючим базам, как жена декабриста, все думала человеком станет, в Москву переедет… Дура я дура, что связалась с таким… эх, сказала б я с каким!

— Это точно.

— Что точно? Что точно???

— Что дура! — сказал багровый от ярости дядя Петя и хлопнул дверью…

И вот теперь документы были у нее. «Нет, не такая уж я дура! — злорадно думала людоедка. Документы на контейнер при мне. Ну ты еще у меня попляшешь, голубчик, если в контейнере только рога да копыта окажутся!»

С криками миновав проходную порта, маленькая людоедка решительно направилась к пакгаузу, где ее ждал шофер.

— Ну, где он? Еще не появился? Да ведь уже ночь на дворе! — гневно сверкая своими черными глазами, сказала она испуганному шоферу.

Да не видать что-то. Уже час здесь, а у меня ведь только два часа времени на все. Мне ведь уже в гараж надо.

— Не жалуйтесь. Будете здесь столько, сколько понадобится. Или мне позвонить в часть?

— Не надо. Вывезем, конечно, куда деваться… Людоедка вошла в сумрак помещения почти пустого пакгауза и подошла к двум контейнерам, сверяя номера в бумаге и на контейнере.

В помещение быстрым шагом вошел один из служащих порта.

— Хорошо, что вы приехали. А то Петр Алексеевич пропал куда-то…

— Пьет где-нибудь с дружками. Как же, морская душа простора просит! — зло сказала людоедка.

— Ночью сюда будет разгружаться судно. Так что просто необходимо было вывезти контейнер сегодня же. А то, понимаете, заставят его со всех сторон грузами и вам еще с месяц ждать придется. А разгружать контейнер, я слышал, курсантов к вам послали?

— Да, четверо ждут перед домом на скамейке.

— Вот и хорошо… Этот ваш? — чиновник показал на контейнер.

— Нет, вон тот мой, — людоедка кивнула на соседний контейнер и протянула чиновнику документы.

— Ну ладно, пойдемте отсюда на улицу. Сейчас контейнер погрузят и вы поедете…

У проходной машина с контейнером остановилась, страж занялся сверкой документов и внешним осмотром вывозимого груза.

Странно, адмирал до сих пор не появился. И это было на него не похоже. Он, конечно, мог выпить бутылку, ну, две бутылки спиртного и лишь сильно побагровев, заявиться как ни в чем не бывало, скажем, для рапорта вышестоящему воинскому начальнику или на юбилей к однополчанину.

«И куда же этот негодяй делся? — кипела людоедка, теряя остатки терпения. — И где его только черти носят? Он меня доведет до психушки. Совсем от рук отбился, после того, как у него архипелаг отобрали. Ну я ему устрою! Я ему покажу, алкашу несчастному, пусть только домой заявится!»

— У вас тут в бумагах кое-что не совпадает, — услышала она голос, принадлежавший флегматичному стражу с длинной прядью волос, выращенной им на затылке и аккуратно уложенной на глянцевой покатости теменной части черепа.

— Что??? — взорвалась маленькая людоедка, словно фугасная бомба в расположении штаба армии.

Страж округлил глаза и быстро прижал ладонью волосы на темени, чтобы они чего доброго не встали дыбом от такого напора.

— Что он говорит, этот человек! — завопила людоедка. Что он мелет! Нет, все сегодня собрались довести меня до ручки! Я этого больше не вынесу! Не вы-не-су! Все, сил моих больше нету!

Страж испуганно отпрянул от кабины, свободной от поддержания имиджа (читай: прически) рукой защищая лицо от агрессорши, хищно оскалившей свой маленький ротик и уже поднявшей свою маленькую, но при этом весьма тяжелую руку.

Чиновник порта, провожавший трейлер до проходной и стоявший рядом, в ужасе замахал Руками — мол, давай, выпускай ее скорей к свиньям собачьим, а то сейчас как рванет — костей не соберем!

— Давай-давай, Валера, открывай скорее! Я бумаги смотрел, все нормально! Да открывай же ты! — закричал он, опасаясь катастрофы с человеческими жертвами.

— Ну что, Счастливчик, делать теперь будешь? — спросил Паша Колпинский приятеля, когда они после приземления самолета в аэропорту на Ржевке распрощались с геологами.

Спокойный и рассудительный Михаил Владимирович и его суетливый напарник Женька, у которого уже язык заплетался от радости и подогрева, отказались от помощи «угонщиков» и остались у самолета разгружать свои вещи и ждать машину.

— Есть план. Сейчас позвоню Юрьеву. Помнишь Толика? Так вот, он в курсе. Будем решать вопрос сегодня же. Павлик, ты не нужен. Давай, езжай домой долечиваться, а мы уж тут как-нибудь без тебя обойдемся.

— Значит, без меня обойдешься, Крестовский… И без «пушки» моей тоже? «Пушку»-то я тебе не отдам, теперь самому нужна.

— Все понимаю. Она мне ни к чему. У меня помповик есть…

— Да, жаль, Фантомаса нет с нами, — сказал Паша. — Такой парень троих бойцов заменит.

— А что бы ты хотел? Чтобы он прилетел сюда? И так, спасибо, подсобил малость: не отдал тебя, сердешного, в костлявые руки ветерана лагерных будней с паспортными данными на спине и на заднице.

Оксана Николаевна, скрестив на груди руки, в это время тщетно пыталась согреть ладонями свои голые плечи. Ее кофточка пошла на перевязку Паши, а плащ был настолько измят и грязен, что она даже не желала накинуть его себе на плечи.

— Ну, Ксюша, до встречи? — Виновато улыбаясь, подошел к девушке Крестовский, когда Паша Колпинский, обняв Ксюшу одной рукой и поцеловав ее в щеку, медленно двинулся по летному полю на выход из аэропорта — ловить мотор. — Я позвоню… как-нибудь…

— Нет, Крестовский, можешь никуда меня не отсылать, бесполезно, — твердо сказала девушка, спокойно и устало глядя в глаза Счастливчику. — Ведь ЭТО теперь и мое дело, а без меня я это точно знаю! — ты все испортишь. Тебе ведь постоянно необходим хоть какой-то противовес. Все эти твои безумные идеи только разрушают. Что это за метод такой: всегда стрелять из пушки, даже по воробьям? Или сразу идти на крайнее средство, не дав себе труда хоть немного поразмышлять, а стоит ли непременно так: со стрельбой, погоней и крушением поезда? Ты, Петя, просто атомная бомба какая-то: падаешь на военный объект, а губишь все мирное население на сто километров вокруг.

— Ну, Оксана, ты тут через край хватила! — попробовал защититься Счастливчик.

— Нет, не через край. Напротив, я тебя, неуемного, хочу в берега вернуть. И не сопротивляйся, пожалуйста…

Бич уже не мог больше ждать адмирала в пакгаузе. Чувство тревоги целиком завладело его сознанием, нагнетая страх и уныние.

«Что-то случилось, — думал Хмурое Утро. — Что-то случилось с дядей Петей. Этот человек в плаще, ведь он здесь, ведь это Марсель, тот самый, который убил медведя… Да-да, я помню, прекрасно помню, что тогда мне пришла на ум какая-то чертовщина, дикость какая-то. Будто этот медведь и не медведь вовсе, а что-то другое… Ну, в общем, не животное, а нечто… И вот парень застрелил его: одним выстрелом убил да еще с такого расстояния, с которого и в слона-то не сразу попадешь. Ведь он убил медведя, в которого стреляли в упор несколько раз и не могли застрелить… Нет, он убил совсем не медведя. И убил ли он его?.. Я еще помню того человека. Юрьева: ужас, застывший в его глазах, и то, как он тогда сказал про оборотня. Верно, ведь под шкурой-то был человек, ну, что-то вроде человека, только очень большого, особенно лапы поразили: они были совсем как руки. Я и сам почувствовал страх, или примерно то же, что и этот несчастный Юрьев… Что это было? Переход злого духа в новую оболочку? Трансформация сознания, а, может, мутация души?.. И вот теперь Марсель — человек в черных очках и перчатках, джентльмен, застегнутый на все пуговицы, от которого исходит тот самый (медвежий!) ужас, парализующий волю и все твои члены, ужас, умертвляющий душу. Ведь если отбросить в сторону чисто внешние различия того медведя и этого молодого человека, то получится, пожалуй, сходство: внутри-то у них нечто одинаковое, что-то такое, что вызывает тоску смертную. Что же это за дух такой? Дух зла… Верно. Только зло это не обычное, а воплощенное. Зло с большой буквы. ЗЛО. То, что обитало тогда в медведе, теперь живет в этом молодом человеке в черных очках. Перешло, перекинулось… Да ведь он даже света боится, как упырь какой-то: ночью этих черных очков не снимает! Звучит как-то уж больно литературно: тьма и Зло вошли в него… Но вот вопрос: почему вошли? Потому что было куда войти? Потому что не было в сердце Бога, и оно было свободно для ЭТОГО? Наверное, так: оно было свободно для ЗЛА и тьмы… Было свободно… Но самое страшное во всем этом — что ЗЛО это не человеческое…»