Горбовский - Марьяна Куприянова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Гай, как ты мог? Гай?.. – заговорил Гордеев слегка дрожащим голосом. Было видно, что он изо всех сил сдерживает слезы. Гаев вскинул свою русую голову. – Это же немыслимо. Я не верил до последнего, Гай. Зачем ты делал это? Гай? Почему? Мы же с института вместе, Гай. Я, ты, Лев. Три-Гэ, помнишь? Три-Гэ, – его голос приобрел интонации человека, не совсем осознающего, кто он и где находится. – Мы же все тебе верили, Гай. Как ты мог? Ответь мне, как?..
Вместо ответа Гаев только отрицательно покачал головой. Он мог бы сказать, зачем он это сделал. Большие деньги, хотел он сказать, мне предложили очень большие деньги, и они были мне нужны. Но он не смог это произнести вслух. Потому что знал – это ни в коей мере его не оправдает и не объяснит его мотивацию. Для людей, собравшихся здесь, деньги не имеют значения, не играют решающей роли в жизни. Как он мог сказать им что-то о деньгах?
– Почему ты молчишь, Гай? Почему ты не отвечаешь на мой вопрос? Разве это так сложно? Скажи, разве сложно? Просто ответить, почему. Что тебя натолкнуло? Мы были плохими коллегами для тебя? Ты нас не любил? Ты не любил НИИ? Свою работу? Свое дело? Я был тебе плохим другом, Гай? Зачем ты предал нас, Гай? – Гордеева уже было не остановить, и никто не пытался этого сделать. Все понимали, что если он сейчас не выговорится, то натворит дел похуже. – Как мне поверить во всё это, Гай? У меня нет сил поверить!!! Зачем ты все это сделал? Я думал, мы были как семья. Я думал, ты искренен со всеми нами. Я думал, что ты, как и я, обожаешь это место и этих людей. Я думал, что я хорошо тебя знаю. Ты хоть представляешь, что мы все сейчас чувствуем?.. Ты все уничтожил.
– Я люблю вас, и я никогда не стремился причинить вам столько боли…
– А к чему ты стремился, Слава? Неужели они просто купили тебя? Неужели деньги – это и есть камень преткновения, на который ты нас всех променял? Всего лишь деньги. Какие-то проклятые деньги, черт бы их взял! Неужели ты согласился лишиться всего этого за бумажки? Они принесли тебе много счастья, Слава? – в этот момент на лицо Гордеева было страшно смотреть. – Как я ошибался в тебе, дружище. Как я ошибался! В жизни я так не ошибался, как на твой счет.
Марина поймала себя на том, что стоит, закрыв рот обеими руками. Все время, пока Гордеев высказывался, она находилась будто в трансе. Примечательно, что кроме Александра Даниловича, который дольше всех не мог поверить в правду, больше никто ничего не говорил. Когда Спицына пришла в НИИ, она восхищалась работающими здесь людьми. Разве могла она представить себе подобное? Никто не мог. НИИ – большой и дружный дом. Но даже в самый большой и в самый дружный дом иногда попадает плесень.
– Ты продался, Слава, – выдохшись, произнес Гордеев, глядя вникуда. – Ты лишил меня самого лучшего в мире друга. Я не хочу тебя видеть. Ты умер для меня. Предатель.
Договорив, он бессильно рухнул на стоящий, по счастью, рядом стул. И тогда подал голос Горбовский:
– Вячеслав Кириллович, я предлагаю Вам немедленно написать заявление по собственному желанию и в ближайшие сроки эвакуироваться с семьей на север, подальше отсюда. Я думаю, Вы и Ваши московские коллеги уже в курсе, что М-17 скоро будет здесь. В это тяжелое время мы не собираемся подрывать командный дух всего НИИ из-за Вашего предательства. Лично я не хочу, чтобы все ощущали себя точно так же, как мы, иначе никто просто не сможет работать. Поэтому я принял решение никому не рассказывать об этом, пока вирус не будет побежден. Всем и так сейчас тяжело. Такие известия будут лишними.
Пораженный добродушием Льва, Гаев сказал:
– Я последую твоему совету. Ты великий человек, Лев Семенович. Всегда им был. Вы все – отличные ребята. Я не имел права работать рядом с вами. Не вижу смысла просить прощения, так как знаю вас хорошо – не простите. Не думайте только, что я бесчувственная мразь. Мне очень больно. Мне очень жаль. Я люблю вас и дорожу временем, что был вместе с вами. Мне тяжело уходить, но я сам поставил себя и вас в такое положение. Я заигрался… Я говорю это все не ради сочувствия и жалости. Просто мы больше никогда с вами не увидимся. Никогда.
Он сказал это с такой неподдельной горечью, что Спицына вновь ощутила резь в глазах. Она чувствовала себя так, словно долгие годы работала здесь вместе с ними. Ей было так жаль Гаева сейчас, и так жаль, что такой чудесный теплый коллектив, каковым он был, когда она только пришла сюда, дал трещину. Ни одна ссора с отцом не заставляла Марину испытывать столько ужаса и боли, как это разоблачение. Все ненавидели и одновременно все еще любили Гаева. Даже предательство не могло зачеркнуть той привязанности, что все они к нему испытывали.
Расставаться было очень тяжело. Вирусологи понимали, что они уже действительно больше никогда с ним не увидятся, и ничего между ними не будет как прежде, в золотые времена. Когда Гаев вышел и закрыл за собой дверь, Спицына не могла больше держаться – горячая слеза покатилась по ее сухой щеке. Девушка заметила, что даже у Льва глаза на мокром месте. Никто не считал зазорным плакать в этой ситуации. Ведь никто не стыдится слез, когда умирает один из близких. А в семье вирусологов случилась именно эта беда.
Долгое время никто не мог оправиться от шока, особенно Гордеев.
– Как же я теперь, без него? – растерянно заговорил он. – Как же я? Он был мне как брат-близнец… – и вдруг вирусолог начал смеяться, чем очень сильно напугал коллег. – Я же словно часть себя потерял. Как же так могло случиться, товарищи? Каким образом? Это какой-то сон, бред. Не может этого быть, чтобы Слава… чтобы Гай! Да