Горбовский - Марьяна Куприянова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Утром и вечером того дня собирались совещания. Цель их была, как и прежде, информационная. Кое-кто интересовался, куда подевался Гаев, но в легенду о его исчезновении верили все без вреда для его репутации.
– Как Вы думаете, Юрек Андреевич, – в течение дня Горбовский частенько советовался с ним, – почему они испытывают боль в легких? Ведь в них нет нервных окончаний.
– Я думал об этом. Возможно, это трахея или плевра. Хотя это может быть что угодно.
– Как бы там ни было, а когда кто-то из них умрет, мы получим больше информации.
– Намерен провести вскрытие?
– Безусловно, но доверим это коллегам – у меня на это нет времени. Я должен увидеть, как выглядят легкие после смерти организма. И действительно ли там задеты только они. Уверен, это даст нам новые, очень ценные знания.
Горбовский говорил об этом так буднично, что у Спицыной похолодело внутри. Умом она понимала, что у Льва всего лишь включился холодный профессионализм, он вновь стал таким, каким привык быть долгие годы во время работы. Однако сердце Марины сжималось, снова ощутив поблизости того жестокого и бескомпромиссного человека, которого девушка так долго ненавидела. Период чувствительности кончился. Только холодный голый расчет, только разум, никаких эмоций. Иначе выполнять долг вирусолога невозможно. Иначе их всех ждет поражение. Поражение и смерть.
Со всей возможной стойкостью Спицына готовила себя к приближающейся смерти одного из инфицированных. Она знала, что это будет Егор. Мальчишка уже сейчас походил скорее на труп, чем на живого ребенка. У него совсем не осталось сил. С ним Марина впервые ощутила зов материнского инстинкта. Только богу известно, какие чувства она испытывала, осознавая, что мальчик вот-вот умрет, и никто не может помочь ему, даже Горбовский.
Ближе к ночи, однако, когда из бункера вернулся Гордеев и с каменным лицом доложил о первой смерти, Спицына была спокойнее, чем ожидала. Ее сердце дрогнуло, но глаза не увлажнились. Целый день непрерывных исследований не дал ученым почти ничего полезного, кроме новых вопросов и недоумений. Вымотанные до предела, они легли спать лишь тогда, когда у них не осталось сил даже передвигаться. Вирусологи понимали, что каждый последующий день отныне будет точно таким же. И не только для них, но и для их коллег по всей стране.
Глава 27. Мутация
Массовая разработка антивируса началась по всей стране. Ежедневно поступали вести о десятках смертей и сотнях новых зараженных. Было ощущение, словно М-17 был не вирусом, а каким-то террористом с неопределенными требованиями и жуткой кровожадностью. Его щупальца всё сильнее сжимались на шее человечества, и скоро он должен был задушить его. Предсмертная агония приближалась.
Хоть Горбовский и сказал, что присутствовать на вскрытии мальчика не будет, потому что у него есть более важные дела, он все же не сумел удержаться в секции вирусологии, когда процесс происходил в одном из смежных помещений, специально оборудованных для этого случая. Он ушел, а Спицына осталась, так как не смогла бы этого вынести. Тело ребенка, к которому она привязалась, сейчас разрезали и извлекали из него внутренности с холодным расчетом и чисто медицинским интересом. Без эмоций и без воспоминаний о том, кем было это тело, когда в нем была жизнь.
Когда Лев вернулся, он вел себя крайне взбудораженно, и первое время никто не мог добиться от него вразумительных ответов, что же там такое произошло. Он описал то, что видел своими глазами. То, что вирус сделал с легкими мальчика за несколько дней, даже не сравнится с тем, что делают смола и никотин с легкими курильщика за 30 лет. И пострадали не только легкие, как и предполагал Пшежень.
«Там не было живого места, – жестикулируя, как никогда, рассказывал Лев, – но теперь мы кое-что знаем об этом мерзавце. Да-да, мы раскусили один из его секретиков, и постараемся использовать это против него».
Что за секрет, Спицына поняла плохо, зато Гордеев и Юрек Андреевич принялись слушать очень внимательно и с удивленными глазами. Внутренности мальчика подвергли химическому и микробиологическому анализу, и вирусологи с большим возбуждением обсуждали результаты этих процессов во всех подробностях. Такое оживление было вызвано, как понимала Марина, небольшим продвижением в их не очень успешных делах.
На третий день пребывания в бункере скончались оставшиеся зараженные: сначала Артур Михайлович, затем Катя. Разработка вакцины перешла на новую стадию. Ударные силы многих стран были брошены в это русло. Все НИИ страны занимались одним и тем же, обмениваясь опытом и успехами, если таковые имелись. Присутствие Спицыной в НИИ, ее стремление помочь всем, кому и чем только можно, сделались привычным явлением. Без нее уже не могли обойтись. Несмотря на то, что Спицына пробыла здесь часть лета всего лишь лаборанткой, ее нынешнее положение позволяло относиться к ней, как к полноценному сотруднику.
Время побежало незаметно для ученых, каждый день которых проходил точно так же, как и предыдущий – работа, работа без отдыха, работа с перерывом на еду и небольшой сон. Они выглядели изможденно, хотя глаза у них горели, и было видно, что усталость чувствует только их оболочка, физическое тело. Духовное же тело, напротив, стремилось сделать и успеть как можно больше.
Горбовский, наконец, смирился с тем, что Марина никуда не уедет от него. Ему казалось, что он отдал свою жизнь воле случая, покорился судьбе. Но это не прибавляло ему энтузиазма. Постоянно его мучало дурное предчувствие, оно поселилось в нем горечью в горле, головной болью. Лев слишком сильно боялся потерять Марину точно так же, как потерял жену и сына 17 лет назад. Он понимал, что эта девушка – единственная, кого он мог бы теперь любить, после стольких лет зла и одиночества. Она дана ему небесами, а такой дар нужно беречь. Обязательно беречь, во что бы то ни стало. Даже ценой собственной жизни, но он обязан ее уберечь.
Ежедневно приходили известия о новых зараженных, их озвучивали на утренних и вечерних совещаниях. Официальные данные говорили о сотнях жертв, но сколько их на самом деле, страшно было даже представить. Стали известны так же
