История Железной империи - Автор Неизвестен -- Древневосточная литература
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из приведенных цитат мы видим, что исторические взгляды М. Н. Суровцева отличаются наивностью и эклектизмом, характерными для «научного» и «исторического» девятнадцатого века. Так, сравнивая Китай с Грецией и Римом, он приходит к выводу: «Китайский мир своим тысячелетним существованием доказывает нам, что государство тогда только может жить долгие времена, когда оно будет обладать высшей перед другими — соседними — цивилизацией, не будет бессмысленно стремится к восприятию чужих элементов, часто разлагающих самый состав государственного строя» (л. 2). А «вековую привязанность народа к известному строю» обусловливают, по его мнению, «географические причины», прежде всего «климатические особенности». Подтверждение этой мысли автор видит в истории древней Греции и Древнего Рима, которые «пали под давлением чуждых элементов, принятых ими». С одной стороны, здесь традиционное, идущее еще из средних веков, объяснение гибели великих государств и культур вмешательством варваров, но, с другой, и нечто большее, а именно — попытка постановки проблемы культурного взаимодействия различных цивилизаций. Вопрос этот особенно актуален в наши дни.
Достаточно прогрессивным для своего времени нужно признать и стремление М. Н. Суровцова объяснить политическое могущество того или иного народа его «материальным положением» (л. 56). Он не пользуется таким понятием, как «исторический прогресс», но, судя по некоторым высказываниям, данная проблема его занимает. Он близок к формирующейся в то время циклической теории, представленной немецким историком Леопольдом фон Ранке: «Каждая эпоха находится в непосредственной связи с Богом». Киданьская династия «вызвана была на историко-политическую сцену той же самой силой, за счет которой она возросла и которой была задавлена в период своего владычества за Великой стеной, в период развития китайской гражданственности и ее усыпляющей обстановки» (л. 11). Сравнивая двух киданьских императоров — Дао-цзуна и Ши-цзуна, живших с интервалом в столетие, М. Н. Суровцов понял, что их объединяет: оба стремились «поднять национальный дух, засыпавший под влиянием окружающей обстановки» (л. 21).
История государства чжурчжэней повторяет историю государства киданей, но чжурчжэни были менее китаизированы, поэтому сохранили свой «воинственный дух». Это проявилось, по мнению М. Н. Суровцова, даже в поступках их последних правителей: изнеженный, испорченный китайским влиянием киданьский император Тянь-цзо бежал из осажденного города, а чжурчжэньский Ай-цзун предпочел самосожжение (л. 77). Думается, что перед нами не простое подражание западной или восточной историко-философской традиции, а попытка разобраться в ситуации самостоятельно.
Автор «Цидань го чжи» Е Лунли гибель киданьской династии объяснял вмешательством Неба и развитием государства, подобно любому биологическому организму. В соответствии с давней китайской исторической традицией, он отмечает: «Как говорит предыдущая история, если гибнет одна деспотическая династия, на смену ей обязательно приходит другая, поэтому Агуда, живший при императору Тянь-цзо, — это тот же Абаоцзи, живший при Поздней династии Тан. Когда кончается момент наивысшего подъема, в реке Цзин начинают течь грязные воды, а в это время такими же грязными становятся дела людей... Наблюдая за неразумным правителем, можно сказать, что о нем болит сердце, но разве его существование, гибель и замена другим не зависят от воли Неба?»[156]. М. Н. Суровцов же в первую очередь выделил влияние китайской культуры и, как следствие, утрату киданями их самобытности, разрыв связи между народом и правительством (л. 77). Под отсутствием связи между народом и правительством он подразумевает возникшее глубокое противоречие между китаизированной аристократической киданьской верхушкой и верными народным обычаям племенными массами.
История киданей рассматривается М. Н. Суровцовым в неразрывной связи с историей дальневосточного региона в целом и Китая в частности. Это было обусловлено не только его общеисторическими воззрениями, но и тем, что в данном случае он основательно зависел от основного источника — «Ляо ши», а составителей хроники интересовали именно взаимоотношения Китая и киданей. Китай для М. Н. Суровцова не только «колыбель европейских народов, откуда они вынесли основные формы миросозерцания» и некоторые великие изобретения (книгопечатание, бумага, компас), но и мощный очаг цивилизации, под влиянием которого находились соседние государства, многочисленные кочевые роды и племена. Это не менее мощный очаг, чем западноевропейский, ведь и «на пресловутом Востоке могут родиться и действовать такие же люди, как и на Западе» (л. 17). И здесь развивается «городская жизнь», которая порождает порок. Поэтому, хотя миросозерцание китайцев и «нехитрое», но сами они «не совсем безупречные». Чем цивилизованнее государство и образованнее общество, тем оно порочнее, но и долговечнее, ведь они не стремятся к «бессмысленному» копированию чуждых элементов культуры (л. 6). Кидани же, по его мнению, понимали «различие начал, на которых основывали свой быт две национальности», и стремились отделить себя, устраняя, таким образом, диссонанс, ведущий всегда к «печальным результатам» (л. 75 об.).
Порочной оседлой цивилизации М. Н. Суровцов противопоставляет «первобытные нравы» кочевников, которые «чисты и безыскусственны». Отчасти он противоречит себе, тоже стремясь к «благоустроенной, гражданской жизни» (л. 64). Вслед за Монтескье, М. Н. Суровцов заявляет, что «восточные деспоты вообще избегают раздражать народ» (л. 64 об.), поэтому, вероятно, Восток не знает революционных потрясений. Он не раз высказывает мысль: кочевые народы не только не уступают в чем-либо земледельческим, но и в определенном смысле выше их. Воинственность кочевников противостоит «китайской трусости» и «китайской гражданственности», культура их не примитивна, а своеобразна, и воинственность — один из ее элементов. Эти культуры не просто сосуществуют, они противостоят друг другу.
Кочевникам М. Н. Суровцев явно симпатизирует, а история Китая его интересует лишь как дополнение к истории киданей. Рассматривая доимперский период истории киданей, он особое внимание уделил методам китайских правителей по «привлечению Среднеазиатцев в сети своей обстановки». Насильственные методы, например, «бумажное разделение на округа (по образцу Китая) и введение на землях кочевников китайской администрации, не приводили к желательным результатам», а «подарки и посулы», торговля, приемы при дворе, поселение среди китайского населения почти всегда оправдывали себя. Оседлый образ жизни и «другие роды деятельности» кидани заимствовали от Китая. М. Н. Суровцову неплохо удалось показать конфликт двух миров и