Сны чужие - Денис Луженский

- Да не полезу я никуда без тебя! Не полезу!

Антри вскинул голову, снова быстро, почти судорожно кивнул, и исчез в кустах, плотно обхватывающих тропу своими зелеными объятиями.

Олег проводил его взглядом, вздохнул и медленно пошел дальше по самому краю обочины. Стало уже совсем жарко, окружающая действительность медленно погружалась в горячее полуденное марево. Пересохшая глина под ногами со слабым скрипом рассыпалась в мелкую изжелта-серую взвесь, легко поднимающуюся вверх при каждом движении ног. Пыль была вездесущая, всепроникающая… до банальности похожая на пыль из другого мира.

Он внезапно осознал, что толком не знает что собирается делать. Даже если селение еще не превратилось в одно большое кладбище, чем он может помочь ему в одиночку? Да и будь он хоть суперменом… сможет ли он убить кого-то? Не в мыслях - по-настоящему…

Пока растерянный, смущенный разум неуверенно пытался протестовать, ноги все несли тело вперед, в обход густой древесной поросли, скрывающей деревенскую ограду. Происходящее чем-то напоминало сон, где ты живешь по странному, навязанному тебе подсознанием сценарию, делаешь что-то вовсе тебе не свойственное, ведешь себя так, как никогда в реальности себя бы не повел.

И когда на дороге прямо перед ним появилась фигура в распахнутой на груди "клепаной" безрукавке, с мечом за спиной, он даже не удивился. И почти не испугался.

Сознание Олега разделилось надвое. Привычная, земная, человеческая сущность удивленно взирала на все как бы со стороны, тщетно пытаясь вернуть контроль над телом, начавшим двигаться по велению чужого рассудка, заполнившего собой Олега… который в этот самый миг Олегом быть перестал…

Он крепкий и сытый, этот кальир. Маслянисто-равнодушный взгляд окидывает стоящего перед ним незнакомца, будто прицеливается для броска смертельно ядовитая змея… и скрещивается со взглядом чужака. Видно, что-то он прочитал в голубых с прозеленью глазах, в напряженно застывших чертах лица, в угрюмом изгибе бровей, перечеркнутом прямо над левым глазом узким штрихом недавно зажившего шрама… Он что-то определенно прочитал там, крайне неприятное для себя, ибо взгляд кальира разом теряет равнодушие, становясь пронзительным и опасным. А рука его неторопливо тянется за спину - к ножнам!

Окончательно потерявшее контроль над ситуацией человеческое естество мечется в панике, но тело… проклятое чужое тело, отказываясь повиноваться, уже само идет навстречу противнику. Правая рука столь же неторопливо ползет к левому плечу и даже лицо предает - кривится в брезгливо-презрительной ухмылке, а глаза, вместо страха и растерянности, поливают врага леденящей душу ненавистью…

- Ш-ш-ш-ш! - приветствует чужой клинок легко выходящий из ножен Шрам. Пальцы устраиваются на шероховатом эфесе удобно… привычно…

"Стой! Подожди!"

Не родившийся крик рвет горло, будто пытаешься проглотить ком смятой наждачной бумаги. Глаза, помимо воли, оценивают положение кальира, его движения, оружие… У того к широкому сэй-горскому ардасану добавился длинный восьмигранный кинжал… Что ж, лишний клинок - еще не преимущество. Все решит мастерство бойца…

"Господи, что я делаю?! Что я мыслю?! Чем оправдываю безумие своих поступков?! Господи, если ты существуешь…"

Путаются мысли, бьются в истерике чувства… а ноги мягко ступают в изжелта-серую дорожную пыль и семьдесят сантиметров бритвенно заточенной стали слегка покачиваются в руке при каждом шаге…

- Х-ха!

Кальир бьет стремительно, на выдохе, норовя попасть острием меча под нижнюю челюсть. Чужое тело легко уворачивается, парирует выпад кинжалом в живот, приседает, пропуская свистящую сталь над головой… Тело действует само, без подсказки и вмешательства разума. Навыки и рефлексы, всосавшиеся в кровь, ставшие продолжением мышц и нервных окончаний, заставляют его работать стремительно и точно, как хорошо отлаженный механизм…

Парировать… Уклониться… Нырнуть противнику за спину…

Кальир снова бьет - кинжалом назад. Зная, что не промахнется - лезвие должно по самую гарду войти в бок самоуверенного юнца. Он никогда не промахивался с этим ударом. Не может оплошать и сейчас… И когда его безотказный выпад уходит в пустоту, он даже не удивляется, скорее ощущает что-то вроде растерянности…

А Олег, будто бы со стороны, заворожено наблюдает, как его рука мягко обтекает чужое оружие, скользит дальше и выше, замирает на миг… и начинает падать вниз, чтобы пройти ровно между эфесом кинжала и локтем наемника… Вот сейчас отрубленная кисть, кувыркаясь, отлетит в сторону, противник закричит и, дурея от боли, подставит под удар свою незащищенную доспехом шею… и умрет…

Тривиальный испуг мгновенно охватывает жаром все тело, жидким огнем растекается по позвоночнику, сотнями игл впивается в виски и затылок… И рука промахивается! В последний момент чуть вздрагивает, изгибается запястье и скользящий удар клинка лишь срезает клок плоти с чужой десницы, да выбивает кинжал…

…тут же острая боль рвет левый бок, перехватывая дыхание. Перед глазами мелькает торжествующе-взбешенная физиономия кальира…

…рефлексы срабатывают с точностью и резкостью пружины мышеловки: ноги выписывают в пыли затейливый танцевальный пируэт, родившееся в плече движение перетекает в руку и завершается хлестким, как взмах кнута, косым ударом…

Боль…

Воздух с хрипом проходит сквозь горящие легкие…

Дышать…

Нужно дышать…

Дышать, чтобы жить…

Жить, чтобы двигаться…

Двигаться, чтобы… чтобы…

Олег осознал, что стоит на одном колене, опираясь левой рукой в костяную твердь скрытой под слоем пушистой пыли дороги. Правая рука пребывала в положении "на весу", и чем дальше она в нем пребывала, тем упорнее тянуло ее что-то вниз. Несколько секунд он тупо разглядывал намертво стиснутый пальцами эфес шиссы, прежде чем сообразил что это такое. Еще совсем недавно гладкое и блестящее, сейчас лезвие по всей длине покрывали потеки ржавчины…

Нет… не ржавчины… Ему достаточно было опустить взгляд ниже, чтобы понять происхождение "ржавых" пятен на клинке. Прямо перед ним, не более чем в полутора шагах от его колена, упирающегося в окаменевшую под солнцем глину, лежал кальир. Он раскинулся под палящими лучами Мирры вольно и обессилено, как раскидывается у подножия зеленого холма уставший путник… Смертельно уставший путник. "Ржавчина", красно-бурая, местами отдающая в алый, обильно покрывала его левую руку. И еще гуще - небрежно распахнутую на груди безрукавку под которой тускло серебрилась легкая пехотная кольчуга… И еще - она пузырилась у кальира на губах, мешалась с дорожной пылью и стекала из уголков рта вниз, вдоль запрокинутого подбородка…