ПОЛВЕКА В АВИАЦИИ Записки академика - Евгений Федосов

В то время были проведены знаменитые исследования, в результате которых родился такой термин, как «ядерная зима». Они велись в вычислительном центре Академии наук СССР научным сотрудником Александровым. Руководил этими исследованиями академик Н. Н. Моисеев, в какой-то мере в них участвовал и академик Е. П. Велихов… И они, проведя математическое моделирование, показали, что массовые пожары, которые могут возникнуть от горения лесов и промышленных объектов после применения ядерного оружия, дадут такой выброс дыма и копоти в атмосферу, что произойдет затенение солнечных лучей и перераспределение температурного поля Земли. Начнется «ядерная зима», в результате которой человечество лишится аграрного сектора, что может вызвать в конечном итоге его гибель.

Но тут рассматривался только один фактор - пожаров. А ведь при ядерном взрыве возникает и масса других - от радиоактивного поражения до ударной волны. Тем не менее почему-то обе стороны не захотели заниматься исследованиями в этом направлении. Может потому, что публикации на тему «ядерной зимы» вызвали поистине шоковый резонанс в мире. Александров же, который в основном делал эти расчеты, таинственно исчез. Он выехал в Испанию и пропал. Никто о его судьбе ничего не знает…

Итак, переговорный процесс между США и СССР шел все активнее, и мне пришлось принимать в нем участие по линии Академии наук. У нас существует соглашение с Национальной академией наук США, по которому группа американских и советских (а ныне российских) ученых, куда вхожу и я, два раза в год проводит встречи: в Вашингтоне и Москве. Публикаций о них, по договоренности, не должно быть, но протоколирование заседаний обязательно. Нам дано право обсуждать любые темы, не ограниченные никакими заслонами политических решений. На этих встречах мы, ученые, искали возможные решения таких сложнейших проблем, как осуществление контроля боевых головок МБР, наличие на борту подводных лодок ядерного оружия и т. д. Все вопросы обсуждались очень открыто и с самыми благими намерениями решить их наилучшим образом. В них, к примеру, принимал участие профессор Станфордского университета Пэрри, который позже стал министром обороны США в администрации Клинтона и ряд других выдающихся ученых.

С нашей стороны в них участвовали в основном ученые-физики и такие «системщики» как я, поскольку чаще других обсуждались именно физические проблемы возможного воздействия ядерных взрывов на человека и природу Земли. Все встречи проходили очень конструктивно, и чувствовалось, что обе стороны действительно искали ответ на вопрос как избежать ядерного кошмара? И надо сказать, итоги этих встреч весьма серьезно влияли на ход официальных переговоров. Мы как бы прощупывали их возможные пути, искали основу, а политики, на базе наших протоколов, вели уже обсуждение конкретных договоров.

Наш институт был включен в процесс переговоров как по ограничению ядерных, так, в дальнейшем, и обычных вооружений. По первым переговоры велись много лет в Женеве, и от нас в них участвовал мой заместитель доктор технических наук Александр Михайлович Жеребин. И по сей день наши специалисты являются экспертами в области контроля действий по разоружению и по программе «Чистое небо». Я же участвовал в переговорах в Вене по сокращению обычных вооружений, которые шли очень сложно. Группу переговорщиков возглавлял посол Олег Гриневский - «карьерный» дипломат, очень квалифицированный… Мне приходилось часто сталкиваться с нашими дипломатами высокого ранга, но в большинстве своем они были в прошлом партийными работниками, и я не скажу, что обладали высокой квалификацией в дипломатическом деле. Гриневский выгодно отличался от них, и чем-то напоминал дипломатов старой русской школы, о которых я знал из книг.

Переговоры в Вене шли значительно сложнее, потому что в них участвовали 16 стран НАТО с одной стороны, а с другой - страны Варшавского договора и, как ни странно, Ватикан… Ключевыми фигурами, конечно, были США и СССР, но искать приходилось решения, которые бы удовлетворили всех. И многонациональность участников переговоров очень осложняла их поиск, поскольку все время возникали какие-то нюансы. Надо сказать, что в нашем лагере уже не было единства. Двурушнически вели себя венгры, в какой-то мере - румыны. Наиболее верными нашими союзниками были немцы из ГДР и болгары. Поляки держались нейтрально. С венграми дело доходило до того, что уже через час после выработки всеми нами какого-то решения страны НАТО его знали. И сообщали им эту информацию венгры или румыны. Таких наших союзников в стане НАТО не было… Но и у них возникали небольшие конфликты - каждая страна отстаивала свои интересы.

Я был там как эксперт по авиации, вокруг которой и шли основные споры. По танкам, артиллерии, другим видам оружия довольно быстро все пришли к соглашениям, потому что мы явно превосходили НАТО по ним, но у нас было много устаревших изделий. Это старье сократили, и мы по количеству танков и пушек вышли на паритет. С авиацией же дело оказалось сложнее. Страны НАТО обладали значительными авиационными группировками, как национальными, так и суммарными, и, конечно, они стремились навязать сокращение наших ВВС. Су-27 и МиГ-29 только начали поступать в части, у нас было много старых самолетов, а страны НАТО уже провели у себя перевооружение на новые типы. В результате их парк самолетов оказался меньше, но более высококачественным. И они уже предлагали уравнять число самолетов только в количественном выражении, что нам было не выгодно. Много споров было по вертолету Ми-24: куда его отнести - к транспортным, военно-транспортным или боевым вертолетам? Я пытался доказывать, что он - военно-транспортный, но этот «фокус» не прошел, поскольку получилось, что у СССР вообще нет боевого вертолета. Поверить в это никто не мог, хотя по договорам нам выгодно было иметь его в графе «военно-транспортный», так как их разрешалось иметь больше, чем боевых.

В общем, эти переговоры оказались сложным и тонким делом, поскольку, когда считаешь ядерные заряды, то можешь обойтись простейшей арифметикой, а при рассмотрении обычных вооружений приходится учитывать их качество, эффективность, состояние и т. д. Нам даже стали навязывать «географические проблемы», оговаривая количество таких вооружений по зонам: в Северной, Центральной и Южной, с учетом стран Варшавского Договора. Когда же теперь ряд этих стран переходит в НАТО, то баланс, достигнутый в 90-х годах, явно нарушается не в пользу России…

Надо сказать, что американцы очень хорошо знали состояние наших Вооруженных Сил. Я это почувствовал, когда мы начали получать предлагаемые ими контрольные цифры: они точно совпадали с нашими расчетами, в том числе и по авиации. Видимо, их разведка работала неплохо, и они умели хорошо анализировать получаемую информацию. К примеру, они отлично знали возможности Ту-22, что вызывало бесконечные споры, куда его относить - к тактической или стратегической авиации. И прочее, и прочее… Обе стороны пытались вначале загнать друг друга в состояние обороняющихся, а потом, методом уступок, «перетягивания каната», достигалось какое-то взаимоприемлемое соглашение.

Но тут приходится отметить, что первым сдавался тогдашний министр иностранных дел Э. А. Шеварнадзе, и мы шли на уступки. Казалось, вот-вот «дожмем» своих противников в каком-то вопросе в нашу пользу, но приходила директива из Москвы от министра, навязывающая нам решение, к которому стремились страны НАТО. И это повторялось регулярно. Очень энергично этому нажиму со стороны МИД сопротивлялись представители Минобороны, сотрудники же КГБ, ВПК и ЦК КПСС занимали более спокойную позицию. Представители этой «пятерки» ведомств входили в группы всех уровней - и переговорщиков, и юристов, и экспертов… Но фактически все вопросы вначале решались в Москве, где собирались руководители этих ведомств и отрабатывали решения, с которыми мы потом и шли на переговоры. Впрочем, это был взаимоперекрещивающийся процесс - решения отрабатывались и на основе той информации, что приходила к ним из Вены.

Мы все пользовались большими привилегиями, были на уровне дипломатов Организации Объединенных Наций, имели паспорта, благодаря которым могли передвигаться по всей Европе, как Западной, так и Восточной. Я, правда, этим не воспользовался - не хватило времени на такие поездки, практически все отнимала работа. Жили мы в окрестности Вены, в очень живописном месте Баден, рядом с отелем находилась вилла известной кинозвезды Марики Рок…

В общем, в Вене я прошел хорошую школу, где почувствовал, как «скрещиваются шпаги» настоящих дипломатов в борьбе за интересы своих государств. Здесь же мне стало окончательно ясно, что иного пути развития человечества, чем достижение договоренностей между двумя общественно-политическими системами, на которые расколот мир, - нет. Надо договариваться… К сожалению, когда разрушился Советский Союз, и страны Варшавского договора качнулись в сторону НАТО, все эти договоренности частично обесценились. И надо их пересматривать. Но тогда мы дрались за каждую запятую в тексте, каждый танк и самолет.