Чёрная Мальва - Эльвира Бражник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Медленно протянув руки с черными когтями, бледная женщина взяла ребенка и так же медленно притулила к груди. Только сейчас правитель уловил ее эмоции во взгляде и в ауре: боль, тоска, неверие и всепоглощающее счастье. С черных блестящих глаз на бледную щеку потекла черная слеза, за ней еще одна. Странная женщина необычной красоты сглотнула, с трудом выдохнул воздух и, закрыв истекающие черными слезами глаза, прижала сильней к себе младенца.
— Спасибо, — хрипло сказала женщина. Уйдя с подушек и ступив на землю, она расползлась корнями, исчезнув.
Все остались безмолвны. Мальчик молчал от безмерного удивления всей этой ситуацией, правитель не сказал ни слова от осознания, что сейчас увидел самую сильную магию, а правительница не говорила, потому что плакала — до того ее тронули чувства матери нашедшей свое дитя.
* * *Крыша избы покосилась, половицы опасно скрипели при ходьбе, деревья вокруг оплели старое жилище. На изрядно прогнившем в ножках стуле сидел маленький мальчик и заворожено смотрел на женщину сидящую, на лавке перед ним. В руках женщины лежал младенец, закутанный в красивые пеленки.
Мальчик проснулся утром в этой избе, а возле него сидела женщина, рассматривая его. Ему все казалось, что он ее знает, но он никак не мог вспомнить кто она.
— Теперь ты со мной, и ты больше не будешь один, — тихо и спокойно сказала она, рассматривая младенца. Своей страшной рукой с черными когтями женщина гладила младенца по голове и улыбалась, сыто, из чего мальчик сделал вывод, что она есть его не будет, во всяком случае — первого, младенец, кажется, ей нравился больше, хотя им и не наешься. А еще он понимал ее!!! Она говорила так же, как и он! Рассмотрев младенца, мальчик все-таки сделал вывод, что этот ребенок ее.
— Это ваш ребенок? — спросил он, завидуя младенцу, он бы тоже хотел маму, даже такую странную.
Кинув на него взгляд, она улыбнулась, сощурив глаза, будто большая кошка.
— Мой. Ее зовут Киорра и она твоя младшая сестра.
Мальчик округлил глаза и вцепился пальцами в деревянное сиденье стула. Он совсем не похож на женщину… только волосы крутятся как у нее, но это вроде бы было единственное сходство между ними. Глаза его были желтыми, а у женщины черными, да и ноги у него как и у всех светошей, зато у нее лапо-подобные…
— Но если она моя сестра, а вы ее мать… то…
— Я твоя мама, Лиирон.
— Мама… — повторил он шепотом и глаза мальчика начали печь. — …Но… почему вы бросили меня…
— …Я не бросала тебя, тебя забрали у меня.
Мальва встала с лавки, аккуратно положив на нее дочку, и подошла к Лиирону. Все в нем было неизменно, он переродился таким же, как в день смерти, только штаны и кофта на нем были одеждой светлых. Закрыв глаза, она коснулась лбом его виска, вдыхая запах своего ребенка, такой родной и чуть не забытый. Ее руки погладили его кудряшки, лицо.
— Я за тобой так скучала, — голос ее надломился. — Если бы не та счастливая случайность, я бы тебя никогда не увидела…
— Мама? — пискнул мальчик, заметив, что женщина плачет черными слезами. В Лиироне страх и надежда смешались воедино.
««Мама» как же это звучит… приятно», — подумал Лиирон. Не успел мальчик переспросить, правда ли то, что говорит женщина, не обманывает ли она его, чтобы сделать больно, как она отпрянула от него, закрывая своей спиной. От нее вдруг повеяло резким сладким запахом — запахом чар. Лежащая на лавке девочка, каким то образом тут же очутилась в руках мальчика, и тот неуклюже прижал ее к себе, чтобы не упала.
Скрипучая, сырая дверь приоткрылась и в избу всунулась большая голова оленя, скребнув рогами дверь.
— Ты нашла своих детей, ты должна возвращаться. Ты должна вспомнить, где тебя ждут, — послышался отовсюду голос. — Не упрямься. Вспоминай. Тебя ждет тот, кто нуждается в тебе. Вспоминай…
Глава 14
Звон покачнувшейся на блюдце чашки разбудил меня. Ветер из открытой веранды коснулся щеки и коротких волос, вьющихся и растрепанных. Тело, после, несомненно, долгого сна, ощущалось слабым и непослушным. Голова тоже была будто заполненная морской водой.
Встав, я пошла к веранде, с которой открывался вид на туманные верхушки знакомых гор — я у демонов. В голове произошел взрыв адреналина, как только я вспомнила, что не должна быть одна. Выбежав из комнаты, я побежала по каменному коридору, скребя стены когтями на поворотах. Лапы бесшумно бежали по холодному камню. Звук тарелок и ложек послышался от большой двери слева, и я резко повернула туда, открывая дверь и врываясь в комнату.
В нос ударил запах демона, молочной каши и испуга. Я громко сглотнула, сообразив, что дети здесь. Стоя неподвижно, я смотрела на обеденный стол, за которым сидел Агроз держащий в руках мою дочь. Кинув взгляд на окно, я увидела Урэша с сыном: ранит что-то делал вместе с ним на широком белом подоконнике.
Маленькая рука Киорры поднялась в воздух и ударила в грудь демона, из-за чего тот оторвал взгляд от меня и перевел свое внимание на мою дочь. Лиирон слез с подоконника, положив на него тонкую веревку и ткань, которую держал в руках. Сын медленно подошел ко мне, настороженной и даже испуганной.
— Мама.
Его желтые глаза улыбались, губы тоже растянулись в улыбку. На голове у него я заметила несколько хлебных крошек.
— Я вспомнил, мама, — сказал он и, уткнувшись лицом мне в ноги, обнял.
Несмотря на то, что ему было три года, он выгладил как пятилетний ребенок гарров. Их дети медленно растут, но наши быстро, в том числе и драконьи. Но, несмотря на свой возраст, головой он не доставал мне и до живота. Я, аккуратно расцепив его руки на моих ногах, на секунды отстранила его, чтобы сесть на колени и обнять самой. Ничего не хотелось говорить, было приятно обнимать его и не нарушать того спокойствия притаившегося межу нами сейчас. Никогда не думала, то смогу вернуть их, мои детей. Спустя какое-то время я снова отстранила его. Желтые глаза моего сына не блестели от слез, как и мои — мы достаточно наплакались, с меня хватит.
— Ты ел? — спросила его тихо, улыбнувшись уголком губ.
— Ага.
— Да… я вижу, — проговорила, убирая крошки с его головы. Для меня всегда останется загадкой, как они там появляются.
— Мама, — привлек к своему лицу мое внимание Лиирон. — Папа тоже жив?