Очерки японской литературы - Николай Конрад

Общественно-политические взгляды Миякэ отличались определенным консерватизмом. Это впервые выявилось в 1884—1885 годах в связи с позицией, занятой им по отно­шению к движению за романизацию японского письма. Он выступил против этого движения во имя необходимости сохранять свое «национальное достояние». Известна его полемика по этому поводу с деятелями «новой поэзии» — Тояма, Ятабэ и другими. Эти своп «охранительные» взгля­ды Миякэ перенес и на страницы вновь основанного жур­нала «Ниппондзин», провозгласив в нем лозунг «Кокусуй ходзон» — «Охрана национальной красы». Этим самым Миякэ и его единомышленники стали во главе националистнческой реакции конца 80-х и начала 90-х годов прош­лого столетия.

«Не подражайте без разбору всему европейско-амери­канскому,— взывал журнал «Ниппондзин» в первом сво­ем номере.— Нужно беречь свою национальную красу (кокусуй). Опьяняться иноземной культурой п отвергать все достойное и прекрасное в себе самих, то есть свою на­циональную красу — ни в коем случае не следует».

Этот призыв к охране «национальной красы» сопро­вождается в других областях японской общественной жиз­ни того времени попытками реставрировать старое — из того, что было в первое время сгоряча отброшено как не­годное. Началось движение за восстановление буддизма. Иноуэ Энрё, один из соратников Миякэ по обществу «Сэй- кёся»,— издает книгу «Живое учение буддизма» («Буккё кацурон»). Он же основывает «Философский Институт» («Тэцугакукан»), долженствующий заново поставить изу­чение «Восточной философии», в первую очередь — кон­фуцианства. Все это делается для того, чтобы помешать японской буржуазной молодежи переходить в христиан­ство, что она делала в то время с большой охотой, привле­каемая не столько религиозными эмоциями, сколько стрем­лением как можно ближе познакомиться с европейскими идеями.

В 1888 году учреждается «Ниппон коккё дайдося» — Ассоциация японской национальной религии. Ее деятели мечтают о создании — на основе конфуцианства, буддизма и синтоизма — новой государственной религии, с одной стороны, опирающейся на «национальное достояние», с другой — могущей удовлетворять запросы новых «мэйд- зийских людей». Пропаганде этой религии служит орган Ассоциации — журнал «Дайдо соси».

Необходимо отметить, что далеко не все круги япон­ской буржуазии были захвачены этой националистической реакцией. Многие, и притом очень влиятельные, группы этой буржуазии продолжали хранить верность прежним идеям либерализма, правда, очень умеренного.

Во главе их стояли деятели второго влиятельнейшего в те годы объединения — Общества друзей народа («Минъ- юся»), руководимого Токутоми Сохо. Это содружество старалось бороться на два фронта. С одной стороны, его члены протестовали против «беспорядочной европеиза­ции», с другой стороны — они восставали и против «тупо­го национализма». Кроме того, основным тезисом их было положение, что новая культура должна быть построена «силами всего народа», а не одних только передовых слоев. Отсюда своеобразные демократические тенденции у них; именно они ввели в японский обиход словечко «демокра­тия», быстро ставшее весьма популярным. Как тогда по­нимался этот демократизм, могут показать следующие слова Такэкоси Йосабуро, бывшего одним из наиболее активных членов содружества. «Что такое демократизм? Это значит: распространить социальные блага па наибо­лее многочисленные массы населения и вместе с тем разлояшть на отдельных людей ответственность и обя­занности общества в целом. Это значит: повышать цен­ность человеческой личности, идя в ногу с прогрессом общества».

Рупором «Содружества народа» был журнал «Кокумин-но томо» («Друг народа»), основанный в 1887 году и редактируемый Токутомп Сохо. Журнал этот целиком был посвящен пропаганде указанного «демократизма» и поль­зовался огромной популярностью среди молодежи тех лет, видевшей в нем наиболее передовой орган своего времени. Токутомп превратился в общепризнанного вождя передо­вой молодежи, а его книги — «Будушая Япония» («Сёрай- но Ниппон»), и «Молодежь новой Японии» («Син-Ниппон-но сэйнэн») стали евангелием либеральных кругов. В пер­вой книге Токутоми рисовал будущую демократическую Японию, во второй — набрасывал портрет «молодого чело­века», создателя этой будущей Японии.

Как известно, молодой радикальный пыл молодой япон­ской буржуазии — при всей своей скромности — был еще к тому же недолговечен. Буржуазия быстро превратилась в реакционную силу. Блок с помещичьими слоями, совмест­ное наступление на крестьянство и вновь появившийся пролетариат — все это обнаружило, что демократические устремления японской буржуазии не действенны. Поэтому в конечном счете из спора японских «западников» — радика- лов-демократов с «японофилами» — консерваторами вы­шло то же, что и в политике: дело кончилось и тут ком­промиссом. Подобно тому как японская конституция явля­ется политическим документом буржуазно-помещичьего компромисса, подобным же документом идеологического компромисса является знаменитый «Манифест о воспита­нии» 1890 года («Кёпку-тёкуго»), предписавший насе­лению — в качестве официальной идеологии — политико- моральные принципы старого феодализма, вроде вернопод­данности и сыновнего долга, с некоторым довеском бур­жуазных идей, вроде идеи прогресса.

Националистическая реакция нашла свое отражение и в литературе. Буржуазия начинает вспоминать свое соб­ственное прошлое, то время, когда она еще в облике «тре­тьего сословия», в лице ремесленников, торговцев феодаль­ного города впервые накопляла свои силы для предстоя­щей борьбы. Происходит своеобразный ренессанс литера­туры того времени. Признанный классик торговой буржуа­зии XVII века Сайкаку, с его реалистическими романами из городской жизни, становится учителем для писателей промышленной буржуазии 80-х годов XIX века. Оживают и другие писатели той эпохи, особенно те, которые счита­лись лучшими выразителями так называемого «эдоского духа», старого Токио. Этот эдоский дух — вышеописанный гротеск, шутка, сатира, острое словцо, всяческое остро­умие на основе трезвого, чисто рационалистического вос­приятия жизни. И все это воскрешение своего прошлого соединяется с неудержимой целеустремленностью, укреп­ленной долгими годами борьбы с сёгунатом и двадцатплет- ним опытом по созданию нового режима. В этих идеологи­ческих сдвигах и коренятся все литературные течения этих лет.

Для чего все это было нужно объективно? По-видимо­му, перед новой японской литературой, в первые десяти­летия или совершенно не соприкасавшейся со старой, или же от нее отталкивавшейся и поэтому оказавшейся пре­доставленной собственным силам или подражанию Запа­ду, встала теперь задача, которую мы называем «усвоение литературного наследия». Новая литература для того, чтобы выйти па широкую дорогу, нуждалась в обогащении своих выразительных средств, новые писатели нуждались в «учебе у классиков». И все положительное, что японская литература вынесла из этой полосы «возрождения национальной красы», сводилось именно к обогащению выразительными средствами, и в первую очередь сред­ствами языка, доведенного токугавскимп писателями до большой степени гибкости и выразительности. Усвоив это наследие, новая литература получила прочную базу для своего дальнейшего развития. Новые писатели научились искусству обрабатывать сюжет, строить повествование; они научились и пользоваться языком.

И тем не менее большая дорога новой литературы ле­жала не в этом направлении. Первая внешняя война (с Китаем, 1894-1895 гг.) подвела черту под этой полосой. Японская буржуазия победила; силу новой страны почув­ствовал не только Китай, но и Запад. Преграды, лежащие на пути в виде «западной опасности», в значительной сте­пени отпали. Поэтому и оснований для антиевропеизма никаких особых уже не было. В то же время было вполне понятно, что путь к старому невозможен. И после годов безудержного преклонения перед всем западным, после последующих лет такого же восхваления своего, на­ционального, с японо-китайской войны начинается полоса органического роста новой буржуазной культуры, а вместе с ней и литературы.

VI

Повествовательная литература этих лет (перед японо-китайской войной), конечно, не ограничивается тремя именами: Койо, Киме и Рохаи. Они представляли собой только главную линию, стояли на первом месте, особенно Койо и Рохан. Кроме них, работало и имело нередко очень большой успех немало и других писателей. Впрочем, в основном и те так или иначе примыкали к основному тону главных авторов: националистический дух захватывал с той или другой стороны и их.