Трудная профессия: Смерть - Mirash

Я вгляделась в ее бледное лицо. Работа в качестве сиделки при Джури была, конечно, очень тяжелой физически и морально, но Тане это, думаю, было на пользу. Она хоть немного переключилась на другие проблемы и сегодня вечером даже добровольно спустилась на ужин.

— Танюш, спасибо, но это твои деньги.

— Пожалуйста, поезжай, — так же негромко попросила она. — Мне они не нужны, а тебя порадуют. Мы справимся.

— Ладно, спасибо, — почти сдалась я. — Только посоветуюсь еще с Элиремией…

Старшая также одобрила мою поездку, пообещав приглядеть за девочками и наставницей. Сидя у нее на кухне в обнимку с кружкой кофе я делилась последними новостями и соображениями — мы с момента совместного дежурства толком не разговаривали.

— Баланс все ближе к грани, — с ней я могла позволить своему внутреннему отчаянию ненадолго выглянуть наружу. — А наставница последние дни без изменений. Врач почти прямым текстом говорит, что ситуация безнадежная. Я не знаю, как это сообщить девочкам и как принять самой…

— Ксюар, я бы очень хотела тебе помочь, но здесь остается только надеяться.

— У меня уже нет сил надеяться. Если она умрет, мне кажется, рухнет все.

— Не рухнет, ты не позволишь. И мы будем рядом.

— Я не только об этом.

— Я поняла.

Мы замолчали.

— Сколько вам лет? — спросила я.

— Сорок три.

— С виду от силы тридцать-тридцать пять…

— Мы не так быстро стареем, — пожала плечами она. — Хотя это требует от меня немалых усилий, признаю.

— Сколько вам было, когда вы стали старшей?

— Тридцать один. Да, я была взрослее тебя.

— А сколько сейчас Оксаремии?

— Точно не скажу, что-то около шестидесяти пяти. Почему ты интересуешься?

— Да вот задумалась, что ничего не знаю о своей наставнице, — грустно сказала я. — Пока она не оказалась в больнице, даже не догадывалась, что работает в банке, любит свечи и носит чулки, никаких колготок…

— Это ты как выяснила?

— Случайно, лазила по шкафам в поисках денег, — призналась я.

— Понятно. Насчет ее возраста могу просветить, Светларемии шестьдесят восемь лет, она немного старше Оксаремии. Вообще это норма, старшими становятся обычно в районе тридцати, если старшая будет наставницей, как правило, это лет через десять-пятнадцать… прибавь свой возраст.

— Разве не все старшие становятся наставницами? Я имею в виду таких старших, как вы, а не как я, конечно, — уточнила я.

— Нет, разумеется. Не каждая готова воспитать новое поколение, к тому же это поколение следует еще одеть и прокормить. Сама теперь понимаешь, не самая простая задача.

— Да уж… Спасибо за кофе, — я поднялась со стула. — К вопросу о прокорме… нужно возвращаться домой, моя очередь готовить ужин.

— Удачной тебе поездки. Загляни, когда вернешься.

— Хорошо, спасибо.

Утром в субботу я прощалась с девочками.

— Катюш, если что — сразу звони, на этих двух надежды нет, одна тихая паникерша, другая наслаждается прелестями депрессии, — отвела я Каттер в сторонку.

— Позвоню, не переживай. Отдохни хорошенько!

— Постараюсь, — я улыбнулась и обняла ее.

Катька у меня молодец. Вот из кого со временем должна получиться отличная старшая. Она ответственна, не склонна к лишним переживаниям, внимательна. Не будь она совсем малышкой, это она бы возглавила нас сейчас. Лузза тем временем деловито собирала мне пакет с продуктами. А вот она — отличный генерал мирного времени, обстоятельная и вдумчивая, заботливая и трудолюбивая. Без нее у меня бы ничего не получилось.

— Луз, оставь что-нибудь в холодильнике, я еду на шашлыки и вообще ни о чем таком тебя не просила!

Луззаремия непреклонно сунула мне пакет с едой.

— В дороге съешь. Ксюар, от тебя одни кости остались!

— Мне по долгу службы больше и не полагается, — пошутила я, сдаваясь и принимая пакет. — Спасибо. А где Танре?

— У себя в комнате была, вроде.

— Ясно, схожу к ней. Луз, последи за питанием младших, у тебя хорошо выходит. А то мы разоримся на обновлении гардероба.

— Хорошо, — улыбнулась она.

Я поднялась к Танремии, постучала и зашла. Танре сидела с учебниками за письменным столом и при виде меня робко улыбнулась.

— Ты зашла со мной попрощаться?

— А с кем же, остальные меня уважили, сами вниз спустились, — усмехнулась я, подходя к ней.

— Мне не хотелось мешать.

— Прихожая большая, уж нашли бы для тебя угол, — я крепко ее обняла и поцеловала.

— Разберешься с Ларисой? Она хорошая, только ей нужно своевременно давать указания. Деньги я тебе оставила, оплатишь выходные.

— Я могла бы посидеть с ними сама, — Танре прижалась ко мне щекой, обнимая в ответ.

— Лучше вымой полы, если опять хандрить надумаешь. И съезди сегодня на рынок, если не сложно, список у Луз.

— Съезжу, конечно.

У меня зазвонил телефон, я поспешно нажала «принять».

— Ксюш, мы тебя внизу ждем, — сообщила Вересная.

— Выхожу.

Вересные — Никита тоже решил вспомнить студенческие годы и посетить посвящение первокурсников, — предложили прокатиться с ними на машине туда и обратно. Это существенно снизило мои затраты на поездку, поскольку попытку оплатить бензин они возмущенно отвергли.

Никита помог закинуть в багажник рюкзак и резиновые сапоги, обнимая пакет с продуктами и термосом, я залезла на заднее сиденье. Никита уселся за руль, Женька расположилась рядом с ним.

— Как дела у крестной, выписали? — спросила я их.

— Да, все хорошо, она уже дома. У вас как?

— Тетя так же. А у Женьки лучше, она уже по несколько часов днем в сознании. Ее перевели в другую палату.

— Заговорила?

— Нет, это не так быстро. Но слышит и понимает, может показать глазами…

— Как она все воспринимает?

— Тяжело, — коротко ответила я.

Тяжело — это слабое определение. Придя в себя и впервые оставшись без надзора врачей, Джуремия первым делом потянулась к своей силе, пытаясь принять истинный облик. Ей не удалось, хотя она однозначно оставалась одной из нас, видя мою сущность старшей и чувствуя жизненный баланс. Оксаремия объяснила, что это нормально и со временем пройдет, но неудачная попытка окончательно подкосила Джури.

Я полагала, что понемногу, по мере выздоровления, Джуремия будет восстанавливаться и психологически, но пока она была нечастным и озлобленным существом, которому я не могла помочь. Меня она не желала видеть и после нескольких «бесед» отказалась общаться. Старшей, разумеется, тоже не признавала. Я просила девочек лишний раз вообще не напоминать о моем существовании и старалась не показываться ей на глаза, но это не всегда было возможно.