Грехи отцов. Том 2 - Сьюзан Ховач

— Ты великолепна с длинными волосами.

— Алисия говорит, что я напоминаю ей молодого ягненка.

— Алисия как всегда тебе завидует! Кстати, как у них дела с Корнелиусом?

— Трудно сказать. Я думала, что они уже снова на грани развода, но сейчас как будто бы все наладилось. Я восхищаюсь этой парой. Можешь ли ты себе представить, что они женаты тридцать шесть лет. И вообще, возможно ли жить с одним человеком тридцать шесть лет?!

— Давай попробуем выяснить это сами.

Я опрокинула бокал шампанского на кровать.

— Это предложение?

— А ты думаешь, что это научный эксперимент?

— О, Скотт, дорогой!

Вся боль куда-то ушла, мы оба стали смеяться.

— Ты уверен в том, что хочешь на мне жениться? — неуверенно спросила я. — Я ведь знаю, что ты с подозрением относишься к браку.

— Я не могу жить без тебя — это все, что я могу тебе сказать. Пока мы вместе, мне все равно, женат ли я, живу ли в грехе или нахожусь в качестве экспоната в зоопарке.

— В таком случае, считай, что ты одновременно женат и находишься в зоопарке! А ты уверен в том, что не имеешь ничего против моих детей? Я знаю, как ты относишься…

— Давай закончим обсуждать, как я отношусь к детям, лучше поговорим о том, как ты относишься ко мне. Я прекрасно знаю, что для тебя значат дети, и понимаю, что в твоем положении лучше иметь мужа, чем любовника. Это все очень разумно. На самом деле, ничего более естественного не бывает. Надеюсь, ты не думаешь, что я так эгоистичен, что не могу понять твоего положения, уважать его и приспособиться к нему.

— Нет, я так не думаю, но…

— Я постараюсь поладить с твоими детьми, Вики, я тебе обещаю. Я люблю тебя и сделаю все, чтобы ты была счастлива. Не волнуйся больше о детях.

Мои глаза наполнились слезами, ибо наконец-то я услышала то, что всегда хотела услышать. Я зашептала слова благодарности и нежно поцеловала его в щеку. Было уже поздно, и я почувствовала, что засыпаю.

Скотт нарушил тишину:

— Твоему отцу, Вики, это не понравится.

Я моментально проснулась. Впервые я обратила внимание на овальное лепное украшение на потолке вокруг люстры и другую лепнину в углах.

— Сейчас мы с твоим отцом в очень хороших отношениях, — сказал Скотт. — Но я боюсь, что он крайне подозрительно отнесется к нашему браку, и мы снова вернемся к тому, что случилось в шестьдесят третьем году.

— Хотела бы я посмотреть, как он это будет делать. — Я по-прежнему разглядывала потолок. Неяркий свет лампы на ночном столике отражался в подвесках люстры.

— Ты стала с ним ближе, не так ли? — сказал Скотт. — Я могу судить по тому, как он о тебе говорит.

— Да, мы с ним ладим. Это не так трудно.

— А если он попытается настроить тебя против меня…

— Скотт, мне тридцать шесть лет, я сама себе хозяйка, и больше ни один мужчина не будет диктовать мне, как устраивать свою жизнь.

— Отлично, я просто хотел предостеречь тебя.

— Все в порядке, а теперь давай забудем об этом. Я начинаю злиться при одной мысли, что вы с отцом продолжаете играть в эти бессмысленные и жестокие игры. Я собираюсь встать между вами с оливковой ветвью в одной руке и белым флагом в другой.

Он засмеялся:

— Судья выходит на ринг?

— Да, почему бы нет! — Я наконец перестала разглядывать потолок и повернулась, чтобы посмотреть на него. — Не пора ли, чтобы кто-нибудь попытался вас обоих вразумить.

Он улыбнулся мне.

— Не смотри так разъяренно!

Через некоторое время я приоткрыла глаза и увидела, как Скотт одевался.

— Я должен зайти домой, Вики. Мне необходимо побриться и привести себя в порядок, прежде чем идти в офис. Позвони мне позже, после того, как повидаешь свою маму, и мы с тобой что-нибудь придумаем на вечер. Желаю удачи. Я очень тебя люблю.

Свет в холле погас, и я услышала, как где-то далеко закрылась дверь.

Я уснула.

Мне снилось, будто бы я снова стала ребенком, мне снилась английская няня, горы игрушек, друзья детства. Я была очень богата и счастлива, но моя няня пыталась сделать все возможное, чтобы я была не сильно избалована. Моя мать очень переживала, когда Нэнни была строга со мной, но мне нравилось проводить с ней время. Я больше любила общаться с ней, чем с родителями. Я точно знаю, если бы меня избаловали в детстве, то сейчас испытывала бы массу ненужных проблем. Я жила тогда с матерью в усадьбе испанского типа на берегу моря в Палм-Бич. Мать никогда не называла меня по имени, она звала меня «дорогая». Она очень гордилась мной, и я всегда присутствовала на ее маленьких вечеринках, где стала известной благодаря своим остроумным замечаниям (это были времена Шерли Темпл). Я гордилась собой. А Нэнни пыталась бороться с моей постоянно растущей манией величия. Затем приехал Дэнн. Мать давно познакомилась с ним в Калифорнии. Однажды в 1940 году Дэнн прилетел во Флориду и позвонил, чтобы возобновить знакомство. Дэнн был высокий, стройный, с грустными темными глазами и великолепными манерами. Он говорил без акцента и лишь однажды по телефону разговаривал по-итальянски со своим отцом. «Какой прекрасный язык!» — заметила моя мать.

Она была в восторге от Дэнни. Теперь все свое внимание она уделяла ему, а я заняла второе место на ее вечеринках. Мне это совсем не нравилось. Также это не нравилось моему отцу. Начались ссоры. Отношения между моими родителями всегда были настолько плохими, что я даже не могла себе представить, что когда-нибудь они смогут улучшиться. Я знала, что родители любят меня, а я их, и мне было все равно, живут они вместе или раздельно, любят друг друга или ненавидят. Я жалела лишь о том, что люди, которых я люблю, не могут быть хорошими друзьями. Я принимала их ссоры, как обычное, нормальное явление, которое не может — помешать родителям любить меня.

— Не о чем беспокоиться, — всегда говорил Дэнни, протягивая мне коробку конфет: «Я собираюсь жениться на твоей матери. Твой отец возмущен, он думает, что я собираюсь жить на алименты твоей матери, но у меня есть деньги и множество планов, о которых твой отец даже не подозревает. Мне наплевать на мнение твоего отца, оно для меня ничего не значит. Твой отец может отправляться ко всем чертям!»

Это заключение было его роковой ошибкой. Я возненавидела Дэнни за эти слова и стала видеть в нем своего главного врага. Я решила, что Дэнни должен покинуть наш дом, я считала своим долгом уберечь мать от этого ужасного человека.

Однажды, когда мы болтали с матерью, я ей сказала:

— Я обеспокоена сложившейся ситуацией. Я никогда раньше не беспокоилась о твоих дружках, но сейчас я точно знаю, что он разобьет тебе сердце, а потом и другим женщинам.