Категории
Самые читаемые
onlinekniga.com » Разная литература » Кино » Всеобщая история кино. Том 4 (первый полутом). Послевоенные годы в странах Европы 1919-1929 - Жорж Садуль

Всеобщая история кино. Том 4 (первый полутом). Послевоенные годы в странах Европы 1919-1929 - Жорж Садуль

Читать онлайн Всеобщая история кино. Том 4 (первый полутом). Послевоенные годы в странах Европы 1919-1929 - Жорж Садуль

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 80 81 82 83 84 85 86 87 88 ... 131
Перейти на страницу:

«Броненосец «Потемкин» мыслился как воспроизведение на экране исторического факта, как хроникальное воссоздание исторического события в его подлинном виде. Чтобы придать фильму характер документа, первоначальный вариант начинался с того, что руки раскрывали папку, перелистывали содержащиеся в ней протоколы допросов, показаний свидетелей, листовки, соответствующие архивные документы. Из окончательного монтажа фильма эта вводная сцена исчезла.

Второй акт фильма — «Драма на тендре» — тщательно воспроизводит исторические факты в том виде, как они были изложены в рассказе Матюшенко (вместе с Вакулинчуком он был организатором мятежа), с той разницей, что второй помощник капитана Гиляровский убил Вакулинчука на полуюте, а не на рее. Было и серьезное отклонение от факта, связанное с брезентом, которым накрыли матросов, приговоренных к расстрелу. Об этой сцене Эйзенштейн писал в 1945 году:

«Сцена с матросами, покрытыми брезентом, была… чистой выдумкой режиссуры!

Я отчетливо помню, как в отчаянии хватался за голову мой консультант и эксперт по флотским делам, бывший морской офицер (игравший, кстати сказать, в картине Матюшенко), когда мне взбрело на ум покрыть матросов брезентом при угрозе расстрелом!

«Нас засмеют!.. — вопил он. — Так никогда не делали!»

И потом подробно объяснил, что при расстреле на палубу действительно выносили брезент. Но совсем с другой целью: он расстилался под ногами обреченных с тем, чтобы кровь их не запятнала палубы…

«А вы хотите матросов накрыть брезентом! Нас засмеют!»

Помню, как я огрызнулся:

«Если засмеют — так нам и надо: значит, не сумели сделать».

И велел вести сцену в том именно виде, в каком она и посейчас в картине.

В дальнейшем именно эта деталь, как бы отрезающая изолированную группу восставших от жизни, оказалась одной из наиболее сильных в картине.

Образ гигантски развернутой повязки, надетой на глаза осужденных, образ гигантского савана, накинутого на группу живых, оказался достаточно эмоционально убедительным, чтобы в нем утонула техническая «неточность», к тому же известная очень небольшому кругу знатоков и специалистов…

Так оправдались слова Гете: «Противоположность правде во имя правдоподобия» [215].

Брезент и действительно произвел такое впечатление, что перекочевал из фильма в исторические исследования мятежа на «Потемкине». Больше того, в 1926 году, как об этом рассказывает Эйзенштейн, когда фильм шел с огромным успехом по всему Советскому Союзу, нашелся человек, украинец, обвинивший Эйзенштейна в плагиате. Этот «автор» добавлял, что он был участником мятежа на «Потемкине» и что он мог бы доказать это, так как был одним из тех, кого «поставили под брезент» для расстрела. Дело слушалось в суде. Но истец не получил требуемую им часть авторского гонорара, так как в ходе расследования было установлено, что матросы «Потемкина» не могли быть «поставлены под брезент». Напомнив об этом судебном процессе и рассказав, как Тиссэ снимал Одесский порт в тумане, Эйзенштейн добавил в 1945 году:

«Третьей находкой на месте была сама Одесская лестница.

Я считаю, что и природа, и обстановка, и декорация к моменту съемки, и сам заснятый материал к моменту монтажа часто бывают умнее автора и режиссера. <…>

Анекдот о том, что якобы мысль об этой сцене [на лестнице] зародилась от прыгающих по ее ступеням вишневых косточек, которые режиссер сплевывал, стоя наверху под памятником Дюку, конечно, миф — очень колоритный, но явная легенда. Самый «бег» ступеней помог породить замысел сцены и своим «взлетом» вдохновил фантазию режиссуры. И кажется, что панический «бег» толпы, «летящей» вниз по ступеням, — материальное воплощение этих первых ощущений от встречи с самой лестницей.

Кроме того, помогла маячившая в недрах памяти иллюстрация из журнала 1905 года, где какой-то конник на лестнице, задернутой дымом, кого-то рубит шашкой…» (эта иллюстрация, видимо, была напечатана в французском журнале «Иллюстрасьон». — Ж. С.) [216].

Эйзенштейн отрицает, что вишневые косточки сыграли в его жизни ту же роль, что яблоко для Ньютона, и настаивает на шоке, пережитом им при виде изумительной итальянской лестницы, сравнимой лишь с лестницей в версальской Оранжерее. Величественный ритм ее ступеней, спускающихся к морю, не мог не поразить Эйзенштейна, этого великолепного мастера пластики, бывшего студента Архитектурного факультета, а кроме того, бывшего театрального режиссера. Его учитель Мейерхольд никогда не располагал подобной естественной декорацией.

«Совершенно так же сбегается набор мелких эпизодов казацкой расправы, ступенчато возрастающих по степени жестокости (на улице, на типографском дворе, на окраинах города, перед булочной) в одну монументальную лестницу, ступени которой как бы служат ритмическим и драматическим отстуком членений трагедии, разворачивающейся на ее уступах» [217].

Соответствует действительности и то, что после торжественных похорон Вакулинчука, в которых участвовали многие жители Одессы, немало людей отправились на всевозможных лодках с дружеским визитом к месту стоянки «Потемкина» в знак солидарности города с матросами броненосца. Но «порядок» был восстановлен не стрельбой на ступенях лестницы. В Одессе насчитывалось немало негодяев и настоящих бандитов, из которых многие были связаны с царской полицией. Охранка использовала бездеятельность матросов «Потемкина», отказывавшихся сойти на берег и принять участие в восстании. Полицейские провокаторы призвали пьянчуг, еще державшихся па ногах, к штурму магазинов и винных лавок (аналогично эпизоду в «Стачке»). В порту возник пожар. Тогда начали действовать карательные отряды, а погромщики под руководством полиции обрушились в одном из пригородов на дома, населенные евреями. В течение ночи казаки и жандармерия уничтожили более двух тысяч человек.

Эпизод «Лестница», драматическая вершина трагедии, настолько потрясает, что он был включен как истинное историческое событие в путеводитель по СССР з 1928 году и в одно американское исследование, посвященное этому мятежу. И тем не менее резня происходила не среди бела дня (как в этом волнующем кадре), а ночью, на улицах и в пригородах, расположенных далеко от этого места. Эйзенштейн рассматривает эпизод «Лестница» как синтез одесских событий, происходивших в июне 1905 года, но также и как синтез всех событий 1905 года, ознаменовавшихся жестокими репрессиями, которым в первоначальном варианте уделялось большое место. Об этом, даже не упоминая Одессу, Эйзенштейн писал в 1939 году:

«Сцена на лестнице вобрала в себя и бакинскую бойню и Девятое января, когда так же, «доверчивой толпой» народ радуется весеннему воздуху свободы пятого года и когда эти порывы так же беспощадно давит сапогами реакция, как зверски подожгла Томский театр во время митинга разнузданная черная сотня погромщиков» [218].

После жестокой расправы на лестнице последний «акт» трагедии рассматривается ее автором как «самая верхняя нота в мажорном аккорде органа». В эпизоде ожидания драматическое развитие ослабевает, но на смену боевой тревоге на «Потемкине», готовящемся обороняться в бою с царской эскадрой, приходит — как апофеоз — момент, когда вместо орудийного огня с болта других кораблей, все нарастая, доносятся до слуха матросов

«Потемкина» крики: «Братья! Братья!» Но история на этом не поставила точку. Вот что писал Эйзенштейн в 1945 году:

«Мы знаем дальнейшую судьбу исторического броненосца. Он был интернирован в Констанце… Затем возвращен царскому правительству… Матросы частью спаслись… Но Матюшенко, попавший в руки царских палачей, был казнен…

Однако правильно решается именно победой финал судьбы экранного потомка исторического броненосца.

Ибо совершенно так же сама революция пятого года, потопленная в крови, входит в анналы истории революции прежде всего как явление объективно и исторически победоносное, как великий предтеча окончательных побед Октября.

И сквозь этот победно решенный образ поражения проступает во всем пафосе роль великих событий пятого года, среди которых исторические события на «Потемкине» — не более чем частный эпизод, но именно такой, в котором отражается величие целого» [219].

Чтобы воспроизвести эпизод, в котором экипажи трех броненосцев (в том числе и броненосец «Двенадцать Апостолов») так внушительно солидаризировались с матросами «Потемкина», что адмирал Кригер приказал повернуть и взять курс на Севастополь, и чтобы придать этому эпизоду наибольшую мощь, Эйзенштейн хотел показать не три корабля, а всю эскадру. Ему удалось получить согласие на это у Фрунзе, который был тогда председателем Реввоенсовета СССР и наркомвоенмором.

Вот что рассказывает Александров, участвовавший в этом смелом мероприятии:

1 ... 80 81 82 83 84 85 86 87 88 ... 131
Перейти на страницу:
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Всеобщая история кино. Том 4 (первый полутом). Послевоенные годы в странах Европы 1919-1929 - Жорж Садуль.
Комментарии