Н.С. Хрущёв: Политическая биография - Рой Медведев

Весь дачный посёлок в Петрово-Дальнем был окружён большим забором. Но в проходной дежурили пожилые вахтёрши, миновать которых не стоило большого труда. Каждая дача, однако, имела и свой забор. Поэтому при входе на дачу Хрущёва появилась ещё одна проходная. Для охраны экс-премьера было выделено небольшое подразделение войск МВД — КГБ. Несколько человек непрерывно дежурили у дома Хрущёва; охрана сопровождала его и во время прогулок по окрестным местам и лесу, где он собирал грибы. Хрущёв вёл с молодыми работниками охраны долгие разговоры, нередко лишь эти люди составляли круг его собеседников.

Хрущёву определили персональную пенсию в 400 рублей в месяц, что было не так уж много, учитывая его недавнее положение в стране. За Хрущёвым сохранялось право пользоваться медицинскими услугами Кремлёвской больницы и специальным пайком. В его распоряжении имелась машина — просторный старый ЗИЛ с частным номером. Кроме дачи, за семьёй Хрущёва сохранялась большая квартира на Арбате. Но он не любил этой квартиры. Приезжая по делам в Москву, за несколько лет ни одного раза не остался ночевать в своей городской квартире.

Хрущёв быстро перестал думать о возвращении к руководству и со временем все меньше сожалел об утраченной власти. Но он сожалел о некоторых своих действиях или, скорее, о бездействии во многих ситуациях. Он сожалел о том, что не довёл до конца дело партийных реабилитаций и не отменил приговоры по процессам 1936 — 1938 годов, а отправил в архив выводы специальных комиссий. Очень сожалел Хрущёв о громких идеологических кампаниях 1962 — 1963 годов против абстракционистов и во всём этом обвинял Ильичева. «Ему (Ильичеву. — Р. М.) нужен был пропуск в Политбюро», — говорил Хрущёв. Вместе с родными на дачу приезжали иногда и художники, среди них и те, кого Хрущёв когда-то распекал в Манеже. Теперь Он подолгу и спокойно разговаривал с ними. Он был очень тронут, когда Эрнст Неизвестный прислал ему в подарок книгу Достоевского «Преступление и наказание» со своими оригинальными иллюстрациями.

Первые два года жизни в отставке были для Хрущёва наиболее трудными. Но позднее он привык к своему положению пенсионера и становился всё более общительным. Он стал чаще ездить в Москву и прогуливаться по её улицам в сопровождении жены и охраны, стал посещать концерты и спектакли в театрах. Так он с интересом посмотрел пьесу М. Шатрова «Большевики» в театре «Современник». Пьеса понравилась ему, и он выразил желание побеседовать с её автором и с режиссёром театра О. Ефремовым. Беседа состоялась в кабинете режиссёра. У Хрущёва имелось лишь одно замечание: заседание Совнаркома в Кремле происходит без участия таких лиц, как Каменев и Бухарин. «Мы хотели их реабилитировать, — сказал Хрущёв, — да вот Торез помешал».

Располагая досугом, Хрущёв стал много читать. У него имелась громадная личная библиотека, он мог получать в прошлом любые из выходивших в стране книг. Иногда Никита Сергеевич смотрел телевизор. Неожиданно для родных он стал слушать иностранные радиопередачи на русском языке. Часто по вечерам слушал «Голос Америки», «Би-би-си», «Немецкую волну», глушение которых не проводилось по его же инициативе. Из этих передач он узнавал о многих событиях в нашей стране и за границей и комментировал их. Искреннее негодование вызвали у него попытки реабилитировать Сталина, которые так настойчиво предпринимались во второй половине 60-х годов. Хрущёв неодобрительно отзывался о процессе Синявского и Даниэля и, напротив, с симпатией следил за первыми проявлениями движения диссидентов, которое на ранней стадии шло в русле протеста против частичной реабилитации Сталина. Об академике Сахарове Хрущёв говорил с симпатией, вспоминая свои встречи с ним и сожалея о резком конфликте 1964 года, связанном с вопросом о Лысенко. К разоблачению и падению Лысенко Хрущёв отнёсся спокойно и не пытался защитить этого лжеучёного. Сложным оказалось отношение Хрущёва к Солженицыну, о котором шло так много разговоров в 60-е годы. Только теперь он прочитал роман «В кругу первом». Роман не понравился Хрущёву, и Никита Сергеевич сказал, что никогда не позволил бы его напечатать. Здесь была граница, за которую он не способен был перейти. Он стал более терпимым, но не превратился в сторонника плюрализма в культурной и политической жизни. Однако он не жалел, что помог несколько лет назад публикации повести «Один день Ивана Денисовича». «Может быть, я ненормальный, может быть, все мы ненормальные. Но ведь Твардовский не был ненормальным, а он не раз говорил, что эта повесть великое произведение и что Солженицын большой писатель». Хрущёв часто и с большим уважением говорил о Твардовском, просматривал все номера «Нового мира», читал в них повести и романы Ф. Абрамова, В. Тендрякова, Ч. Айтматова, Б. Можаева. Хрущёв любил поэзию Твардовского — она была ему понятна. Но Пастернака он понять не мог, хотя и жалел об ожесточённой кампании против Пастернака, поднятой в 1959 — 1960 годах. Часто перелистывая стихи поэта, Хрущёв бросал чтение: такая поэзия ему была чужда.

Узнав от родных о бегстве на Запад дочери Сталина, Светланы, Хрущёв не поверил этому. Он давно знал Светлану Аллилуеву, встречался с ней. Для Хрущёва казалось очень важным, что Светлана, в отличие от сына Сталина, Василия, публично поддержала решения XX и XXII съездов партии и выступила по этому поводу на одном из партийных собраний. «Она не могла бежать из СССР Вы не знаете, насколько она была предана коммунизму. Здесь какая-то провокация». Но, услышав по «Голосу Америки» подробности бегства Аллилуевой, Хрущёв был уязвлён и потрясён. Он долго не хотел ни с кем говорить об Аллилуевой.

Неодобрительно отзывался Хрущёв об интервенции советских войск в Чехословакии. «Можно было сделать как-то иначе, — говорил он. — Это большая ошибка». Рассуждая о событиях в Венгрии, Хрущёв доказывал, что в Венгрии всё происходило иначе. Венгрия была в годы войны противником СССР, там уже находились советские войска, и там действительно стала побеждать контрреволюция и начинали убивать коммунистов. А в Чехословакии коммунисты прочно держали власть в своих руках. Хрущёв часто хвалил Яноша Кадара, напоминая о том, что именно он, Хрущёв, одобрил выбор Кадара. С большим беспокойством следил

Хрущёв за перипетиями «культурной революции» в Китае и военными столкновениями на советско-китайской границе Он не доверял китайским лидерам и с неприязнью говорил о них. Но он одобрял первые шаги к разрядке с Западом, начатые в 1969 — 1970 годах.

Со временем Хрущёва стала обуревать жажда деятельности. Неожиданно для родных он увлёкся фотографированием. Обеспечив себя фотопринадлежностями, он добился немалого мастерства в фотографии. Правда, он оставался очень ограничен в выборе объектов для фотографирования. Чаще всего это была сама природа: поле, ветки деревьев, цветы, птицы. Однако и теперь главным увлечением Хрущёва оставалось возделывание земли — сад и огород. С ранней весны и до поздней осени большую часть времени Никита Сергеевич проводил в заботах о своём небольшом хозяйстве. Он выписывал и доставал множество семян различных культур, в том числе и из южных районов. Конечно, были у него на участке и разные виды кукурузы. Гордостью Никиты Сергеевича стали помидоры. В 1967 году он сумел вырастить около 200 кустов помидоров особого сорта с плодами до килограмма весом. Хрущёв не ленился вставать ещё до восхода солнца — в 4 часа утра, чтобы полить эти чудо-помидоры. Большую часть их он не успел убрать, неожиданные ранние заморозки погубили урожай. Хрущёв тяжело переживал это стихийное бедствие. Он не мог жить без экспериментов. Так, например, он увлёкся гидропоникой. Заказав трубы нужного диаметра, Хрущёв, в прошлом опытный слесарь, несмотря на «преклонный возраст» и «состояние здоровья», сам гнул эти трубы и высверливал в них отверстия. Старательно приготовляя необходимые растворы, он пытался, часто не без успеха, получить урожай из посаженной в отверстия трубы рассады. Он с уверенностью говорил родным, что гидропоника — это завтрашний день сельского хозяйства. Однако вскоре убедился, что огурец или помидор, выращенный в трубе, обходится слишком дорого. На следующую весну родные не увидели в огороде знакомых труб. Простые грядки оказались всё же привычнее и лучше.