Перуновы дети - Валентин Гнатюк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чумаков видел – Лиде действительно интересно то, о чём он рассказывал. Они проговорили до утра, пока строгая тётя Дуся, осуждающе глядя на них, окликнула:
– Нестерова, хватит уже любезничать, смена пришла!
Они даже не обменялись адресами, простились и разошлись.
Через несколько дней к Чумакову наведался посетитель. Он вошёл в палату так привычно, будто делал это каждый день. Халат наброшен на плечи добротного, сидящего по фигуре костюма. В руках аккуратный пакет.
«А это что за фрукт?» – спросил про себя Чумаков.
Почти одновременно появилась медсестра и вызвала соседа по палате на процедуры. Посетитель, изображая приветливую улыбку, удобно и основательно уселся на стул.
– Здравствуйте, Вячеслав Михайлович!
По широкой улыбке на упитанном лице, при которой в собравшихся морщинах почти полностью исчезали глаза и только из узких щёлочек блестели затаившиеся зрачки, Чумаков вспомнил своего неожиданного гостя. Они встречались однажды на совещании уже после его возвращения «оттуда», но даже не разговаривали. Незнакомец был новым секретарём по каким-то там вопросам в их отделе.
– Разрешите представиться, Готовцев Александр Демидович. Я по поручению Николая Семёновича, справиться о вашем самочувствии и передать вам пожелания скорейшего выздоровления, помочь, если в чём нуждаетесь…
В общении с людьми, говорящими прямо и открыто, Чумаков был самим собой, но при встрече с теми, кто имел двойное дно, хитрил, намеревался что-то выведать, в мозгу тотчас включалась система «охранной сигнализации», вмиг обостряя чувства, мысли, внимание. Тогда оппонент проступал объёмно, как на стереоэкране, а его тайные замыслы делались прозрачными. Чумаков чувствовал, что после ранения «третье око» стало работать особенно чётко, как в луче прожектора высвечивая малейшие детали.
Теперь, слушая скользкий дежурно-вежливый голос, вдруг понял, почему с первой секунды у него возникло предвзятое отношение к визитёру. Он был из породы тех людей, что просто созданы для коридоров власти, больших и малых, но непригодны для той работы, которой занимались простые «окопники» и «пахари» типа Чумакова.
– … За самоотверженность в бою ходатайствовать о представлении Чумакова Вячеслава Михайловича к правительственной награде – ордену Красной Звезды и присвоении очередного звания подполковника. Поздравляю вас!
– Служу советскому народу!.. – тихо ответил Чумаков. А про себя подумал: «Ты, парень, поскорее выкладывай, зачем пожаловал, ведь не для поздравлений же тащился за тысячи километров…»
– Как вы знаете, Вячеслав Михайлович, – продолжал визитёр после небольшой паузы, – сейчас столько работы, новых задач, обстановка в стране, сами понимаете, просто руки до всего не доходят… Вот и по поводу случившегося с вами инцидента только теперь приступаем к детальному расследованию. Как считаете, Вячеслав Михайлович, на ваш взгляд, не было здесь чьего-то недосмотра, халатности, нарушения инструкций или других причин, что повлекло события, приведшие вас на эту койку? А может, эти обстоятельства были связаны с какими-то предыдущими, неизвестными нам событиями?
Чумаков ощутил пробежавший глубоко внутри холодок, как будто он ступил на тонкий лёд или зыбкую болотистую почву.
Вот она, главная цель визита кабинетного чиновника. Если всю эту дипломатию перевести на обычный язык, то вопрос звучал примерно так: «Что ты решил, будешь возмущаться и требовать отыскать виновных, копаться в причинно-следственных связях последних событий или тихо-мирно уйдёшь в отставку, будешь удить рыбу и сам молчать как рыба, тем более что у нас и без того дел хватает…»
– Я считаю, – твёрдо заговорил Чумаков, отделяя каждую фразу, – что виновных в том, что со мной произошло, нет и быть не может. Каких-либо нарушений со стороны руководства погранотряда не усматриваю. События на границе ни с какими предыдущими, по моему мнению, не связаны.
– А как вы оцениваете действия капитана Козуба? Ведь он при такой обстановке не должен был везти вас на третью заставу…
«Ага, – мелькнуло у Чумакова, – козла отпущения на всякий случай выискивают…»
– Капитан Козуб, – Чумаков продолжал чеканить слова, – подчинился моему приказу, как старшего по званию и должности. О нападении на третью заставу ни ему, ни мне не было известно вплоть до прибытия туда. Кроме того, капитан Козуб проявил себя в бою как храбрый и решительный офицер. Его заслуга в том, что пограничникам удалось с минимальными потерями вырваться из окружения, не подлежит сомнению, поэтому, надеюсь, она будет отмечена должным образом. Прошу также передать руководству мою просьбу не проводить по данному инциденту расследования, чтоб не отвлекать попусту силы и время сотрудников в столь непростой для страны момент.
На лице посетителя проступило плохо скрываемое чувство облегчения, сменившее внутреннее напряжение, «фрукт» был насказанно доволен, что миссия выполнена в наилучшем виде.
– Что ж, Вячеслав Михайлович, хочу вас обрадовать. Руководство считает целесообразным перевести вас для восстановления сил в Москву, вернее, в наш подмосковный реабилитационный центр. Там вас долечат, определят степень инвалидности, подготовят необходимые документы для оформления пенсии…
Выложив двумя аккуратными горками розоватые апельсины и ярко-жёлтые лимоны, Готовцев пожал Чумакову руку и, ещё раз пожелав скорейшего выздоровления, удалился таким же мягким, хозяйски уверенным шагом.
Чумаков долго лежал на спине, созерцая горки цитрусовых. Как он ни готовился, сколько ни предполагал, что именно так всё закончится, однако сообщение об отправке на пенсию больно резануло внутри, а потом заныло, как свежая рана после удаления важного органа.
«А если бы ты не согласился на предложенные условия, – ехидно спросил внутренний голос, – что могло случиться тогда? Неудивительно, к примеру, если после столь тяжких ранений и операций вдруг взяло бы и отказало сердце?»
«В таком случае из госпиталя вряд ли вышел бы, – согласился с ним Чумаков. – Потом провели бы служебное расследование, наказали ни в чём не повинного Козуба, и всё».
«А может, ты слишком расфантазировался? – выдвинуло иную версию второе „я“. – Кому всё это сейчас нужно? Огромная страна трещит по швам, группировки и кланы ведут разборки за деньги, власть и сферы влияния. Начинается другая игра, по новым, ещё неизвестным правилам».
Второй визит капитана Козуба несколько восстановил душевное равновесие Чумакова. Как и в прошлый раз, капитан привёз свежих фруктов.
– Вот, застава передаёт, товарищ подполковник! – обратился он по новому званию.
– Откуда информация? – удивился Чумаков.
– Мир слухами полнится, – улыбнулся Козуб.
По утомлённому лицу капитана, по его чуть притухшим глазам Чумаков понял, что Козубу приходится несладко.
– Какой я теперь подполковник, хромой да латаный, – отозвался Чумаков, – я теперь отставной козы барабанщик. На пенсии один чёрт: майор или подполковник, разве что лишняя десятка за звёздочку. Оформят инвалидность, может, дадут «Запорожец» с ручным управлением, и буду ездить на рыбалку. Вольная жизнь простого советского пенсионера, – с горечью продолжал он.
Видя упадочное настроение подполковника, Козуб крякнул, огляделся по сторонам и извлёк из портфеля плоскую бутылку.
– Спирт медицинский для лечения, командир заставы передал, – вполголоса сказал он.
– Ну, совсем другое дело, а то всё курага да дыни, – слабо улыбнулся Чумаков.
– А можно вам? – покосился на дверь Козуб.
– Мне теперь всё можно, Сергеич, из пенсионеров не разжалуют.
Чумаков взял с тумбочки стакан, дотянулся до цветка и вылил остаток воды.
– Наливай! Пьёшь первым по праву гостя, и уговор: потом мне не выкать. После такого крещения, что мы прошли, это не годится. И потом: я теперь лицо мирное, гражданское… согласен? Ну, давай!
– За ребят, за тех, кто не дожил, – сказал капитан и залпом выпил не морщась. На жест Чумакова в сторону графина с водой отрицательно мотнул головой и не спеша стал жевать ломтик лимона, оставаясь таким же сосредоточенным и чуть усталым.
Чумаков взял стакан, помедлил, глядя на прозрачную жидкость.
– Правильный тост, – сказал он. – Главное, чтоб мы, живые, всегда о мёртвых помнили. Светлая им память! – Он выпил, поставил стакан, закусил курагой. – Знаешь, Юра, – задумчиво продолжал Чумаков, – я ведь, как сюда попал, от внешнего мира отгородился. Думал: восстановлюсь, пусть тогда всё разом обрушится. А на днях последние газеты перечитал… выходит, неважнецкие там дела? – кивнул за окно.
Козуб передвинул плечами:
– Ты, Михалыч, не обижайся, но я тебе даже завидую. Не пошлют в Тбилиси или Баку. О заявлении Шеварднадзе на четвёртом съезде слышал?
