Мы всякую жалость оставим в бою… - Александр Авраменко

— Каспадын апицер желай девочка? Спелий, слядкий, как хельва…

Да уж, никогда бы не подумал, что восточный сутенер будет так похож на свой литературный образ. Толстый, маленький, с золотыми кольцами на волосатых пальцах. Одет в нечто невообразимое, надо думать — халат. Вот уж мне только проституток не хватало…

— Господин желай, чтобы его оставляй в покое. Понимай? Гуляй!

Толстяк отходит кланяясь, но через пару минут появляется снова. Теперь он тащит за собой нечто тоненькое, завернутое в покрывало.

— Каспадын апицер, смотри — гурия!

Он рывком сдергивает покрывало. Передо мной, опустив голову, стоит девочка лет 12–13, в шелковых шальварах и короткой рубашке. Толстяк поднимаете ее лицо, ухватив девчонку за подбородок. Она смотрит на меня испуганными глазами. Так. Это вот — дело церкви. Только патрулей что-то не видать. Жаль. Придется действовать своими силами…

Если я сейчас пойду искать патруль, то когда вернусь, толстяка уже здесь не будет. Может быть, отобрать силой? Да нет, что-то мне вон те два хлопчика не нравятся. Дитятки под два метра ростом, и можете отрубить мне руку, если у одного из них под халатом не маузер…

— Сколько?

— Для каспадын апицер — двадцать абазов. Дешевле нет.

Двадцать абазов — это примерно семь рублей. Ну ладно, такие деньги у меня есть. Я вынимаю портмоне и достаю десятирублевую ассигнацию. Держи, работорговец…

Беру девчонку за руку, подсаживаю на плечо Танкиста, кидаю еще одну бумажку на стол за ужин и кофе. Так, теперь бы разобраться, где это моя квартира находится. На улице темно, как в угольном мешке. Дорогу я вроде помню, но не твердо. Может спутницу спросить? Как не так! Девчонка по-русски не говорит. То есть абсолютно. Ладно, дойдем как-нибудь…

…Проплутав по узеньким улочкам около часа я, наконец, выхожу к дверям своей квартиры. Денщик открывает дверь и изумленно пялится на мое приобретение.

— Вот что, голубчик, постели-ка ей на диване. И спроворь, пожалуй, что ни то поесть. А завтра, сходишь за дивизионным иерархом. Мне эту красавицу за двадцать абазов продали, так что пусть сим делом церковь займется. Да, и отведи ее помыться, — добавляю я ему вслед, когда он уже собирается уходить.

Мой денщик, веснушчатый курский увалень по имени Трофим, забирает девицу и ведет ее в комнату, в которой стоит диван. Я заваливаюсь на кровать, Танкист принимается уютно урчать у меня под боком, и вскоре я проваливаюсь в мягкий сон…

…Анненков берет папиросу из протянутого портсигара, закуривает сам и подносит огонек Куманину. Я тоже хочу закурить, но он отводит мою руку и тихо говорит:

— Еще не время. Тебе еще с нами нельзя.

А Гриша Куманин добавляет:

— Ждать себя заставляешь, Севолод. Давай-ка, брат, поторапливайся…

При этих словах он поворачивается и идет от меня прочь. Я изумляюсь тому, что человек может идти без ног и просыпаюсь…

В комнате темно, но я чувствую, что кто-то тут есть. Осторожно тяну руку к кобуре. Пустая! От же ж! Около окна мелькает тень. Так, а ведь ночной гость вряд ли знает, про маленький «Вальтер», подаренный мне на прощание Зеппом Блашке. Изящная вещица совсем не шутейного калибра должна лежать у меня в кармане брюк. Ну-ка, аккуратненько… Есть! Пальцы смыкаются на холодной рукоятке. Теперь без лишнего шума осторожно вытащить пистолет… Так. Ну, пожалуй, надо узнать, кто это у нас в гостях…

Я резко сажусь на постели, и тут же раздается тихий голос:

— Спокойно, господин Соколов, спокойно. Не делайте шума и резких движений и все кончится для вас хорошо…

Очень интересно. Говорит чисто, без акцента, но фраза построена не совсем по-русски…

— Кто вы? Что вам нужно?

Эх, еще бы побольше дрожи в голос…

Щелчок и мне в лицо бьет луч карманного фонаря. Но я ждал чего-то подобного и потому опустил голову. Хоть и с трудом, но различаю два силуэта…

— Если вы, господин полковник ответите на несколько моих вопросов, мы расстанемся с вами мирно и, возможно, даже друзьями. Кстати, не пытайтесь хвататься за пистолет — у вас его нету…

Ну, батенька, вот тут вы здорово ошибаетесь…

— Уберите свет, глаза больно…

— Хорошо. — Луч уходит в сторону. — А сейчас вы расскажете мне: с какой целью вас направили в дивизию «Генерал Корнилов»?

Так-так. Хорошо бы, конечно, прихватить субчиков живьем, да вот жаль — я не киногерой. Это только у них получается стрелять в темноте на звук и попадать в ногу, чтобы допросить злодея в следующей части фильма…

Я выдергиваю руку из-под одеяла и стреляю в человека с фонариком. Тот мешком валится наземь. Одновременно с ним с кровати сваливаюсь я сам. И, как выясняется, вовремя. Мой «Лахти» грохочет от окна и пуля с противным визгом рикошетит от стены. Сажаю в сторону окна три пули, легкий вскрик, и больше ни звука. Я жду секунд двадцать, но не слышу ничего. Не поворачиваясь спиной к окну, зажигаю свечу. Прямо передо мной лежит совершенно незнакомый мне невысокий человек. На нем темный костюм, делающий его плохо заметным в темноте. Положительно, никогда не видал этой рожи…

Кстати, а где Трофим? Он что, спит так крепко, что не слышит выстрелов? Надев брюки, я спешу на поиски. Он действительно крепко спит. Его лицо безмятежно, как и у всякого спящего, вот только под подбородком ухмыляется чудовищный ярко-алый раззявленный рот… Ему перехватили горло — от уха, до уха. Меня передергивает. Нелепая смерть…

Снизу стук:

— Откройте! Комендатура! Немедленно откройте!

Я спускаюсь, открываю дверь. Действительно, это комендантский патруль. Они обнаружили на улице мертвое тело с офицерским пистолетом. В дом затаскивают ту самую девчонку, которую я собирался передать церковникам. Только теперь у нее нет на лице выражения напуганного зверька. Губы поджаты, в одной руке стиснут мой собственный «Лахти», а в другой… в другой девочка держит узкий тонкий нож, которым так удобно хватануть по горлу…

Несколько минут уходит на объяснения. В квартире появляются новые люди из комендатуры. Еще бы, нападение на полковника, дружинника, Героя России — не шутка… Но, через час, после того как из дивизии присланы двое вооруженных солдат для защиты моей особы, все утихает. Комендантские забирают с собой трупы, просят завтра (а, точнее, уже сегодня) зайти для уточнения всех обстоятельств дела и уже собираются уходить. Они волокут труп убитого мною мужчины на носилках прикрыв какой-то тряпкой. Из-под тряпки торчит скрюченная рука, и я неожиданно узнаю второго нападавшего. Понятно, почему я не смог опознать его сразу. Он не толст, говорил без акцента, и на его волосатых пальцах больше не было перстней…

Оберстлейтенант Макс Шрамм. Уэллоп

Мы располагаемся на бывшем британском аэродроме. Раньше здесь стояли истребители, которые пытались преградить нам путь к Островам. У них ничего не вышло: наши Объединённые силы сожгли всех смельчаков, осмелившихся подняться в воздух. Сейчас мы отдыхаем, только дежурная эскадрилья готова в любой момент подняться в воздух по вызову сухопутных сил. Наземные части наловили в округе уцелевших пожирателей лимонов, и сейчас те заняты приведением в порядок места нашего нового базирования. О! Опять драка, наверное что-то съедобное в развалинах отыскали… Лениво подзываю часового и вскоре тот приводит двух женщин, виновниц беспорядка. Обе худые. Кожа да кости. Грязные, не вызывают никаких эмоций кроме отвращения. Как они отличаются от наших арийских женщин! На этих противно смотреть… Интересуюсь через переводчика о причинах драки. Оказывается, что я прав. Не поделили кусок сухаря, найденный на месте разбитой казармы. Приказываю наказать обоих. Но как? Вспоминаю прочитанные в далёком детстве романы Карла Мая — через мгновение обоих самок раздевают и привязывают к чудом уцелевшему столбу на краю лётного поля. Там рядом болото. Комары уже есть. Главное, не забыть на ночь поставить зажжённые свечи…

Утром оба тела отвязывают и закапывают. Остальные начинают шевелиться с удвоенной скоростью. К вечеру всё поле выровнено, можно укладывать плиты. Мы не пользуемся бетоном. Транспортный самолёт привёз нам специальные металлические щиты, которые укладываются на взлётную полосу, теперь мы можем взлетать в любую погоду… Полоса растёт на глазах. Защёлки плит надёжно держат друг друга. Они способны теперь принять даже огромные шестимоторные «Гиганты» снабжения. С грустью смотрю на наши верные «двести шестьдесят четвёртые». Для них это последняя война. Нас уже предупредили о том, что после окончания английской компании их отправят на заводы «Мессершмита» для разборки. К сожалению, они уже устарели… Но это судьба всего оружия. Ничто так не изменяется так быстро и не прогрессирует с такой скоростью как военная техника. Ещё пять лет назад, в Испании мы воевали на «И-153Р» и «Ме-109», которые казались нам шедеврами, а сейчас их сменило новое поколение машин, реактивные «Ме-262» и «Хе-280». Я горжусь что в том колоссальном совокупном труде, который потребовался, чтобы поднять их в небо, есть и частица моего. Нас тоже ждёт реактивная авиация. Весь Союз переходит на качественно новое оружие второго поколения. Уже поднялись в небо могучие «Арадо Е555», гигантские «Хортены» и «Липпиши». Кроме этого братьям Хортенам удалось создать самолёт, невидимый для радаров, настоящий невидимый гигант целиком из пластмассы…