Принц приливов - Пэт Конрой

Отец пристально смотрел на мать. Слова, которые он затем произнес, прежде не звучали за нашим столом.

— Дорогая, они никогда не возьмут тебя в Коллетонскую лигу. Неужели ты этого не понимаешь? Они и Лигу создали только затем, чтобы не пускать туда таких, как ты. Можешь вызубрить всю французскую и итальянскую кухню. Можешь готовить так, что один запах будет сводить с ума. Но тебя все равно не примут в Лигу. И лучше тебе услышать это от меня, чем от них. Пора научиться признавать простые вещи.

— Мама, папа прав, — вмешался я. — Не надо посылать им рецепт.

— Зачем ты вообще пытаешься помочь этим гордячкам из Коллетонской лиги? — тихо сказала Саванна. — На самом деле им ничего от тебя не надо. Они лишь заденут твои чувства.

— Задеть чувства можно лишь тогда, когда человек сам позволяет, — гордо возразила мать. — Я ничем не хуже этих женщин. В глубине души они это знают. Как и они, я вношу свой посильный вклад в благосостояние нашего города. Но и Рим не сразу строился. У этих дам с детства были преимущества, которые мне и не снились. Зато я сполна использую все данные мне природой возможности. Я обязательно вступлю в Лигу. Обязательно.

— Мама, зачем тебе это нужно? — спросила Саванна. — Я бы не хотела попасть в клуб, где меня не желают видеть.

— Я нужна им, — ответила мать. — Но пока они этого не понимают.

— У тебя нет ни малейшего шанса попасть в Коллетонскую лигу. — Отец поднялся из-за стола. — И ты, дорогая, тут ни при чем. Дело во мне.

Мать отмахнулась от этого редкого проявления отцовского милосердия.

— Да, Генри. Помощником в этом деле тебя никак не назовешь.

Весь остаток лета мать была с головой погружена в рецепты местных блюд. Ее сосредоточенность изумляла, это был настоящий героизм. Она готовила курятину десятью различными способами. Под ее умелыми руками каждый вариант становился не только блюдом, но и сотворением птицы нового вида. Стоило отцу пожаловаться, он тут же получал внушительную порцию «Алпо» с рисом, однако даже это кушанье со временем становилось все вкуснее. Мать потрясающе готовила свинину. Если бы она опубликовала рецепт свиного барбекю на углях, это значительно изменило бы жизнь Юга, по крайней мере, мы в этом не сомневались. Однако от барбекю тянулась зримая ниточка к ее прошлому, и мать исключила это блюдо как слишком заурядное. У нас возникали семейные споры насчет того, какой рецепт предложить привередливым дамам из Коллетонской лиги. Мать остановилась на креветочном муссе — удивительнейшем кушанье, когда-либо попадавшем мне в рот. Саванна предпочитала буйабес[100], приготовленный из рыбы дневного улова. Отец сохранял верность жареной курятине.

Пожалуй, для нашей семьи то лето было самым счастливым. Даже в кончине Джупа ощущалась какая-то приятная грусть. Наши слезы по нему были легкими и светлыми, а похороны запомнились умиротворяющей красотой. Наш пес умер на стуле, где любил лежать. Мы соорудили ему гроб, который украсили фотографиями, запечатлевшими Джупа с нами, начиная от его щенячьих дней и до последнего года жизни. Он и остался с нами; этот пес олицетворял всё лучшее в нас — то, что способно любить бескорыстно. Мы закопали Джупа рядом с нашими мертворожденными братьями и сестрами. В гроб мы положили две банки «Алпо», чтобы пес не голодал по пути в свой собачий рай. И еще мы подумали: если кто-нибудь когда-нибудь вздумает потревожить его кости — пусть видит, что Джуп жил в семье, где очень его любили и заботились о нем.

На следующий день после похорон Джупа Люк поймал королевскую макрель весом в двенадцать фунтов. Это было в воскресенье, накануне обеда. Люк наудачу забросил удочку с причала. Мама начинила макрель креветками, мидиями и гребешками, после чего запекла в вине и густых сливках, добавив пару трав со своего огорода. Кушанье получилось фантастическим. Белое мясо легко отделялось от костей, креветки и мидии вносили свои вкусовые оттенки. Мамин шедевр одновременно пах виноградником, молочной фермой и морем. Еще пару часов назад эта макрель плескалась в реке Коллетон. Люк отыскал у нее в животе креветку, проглоченную за несколько мгновений до того, как макрель попалась на его крючок. Брат извлек креветку, и мама добавила ее к остальным. На счастье.

— Вот она, — сказал я, указывая на крупную креветку. — Наверняка эта.

— Не знаю, — пожал плечами отец. — Может, и эта. А рыба превосходная.

— Такое блюдо вряд ли подадут даже в шикарном ресторане, — заметил Люк.

— Ты-то откуда знаешь? — накинулась на него Саванна. — Ты никогда не был в шикарном ресторане. А тот, где готовят желтую овсянку, только называется рестораном.

— Мне кажется, я несколько перегрузила это блюдо. — Мать медленно жевала, оценивая свое произведение. — Да, оно получилось тяжеловатым. Не надо было столько всего смешивать. Пропала оригинальность. Сегодня я читала, что простота — это ключ к элегантности. Хотя, по-моему, и простота может быть чрезмерной.

— Например, как у нашего папы, — подхватила Саванна.

Отец благодушно рассмеялся.

— Простота, говоришь? В таком случае я — один из самых элегантных сукиных сынов в округе.

— Речь шла совсем о другой простоте, — пояснила мать.

— Мам, ты сегодня выискала какой-нибудь интересный рецепт? — сменил я тему.

— Рецепт неаполитанского супа со свиным легким, сердцем и горлом. Но я решила его не готовить.

— Вот и хорошо, — обрадовался отец, набив себе рот макрелью. — Меня тошнит уже от одного названия.

— Брр, — поморщилась Саванна.

— А я уверена, что суп вкусный, — заявила мать. — Вас отталкивает не его вкус, а сама идея. Думаю, первый человек, решившийся попробовать улитку, тоже ощущал легкие позывы к рвоте.

— Держу пари, его вывернуло по полной, — ухмыльнулся отец.

В начале августа мать объявила нам, что наконец-то нашла лучший рецепт. Она вынула из морозильника восемь диких уток, подстреленных Люком минувшей зимой. Из утиных потрохов и иных частей, которые обычно выбрасывают, мать приготовила кушанье шоколадно-коричневого цвета, запах которого возбуждал и немного обескураживал. Утиное мясо мать облагородила вином и ложкой коньяка. Затем она целый час вспоминала всевозможные приправы, приемлемые для этого вида мяса. Утки готовились на медленном огне, с луком, репой, кислыми яблоками и круглолистным виноградом, обвивавшим щиты галереи в саду. Мать раздумывала о соотношении компонентов, чтобы никакая мелочь не испортила блюдо. За столом мы все ощущали напряженное ожидание матери. Она волновалась, не зря ли положила виноград. Кулинарные книги были здесь бессильны; мать ступила на неизведанную тропу, где «Гурме» уже не мог служить путеводителем. По сути, она впервые целиком положилась на свое чутье и содержимое кладовых.