Принц приливов - Пэт Конрой

— Не желает принимать себя такой, какая есть, — предположила Саванна.

— И где вообще она набралась подобных идей? — недоумевал Люк. — Не представляю. Откуда у нее все это?

— Смотрит на других. Сравнивает. Делает выводы, — объяснила наша мудрая сестра.

— Но ведь на будущий год она станет президентом Садового клуба. Неужели это ее не радует? — возразил Люк.

— Вступить в Садовый клуб легко, — сказала Саванна. — Достаточно быть белым и уметь сажать семена в землю. Нет, маме непременно нужно то, чего у нее нет. Она у нас тянется к недосягаемому.

А потом для нашей семьи настали скверные времена. И не только для нашей — для всех жителей штата, чьи заработки были связаны с морем. Началось это примерно через полгода после знаменитой маминой утки. Вдруг ударили немыслимые для здешних мест морозы. Проснувшись утром, мы впервые в жизни увидели снежный покров толщиной в четыре дюйма. Снег засыпал весь остров Мелроуз; черное озерцо в самом центре острова обледенело. Окрестные болота побелели; мыши-полевки, привычно роющиеся в поисках корма, сделались легкой добычей для ястребов. Небо приобрело хмурый серый цвет. Температура всю неделю не поднималась выше десяти градусов по Фаренгейту[102]. Водопроводные трубы замерзли, затем полопались, и мы на две недели оказались без водоснабжения. От наледи провисли и оборвались провода нашей электролинии, и мы лишились электричества. Тогда наша семья стала жить при мягком, но тускловатом свете керосиновых ламп. Мы разводили костры. Основным источником тепла стала дровяная плита. Ежедневно мы ходили за дровами, а когда возвращались, мать на плите сушила наши заиндевевшие сапоги. Поначалу разгул стихии воспринимался весело, словно какой-то праздник, не особо благочестивый и наступивший неожиданно. Школы закрылись на целых пять дней. Во всем штате не было ни одной снегоуборочной машины, а в округе Коллетон — ни одних саней. Впервые мы играли в снежки на заднем дворе и лепили снежную бабу.

Клем Робинсон — чернокожий подагрический старик — замерз насмерть. Его тело нашли в трех милях от нашего дома. Только потеплело, как новый удар мороза сковал все низменности льдом, и мы на себе испытали предательские свойства ледяных пространств. По ночам с улицы доносились грустные стоны ломающихся деревьев, чьи ветки не выдерживали непомерного ледяного груза. В их треске было что-то зловещее, словно кому-то заживо ломали кости. Оказалось, что под ледяным панцирем деревья способны гибнуть, и гибнуть не беззвучно. Иногда их предсмертные звуки напоминали ружейную пальбу в сезон охоты. В океане температура воды упала ниже сорока пяти градусов по Фаренгейту[103]. Креветки, которых отец рассчитывал выловить весной, начали гибнуть миллиардами. Об этом никто не догадывался до марта, когда ловцы привычно вышли в море и вернулись с пустыми сетями. В тот год заливчики и реки вовсе не кишели креветками. Редкие беременные самки, в одиночку или парами, мужественно ползли через болота к речкам и ручьям, чтобы отметать икру и сохранить вид. Но зачастую им не хватало сил, и комья икры оставались в болоте. Коллетонский банк изъял за неплатеж семнадцать рыбачьих лодок и продал их с аукциона. За две недели изнурительной работы, продолжавшейся от рассвета до заката, отец сумел поймать лишь сорок фунтов. Море опустело. Рыба и морские птицы вели себя странно. Приливы теперь несли не изобильную пищу, а голод. Впервые в современной истории Коллетона креветки стали редким и дорогостоящим угощением.

В мае отец впервые пропустил оплату кредита за свою лодку. На следующий день он поплыл на юг, в воды штата Джорджия. Но и там добыча оказалась настолько скудной, что доходы от креветок не покрыли расходов на топливо. Отец не стал возвращаться в Коллетон, а отправился еще южнее. Он расспрашивал коллег, слушал россказни о якобы фантастических уловах в Мексиканском заливе и в районе Флорида-Киз [104]. В Сент-Огастине власти задержали отца за ловлю в речном канале, который из-за зимнего бедствия был закрыт для рыбаков. Отец знал о запрете, но им двигали отчаяние и желание рискнуть. Лодку конфисковали, а отца приговорили к штрафу в пятьсот долларов. Отец остался во Флориде и устроился автомехаником в ремонтную мастерскую на шоссе номер 17. Там он провел полгода, прежде чем сумел погасить штраф, получить назад свою лодку и направить ее в воды Южной Каролины. Помнится, он позвонил матери и сказал, чтобы мы выкручивались любыми способами, но ни в коем случае не пропускали платежи по кредиту.

Теперь мы все трое ежедневно вставали в пять утра и отправлялись на реку ставить корзины, заманивающие голубых крабов. Добычу мы перемещали в большую бочку, стоявшую посередине лодки, а корзины вновь наполняли приманкой — кефалью и сорной рыбой. Мы начинали с двадцати корзин, к концу лета их число достигло пятидесяти, а акватория ловли растянулась на двадцать миль по реке и ее рукавам. Мы пришли не на пустое место, а потому были обязаны считаться с профессиональными ловцами крабов, которым принадлежала река Коллетон. Нам приходилось довольствоваться дальними рукавами и искать другие реки и ручьи. Мы колесили по всему округу, размещая проволочные корзины. К веревкам мы привязывали белые буйки, которые опускали вниз. Эти ловушки мы ставили и в часы прилива, и во время отлива. По буйкам можно было проследить маршруты наших странствий: они уходили в самые глухие и малодоступные уголки округа Коллетон. Поначалу мы работали медленно, не проявляя особой ловкости. Много сил тратилось понапрасну. Но постепенно мы освоились, приобрели навык, извлекли опыт из своих ошибок. В первый месяц на подъем корзины, выгрузку улова, новое снаряжение и спуск уходило по десять минут, но уже через месяц мы управлялись со всем этим менее чем за две минуты. Мы шлифовали свои движения, учились делать их с изяществом и точностью, без лишних жестов. Мы узнали, что наше ремесло имеет свою красоту, сравнимую с танцем. Уже первый наш месяц оказался безубыточным. Все заработанные деньги мы потратили на покупку новых корзин. Во второй месяц мы оплатили вексель за отцовскую лодку. Опытные краболовы внимательно наблюдали за нашими успехами, видя, что каждый раз мы сдаем все больше крабов. Наши первые шаги сопровождались их шутками и насмешками; в августе они были готовы принять нас в свое братство. Они с восхищением глядели на огрубевшие, мозолистые ладони Саванны, давали нам дельные советы, делились тайнами своего нелегкого труда, молчаливо одобряли наши успехи. Словесных похвал они не расточали, ведь мы родились на реке, мы пришли в мир, чтобы ловить крабов и креветок, а потому были обязаны делать это как следует.