Жизнь графа Николая Румянцева. На службе Российскому трону - Виктор Васильевич Петелин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Более того, Людовик XVI, бесхарактерный и слабовольный, решил созвать все сословия на общее собрание.
Зачем? – думал Николай Петрович. Ведь всемилостивейшая императрица Екатерина II, которая любила повторять фразу, что ее единственная цель – это величайшее благополучие и слава России, заметив сложность, двусмысленность и неразбериху в законах империи, приказала учредить Законодательную комиссию, для участия в которой решила созвать депутатов от дворянства, городского населения, казачества, свободного крестьянства, и те должны были представить «наказы» о своих законных требованиях. Екатерина II подготовила для депутатов «Великий Наказ», в котором изложила собственное представление о законодательной системе. Но все эти приготовления и – главное – ход заседаний в Грановитой палате Кремля не привели к положительному результату, к делу так и не перешли – началась Русско-турецкая война 1768 года. Неужели этот опыт общения русской императрицы с народом ничему не научил французского короля?
Во Франции давно действовали Генеральные штаты, парламент, которые считали себя частью государственной власти. Они были созваны для того, чтобы обсудить церковные и религиозные вопросы (1614), и с тех пор Генеральные штаты не собирались, хотя истекшие почти два столетия во Франции были сложными, мнение депутатов могло что-то прояснить, а их предложения способны были укрепить королевскую власть. Но ничего этого не произошло… Известно также и о том, что при Людовике ХIII парламент отказался внести в архив какой-то королевский указ, по указанию Ришелье король собрал парламент у себя во дворце, и парламентарии на коленях простояли всю аудиенцию. Кажется, после этого парламентарии полностью согласились с королем и герцогом Ришелье.
Благодаря энциклопедистам французская нация узнала о своих правах и готова была за них бороться. Версальский двор, созывая Генеральные штаты, ничего подобного и не предвидел. В ходе яростных дебатов пришли к выводу, что среднее, трудовое сословие должно иметь столько же представителей, как и дворянство и духовенство. Парижский парламент, вскоре поняв, что среднее сословие будет повелителем в Генеральных штатах, предложил узаконить при выборах формы 1614 года, когда роль среднего сословия была ничтожна. В итоге сложной борьбы, когда приводили ссылки на древние обычаи и ссылки на естественные права и разум, пришли к выводу, что депутатов от среднего сословия будет тысяча, то есть будет равняться числу депутатов двух высших сословий, вместе взятых (Постановление Совета нотаблей от 27 декабря 1788 года).
Николай Румянцев знал о том, что это решение совета, которое приписывали министру Неккеру, вызвало восторг у среднего сословия и ненависть у высших сословий.
В начале 1787 года Франция оказалась накануне финансового банкротства, нужно было 3 миллиарда франков. Министр граф Колонн за пять лет своего руководства финансами окончательно разорил Францию. И в отчетах перед королем начал повторять то же самое, за что был удален Жак Неккер.
Отвечая на вопрос короля, как же выйти из этого бедственного положения, государственный контролер граф Колонн сказал:
– Только повышение налогов на табак, масло, мыло, соль, колониальные товары. Пора повысить налоги дворян и богатых купцов.
Тут Людовик XVI воскликнул:
– Но это же и Неккер говорил! Вы повторили то, что пять лет тому назад предлагал Неккер, за что и был уволен в отставку. Если вы что-то другое не предложите, то тоже будете уволены.
– Сир, – пролепетал граф Колонн, – в нынешнем положении вещей я не могу придумать ничего лучшего. Кое-кто из умных советчиков предлагает собрать ассамблею нотаблей – пусть принцы крови, герцоги, пэры, все представители высшей знати и богатые купцы решают финансовые вопросы, ведь ни Жак Неккер, ни граф Колонн справиться были не в силах. Слишком расточительно мы живем, особенно королевский двор…
Король лично отобрал 144 нотабля из числа лучших людей Франции. 22 февраля 1787 года в Версале начала работу ассамблея нотаблей. Одним из первых ораторов на собрании выступил генеральный контролер финансов граф Колонн:
– Когда в конце 1783 года король соблаговолил доверить мне управление своими финансами, они были в самом бедственном, критическом состоянии. Все кассы оказались пусты; государственные ценные бумаги упали в стоимости; всякое обращение прервано; наблюдалась всеобщая тревога, а доверие было разрушено… Внутренние дела уже приняли направление, которое должно привести к процветанию государства… Три года было употреблено для этого… Сегодня денег в достатке, кредит восстановлен, государственные ценные бумаги вновь поднялись в цене, их обращение стало активным… Но вместе с тем сто лет Франция живет в долг, стоит только собрать налоги, как оказывается, что мы их уже проели. Главная беда при сборе налогов заключается в том, что дворянство и церковь уклоняются от налогов, а тратят больше всего. Почти во всех отчетах укрывают тайну реального государственного долга, а сказать об этом совершенно необходимо: 1250 миллионов ливров – таковы размеры государственного дефицита.
Все были в панике. Разгневанный Людовик XVI схватил стул и швырнул его под ноги уходивших придворных:
– Этот мошенник Колонн! Я должен был приказать повесить его!
Самые расточительные особы, королева Мария-Антуанетта, граф д’Артуа, герцоги Полиньяки, не скрывали своих неприязненных чувств к ассамблее нотаблей, втихомолку ругали короля за то, что нотабли продолжали работать, а Мария-Антуанетта, «австриячка», получила новое прозвище – Мадам Дефицит.
Маркиз де Лафайет, избранный дворянством провинции Оверни, резко критиковал министра Колонна, боролся за равноправие протестантов, указывал на грабительские приемы сборщиков налогов – откупщиков, приводил множество примеров различных нарушений законов. Граф д’Артуа был встревожен, рассказал королю, как маркиз Лафайет резко обличает королевских министров, король вспылил, приказав маркизу выступить с обвинениями в присутствии короля и правительства, представив речь в письменном виде.
– Растрачиваемые миллионы, – говорил маркиз де Лафайет, – собираются посредством налогов, а налоги могут быть оправданы только действительными потребностями государства. Все эти алчно расточаемые миллионы, политые потом, слезами и, быть может, кровью народа, не должны проматываться столь легкомысленно.
Маркиз де Лафайет боролся против деспотизма королевской власти, против расточительности придворных, которые использовали малейшую возможность, чтобы получить хоть что-то от двора. «Король, его семья и крупные сеньоры из его окружения, за исключением некоторых друзей, – писал маркиз де Лафайет президенту Вашингтону 5 мая 1787 года, –
