Прошепчи его имя - Элизабет Торнтон

Лэнгли усмехнулся.

— Не надо смотреть на меня с таким отвращением. У них все равно ничего бы не вышло. Наполеон развернет свои знамена, но никто не присоединится к нему. Его генералы присягнули французской короне. Так что войны между Англией и Францией не будет.

— Вы просто глупы, если верите в это, — сказал Джайлз.

— Я действительно в это верю, иначе не согласился бы принять участие в этой операции. Боже правый! Уж не думаете ли вы, что я мог обречь на поражение свою страну? Наполеону давно пришел конец, можете не сомневаться. Это я использовал Немо, а не он меня.

— Вы…

— Я сказал все, что мог, и больше не скажу ничего, — прервал Мейтланда Лэнгли. — Ну же, Ричард, чего ты ждешь. Исполняй свой долг.

Мейтланд покачал головой.

— У меня не хватит духа.

— Зато хватит у меня, — Хью сделал шаг вперед.

Лэнгли посмотрел ему прямо в глаза.

— Мой пистолет у меня в кармане. Ты намеренно позволил мне оставить его при себе, Хью? Хью молчал.

— Спасибо тебе, — голос Лэнгли вдруг стал снова громким и скрипучим. — Но так рисковать было довольно глупо с твоей стороны. Я не застрелюсь. Последняя пуля — вам.

— Я предвидел и это.

Лэнгли потянулся за пистолетом. В этот момент в круг света выскочила Абби.

— Нет! — закричала она. — Нет, Хью!

— Абби, назад! — воскликнул Хью, но было уже поздно — Лэнгли держал Абигайл на прицеле.

И в этот момент пуля Ричарда Мейтланда оборвала его жизнь.

Хью закрыл глаза и откинулся на спинку сиденья. Они с Мейтландом ехали вдвоем в закрытом экипаже. Оба не произнесли ни слова с тех пор, как отнесли тело Лэнгли в его шикарный, только что отремонтированный дом. Насколько понял Хью, Лэнгли собирался переехать туда с семьей сразу же после того, как закончатся его дела с Немо. Погреб в саду он намерен был уничтожить бесследно. А вместо этого его остывшее уже тело лежит теперь в гостиной перед роскошным мраморным камином. Впрочем, Немо повезло еще меньше. Завтра утром его похоронят в общей могиле для неопознанных трупов. Еще один бродяга, встретивший печальный конец. Джайлз обещал обо всем позаботиться.

Теперь, когда Джордж Вейл был свободен, Хью должен был бы чувствовать себя на седьмом небе. Но он вообще не испытывал сейчас никаких чувств. И даже мысли о Наполеоне не могли вывести его из апатии. Джайлз наверняка уже проинформировал обо всем премьер-министра, но Хью было все равно. Наверное, это придет позже. А сейчас он судорожно пытался осмыслить до конца тот факт, что один из самых лучших командиров во всей британской армии оказался предателем Ему удалось разоблачить Лэнгли почти что случайно. Он занес его имя в список подозреваемых, потому что, будучи главой разведки, Лэнгли обладал всей нужной врагам информацией. Он занес в этот список и Джайлза, так как шурин Абигайл был отлично осведомлен обо всех тонкостях жизни Уайтхолла. Но во главе списка, конечно же, стояло имя Ричарда Мейтланда.

Он хотел, чтобы предателем оказался именно Мейтланд, потому что не любил этого человека. Но концы не сходились с концами. Ведь если бы не Мейтланд, те, кто напал на него во дворе «Черного вепря», спокойно завершили бы начатое. Значит, Мейтланд не мог быть одним из людей Немо.

Так, методом исключения отбросив всех остальных, Хью оказался перед листом бумаги, где значилось единственное имя. Но он так безоговорочно доверял полковнику, что не стал даже обдумывать этот вариант. И только когда Харпер привез ему от Джайлза список ближайших мероприятий с участием премьер-министра, у Хью появились сомнения. Он знал, что лорд Меркланд и Лэнгли были соседями и что дом полковника стоял пустым. Идеальное место, чтобы спрятать заложника или убийцу, которому требовалось где-то отсидеться после выполнения задания. Затем мысли его потекли по другому руслу. Абби недавно упомянула, каких затрат стоит представить в свете юную леди. А ведь Лэнгли к тому же полностью сменил обстановку в доме, где должен был состояться бал в честь его дочери. Откуда же он взял столько денег?

Полковник говорил всем, что получил наследство. Но так ли это?

Джайлз употребил все свое влияние и разузнал, что никакого наследства не было. Лэнгли платил за все золотом, но никто не знал, откуда берутся деньги.

— Если становится ясно, что среди своих работает предатель, — прервал его мысли Мейтланд, — начинаешь подозревать всех и каждого и в результате не знаешь, кому можно доверять.

— Что? — обернулся к нему Хью.

— Я ведь считал предателем Болларда. Я понимал, что Алекс действует без чьих-либо указаний, но не знал, чем именно он занимался. Ведь Боллард не должен был ничего знать о Немо. Никто из нас не знал, пока не расшифровали сообщение, содержавшееся в книге. Кроме Лэнгли, конечно. Когда я вспоминаю о Болларде, я жалею, что помешал повесить этого негодяя!

— Почему ты это сделал?

— Ты знаешь почему. Он был нашим учителем.

Мейтланд снова замолчал, предоставив Хью его невеселым мыслям. Теперь он думал об Абби. О том, что она стала свидетельницей последних секунд жизни Лэнгли. Она присутствовала при казни, совершенной Мейтландом. Хотя Хью и Ричард не договаривались заранее, оба знали: они не позволят Лэнгли предстать перед судом. И полковник тоже знал это. Он ведь сам учил своих агентов разбираться с последствиями собственных ошибок без посторонней помощи. Именно это они и сделали.

И если это означает, что он — дикарь, не признающий правил, установленных современной цивилизацией, что ж, пусть будет так.

Наверное, как раз так думает Абби. Она не сказала ему ни слова, когда уезжала вместе с Джорджем и Дэниэлом.

Не надо было вообще разрешать ей идти вместе с ними к дому Лэнгли. Но Хью решил, что Абби имеет право обнять брата, из-за которого она столько страдала, сразу же после его освобождения. Ему следовало догадаться, что Абби не станет послушно сидеть в беседке.

И вот результат — она увидела его в самом что ни на есть невыгодном свете.

Эль-Центурион. Гладиатор. Дикарь. Может быть, он такой и есть, но как она не понимает: у него просто не было другого выхода.

Сейчас Абби уже дома. Хью представил радостное оживление, царящее в Вейл-хаус. Все они последние дни жили в настоящем аду. Особенно Джордж, просидевший несколько недель в холодном погребе, который отапливали, только когда стемнеет. Дым, идущий из приделанной к нему трубы, не должен был вызвать ни у кого подозрений. На земляном полу лежали лишь соломенные циновки. Правда, в комнате были стол, стул и комод. Многие на месте Джорджа просто сошли бы с ума. Но ему придавала сил надежда. Он знал, что родные не оставят его в беде.