Омар Хайям - Шамиль Загитович Султанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Вечером того же дня Омар Хайям вышел из дома и направился к холмам. Все чаще ему хотелось побыть совершенно одному, особенно на закате солнца, когда, чуть прищурившись, он пытался поймать его теплые лучи.
Плеч не горби, Хайям! Не удастся и впредь
Черной скорби душою твоей овладеть.
До могилы глаза твои с радостью будут
На ручей, на зеленую ниву глядеть.
Осторожно ступая по тропинке, он обдумывал тему сегодняшней лекции. И вдруг нахлынули на него мысли вперемежку с воспоминаниями. Те, которые однажды он уже изложил на бумаге:
«Трагедия идущего по пути истинного познания заключается в том, что рано или поздно он встречается с огромным и непосильным препятствием — осознанием величайшего, нескончаемого многообразия миров, созданных и создаваемых постоянно Всевышним Аллахом. И если он честен, то должен в этом признаться: только логика, рационалистическое мышление и естественно-научные постулаты бессильны, чтобы проникнуть в эти миры, величие которых в их беспредельной тайне.
Но этот мыслящий — человек. И трагедия эта — именно человека, а не познающего субъекта. Ведь с тем, что все эти многообразные, многомерные, многоликие миры все равно останутся для него величайшей загадкой, искренний человек еще может согласиться. Но затем неотвратимый, всепоглощающий ужас все равно сожмет мертвой хваткой его сердце: ведь если окружающие его миры так и останутся для него неразрешимой в принципе загадкой, то, следовательно, такой же тайной останется он сам для себя, со своими желаниями, целями, мечтами, мыслями, смыслом жизни. Именно эта внутренняя трагичность рационального, естественно-научного мышления невыносима для мыслящей личности:
Чтоб счастье испытать, вина себе налей,
День нынешний презри, о прошлых не жалей,
И цепи разума, хотя б на миг единый,
Тюремщик временный, сними с души своей.
Но ведь ищущий еще должен дойти до своего предела, чтобы иметь мужество сказать: «Да, я дошел, ибо действительно сделал все, что мог». Но если бы дело было только в самом разуме!»
Он остановился передохнуть. Дрались и шумно каркали вороны, хлопая крыльями. Тропинку перебежал варан, пытаясь ухватить быструю змейку.
Хайям вспомнил один из своих наиболее ожесточенных споров с аль-Газали в 1107 году здесь же, в Нишапуре. АльГазали говорил о месте математики, логики, физики в исламе.
Начал он с того, что осторожно пожурил «некоторых невежественных друзей ислама», решивших, что религии можно помочь путем отрицания всякой науки: «…они отвергали все науки математиков и утверждали, что последние якобы проявляют в них полное невежество. Они доходили до того, что отвергли их рассуждения о солнечных и лунных затмениях, называя их противозаконными».
Чуть прокашлявшись, аль-Газали продолжал:
— Когда же такие рассуждения доходили до слуха человека, познавшего все эти вещи на основании неопровержимых доказательств, человек этот не начинал сомневаться в своих доводах, но, решив, что ислам основан на невежестве и на отрицании неопровержимых доказательств, проникался к философии еще большей симпатией, а к исламу — презрением. Большое преступление перед религией совершают люди, решившие, что исламу можно помочь отрицанием математических наук!
— Да, но ведь арифметика, геометрия, астрономия не имеют никакого отношения к религиозным предметам — ни в смысле отрицания таковых, ни в смысле утверждения, — осторожно начал Хайям. — Это — доказательные предметы, отрицание которых становится невозможным после того, как они поняты и усвоены.
— И все же они повлекли за собой серьезное несчастье, — внимательно посмотрев на Хайяма, продолжал аль-Газали. — Ведь тот, кто знакомится с математикой, приходит в такой восторг от точности и ясности ее доказательств, что начинает думать, что все науки обладают тем же четким и строго аргументированным характером. А затем, если окажется, что он уже слышал разговоры о неверии ученых, о их пренебрежительном отношении к шариату, то сам становится богоотступником — и все из-за того, что доверился этим философам. При этом он рассуждает так: если бы истина была в религии, последняя не пряталась бы от этих людей, проявляющих такую точность в данной науке. Поэтому, когда подобный человек узнает из разговоров о их неверии и безбожии, он принимается искать доводы в подтверждение того, что истина заключается именно в отвергании и отрицании религии.
Ты при всех на меня накликаешь позор:
Я безбожник, я пьяница, чуть ли не вор!
Я готов согласиться с твоими словами.
Но достоин ли ты выносить приговор?
Так подумал про себя Хайям. Вслух же проговорил, сдерживая подступавшее раздражение:
— Ну и что же ты предлагаешь?
— Что предлагаю? — повторил, прищурившись, аль-Газа-ли. — Постоянно держать в узде каждого, кто занимается науками. Хотя они и не связаны с религиозными предметами, все же, будучи основополагающими принципами всех их знаний, эти науки являются источником всех бед и несчастий для занимающихся ими. Например, мало ведь математиков, не становящихся вероотступниками.
А в основу всей физики должно лечь понимание того, что природа каждый миг подчиняется Всевышнему Аллаху, что она не самодеятельна, но, напротив, является послушным орудием в руках своего Творца. Солнце, Луна, звезды, природные тела — все подчиняется повелениям Его, и в них нет ничего такого, что действовало бы само собой и само через себя.
Что ж, все знакомо, давно знакомо… Еще тогда, когда рождались суфийские строки этого рубаи:
Чем стараться большое уменье нажить,
Чем себе, закочнев в самомненье, служить,
Чем гоняться до смерти за призрачной славой —
Лучше жизнь, как во сне, в опьяненье прожить!
ТРЕТИЙ КРУГ ОМАРА ХАЙЯМА.
ИСМАИЛИТЫ
«Трактат о всеобщности существования»: «Третьи — это исмаилиты (и талимиты), которые говорят, что путем познания Творца, Его существования и свойств является только весть праведника, так как в доказательствах познания есть много трудностей и противоречий, в которых разум заблуждается и ослабевает, поэтому лучше так, как требует речь праведника».
Когда Хайям касается исмаилитов, у него не находится ни слова для их осуждения или даже косвенной критики. Это необычно
