Парфюмер Будды - М. Роуз

Жас закрыла глаза и стала разглядывать живые картины, свой собственный воображаемый театр.

Глава 60

Мари-Женевьева согласилась сопровождать мужа, потому что не нашла причины отказать. Ей не хотелось уезжать из Нанта в то место, где прошла ее молодость. Воспоминания не всегда были приятны. Она часто просыпалась от них по ночам. Ужасная революция, начавшаяся в этом городе, отняла у нее всю семью, мать, отца, двух сестер. Все попали в тюрьму, а потом были казнены.

В Париже ей придется встретиться со всеми своими призраками. Ей придется ходить по улицам, по которым она бродила ребенком. Ей придется пережить прошлое, вспомнить о Жиле.

Но муж настоял, чтобы она поехала с ним, и ей пришлось согласиться. Он был добрым человеком. Он спас ее, найдя на берегу Луары почти мертвой, практически утонувшей. Священник, к которому ее привязали, из последних сил сумел развязать их и дал ей шанс выжить.

Без его тяжелого тела Мари-Женевьева всплыла на поверхность. Задыхаясь, она смогла вдохнуть немного воздуха, хотя и нахлебалась воды. Если бы не течение, она бы утонула. Но река вынесла ее на берег.

Первые два дня в Париже не оказались для нее настолько эмоционально тяжелыми, как она ожидала. За последние пятнадцать лет в городе произошло столько изменений, что воспоминания Мари-Женевьевы растворились в потоке новизны.

На третье утро она так расслабилась, что когда их карета переехала через Сену у Понт дю Карусель, Мари-Женевьева загляделась на молодую женщину, пытавшуюся сладить со своими тремя малышами, и не заметила, где они находятся, и не спросила, куда едут.

Карета повернула на Рю де Сен-Пер и остановилась напротив дома.

Мари-Женевьева повернулась к мужу.

– Где мы?

– Сюрприз.

Она никогда не говорила ему о Л’Этуале.

– Я не понимаю!

Неужели он не заметил ее паники? Почему он улыбается?

– Слышал, что у них самые лучшие духи во всем Париже. Хочу купить тебе кое-что на память о поездке.

– Это слишком дорого. Мы и так сильно потратились. – Она смотрела на мужа, но за его спиной через окно кареты видела дверь парфюмерного магазина, через которую ходила сотни раз. Дверь открылась, и кто-то вышел. Поначалу ей показалось, что это Жан-Луи Л’Этуаль. Высокий, седовласый, с такими голубыми глазами, что она разглядела их на расстоянии.

Он заметил карету, заглянул внутрь, посмотрев прямо на нее.

И все же здесь водились призраки. Жиль погиб в Египте, когда она была совсем юной. Его давно не было в живых.

Но человек, смотревший на нее, как на привидение, был жив.

Их взгляды встретились. На несколько секунд Мари-Женевьева забыла, что замужем, что у нее двое детей и что она сидит во взятой напрокат карете рядом с супругом. Звук, сорвавшийся с ее губ, был похож на рыдание, смешанное со смехом.

– Ты в порядке, ma cherie[34]? – спросил муж.

– Мне нездоровится…

В ту ночь, как только уснул муж, Мари-Женевьева выбралась из гостиничного номера. До Рю де Сен-Пер было всего два квартала. На улицах было светло и неопасно. Она была не сорокадвухлетней женщиной с проседью в волосах, ей снова было семнадцать. Она не шла, а летела.

Несмотря на поздний час, дверь в магазин была не заперта. И хотя они больше не общались и не договаривались о встрече, он ждал ее, сидя в темном магазине.

– Как ты догадался, что я приду? – спросила она.

– Где была ты все эти годы?

Они заговорили одновременно, но еще до окончания разговора Жиль потянулся к ней. Они держали друг друга в объятьях до первых лучей солнца, осветивших флаконы духов.

Мари-Женевьеве удалось вернуться в гостиницу, когда муж еще спал. Одеваясь, она пыталась вести себя как обычно. Но казалось, что она помолодела лет на двадцать, не узнала человека, за которого вышла замуж, забыла про ту жизнь, которой жила.

У них было еще целых четыре дня в Городе Огней. Каждый вечер она притворялась, что быстро заснула, и лежала рядом с незнакомцем в ожидании, когда его дыхание станет ровным. Потом она выбиралась из постели, одевалась и украдкой покидала гостиницу.

Темнота стала ее другом. Любовные свидания в Париже были так обычны, что ей удавалось оставаться невидимкой. Она исчезала в сумерках ночи и мчалась в объятья возлюбленного.

В последнюю ночь, когда они отдыхали после страстных ласк, лежа в объятьях друг друга, Жиль сказал, что хочет, чтобы она бросила мужа и осталась с ним в Париже.

– Мы оба женаты, у нас дети! – рыдала Мари-Женевьева.

– Ты можешь забрать своих детей. Я куплю тебе дом, буду жить с тобой там, а работать здесь.

Она покачала головой.

– Ce n’est pas possible[35].

Он встал, подошел к комоду, открыл его и что-то вынул. Глаза Мари-Женевьевы были настолько залиты слезами, что она не сразу поняла, что это.

– У тебя нет выбора, – сказал он.

– Не понимаю.

– Египтяне верили в судьбу. Мы судьба друг друга. – Он достал кожаный мешочек и вытряхнул его содержимое себе на ладонь. – Понюхай.

Мари-Женевьева взглянула на сосуд в его руке, и мир вдруг начал вращаться вокруг нее. Поначалу она испугалась. Давным-давно она почувствовала себя так в Луаре. Было темно и холодно, неприятный запах грязи и тины. А потом маленькие, нежные руки аромата унесли ее из Нанта в какое-то место, где она была раньше. Там были запахи пурпура, насыщенного красно-коричневого и синего бархата. Темнокожий мужчина сидел рядом с женщиной с волосами цвета воронова крыла, протягивая ей чашу.

Словно глядя на свое отражение в зеркалах Версальского дворца, Мари-Женевьева смотрела на себя, но видела Айсет с головой, склоненной на плечо возлюбленного, вдыхающую аромат зелья в его руке.

Мужчина по имени Тот разговаривал на языке, которого Мари-Женевьева никогда на слышала, но она его понимала. Он произнес те же слова, которые она только что услышала от Жиля.

– Мы судьба друг друга.

Потом она услышала свое имя, которое прокричал голос из настоящего. Он вернул ее в реальность. Это был голос мужа. Добрый, нежный, спасший ее от смерти, он стоял перед ней с диким от ярости взглядом и пистолетом в дрожащей руке.

Утренний свет проливался в окно и сиял на рукоятке пистолета. Если бы Мари-Женевьева знала, что нежный, богобоязненный муж способен выстрелить, она бы заслонила Жиля собой. Но она не поверила своим глазам.

– Я не позволю тебе отобрать у меня единственное, что мне дорого! – прокричал он и без колебаний спустил курок.

Спустя две недели, дома в Нанте, Мари-Женевьева прочла в газете, что Жиль Л’Этуаль умер от пулевого ранения. Она перестала есть, спать и разговаривать с человеком, которому приходилась женой. Детьми она занималась, словно в тумане. Она могла думать только об умирающем человеке, которого любила с детства. Кто держал его за руку? Кто шептал ему успокоительные слова, когда он уходил из этого мира в другой?