Книга Предтеч - Александр Шуваев

- Послушай-ка, ты что, решила накормить отдельную роту берсерков после горячего дела?

- Ну? В чем дело?

- Да просто я процентов на восемьдесят упрятал провизию назад...

Она оставила в покое темно-синее мохнатое покрывало жутких размеров, опустила руки, задумалась на минутку и печально констатировала:

- Жмот.

- Да. А водка с Юга по вкусу напоминает коктейль из гвоздей со скипидаром. Вещь сугубо для любителей.

- Алкоголик, - тем же тоном констатировала она, - но ты меня уговорил: это будет отныне моим любимым напитком.

- Я добрый: не буду ловить тебя на слове. Кстати: наш путь лежит на Юг, и в конце ты сможешь припасть к самому его источнику.

Тут в мою голову полетела подушка и я вынужден был в прямом смысле этого слова прикусить язык.

- Кстати, - кто это собрал такой вот набор... всего? Я не очень-то верю, что ты.

- Правильно делаешь. Одна моя знакомая, которую я попросил исходить из вкусов предводительницы племени мумбо-юмбо с непреодолимым тяготением к варварской роскоши. Настолько дикой, что начинает визжать при виде обыкновенного бри... Э, э! Прекрати, это тебе не подушка, разо...

И поймал в воздухе вазу из бездефектного кристаллического стекла, красивую, в цветных разводах, и, разумеется, совершенно несокрушимую для слабых человеческих сил. Она тем временем, как будто читая мысли, которые я пытался прочитать у нее, извлекла из тряпочного вихря простыню черного шелка и в единый миг накинула ее на великанское ложе таким образом, что та легла без единой складки, и на миг замерла, задумчиво глядя на переливчатую ткань.

- "Королевы Марго" начиталась? А я потом где-то вычитал, что ра-аскочные шелковые простыни делались черными, чтобы на них грязи не было видно.

- Все равно не доведешь. Я твердо решила не доводиться. А черную я просто хочу проверить... Мне идет?

И не успел я ахнуть, как она оказалась лежащей на этой самой простыне, причем в виде, совершенно не усложненном какой-либо драпировкой. Не знаю, как грязь, а она, тело ее, чуть позолоченное солнцем за время, прошедшее с нашей последней прогулки, выглядели потрясающе, как... как жемчуг в коробочке, высланной черным бархатом, как деревянная статуя в кромешной темноте тропической ночи, вырезанная великим скульптором и подсвеченная талантливым декоратором, как античная камея, только куда круче, потому что от всего перечисленного у меня сроду не перехватывало дыхание, а тут... Короче, - жалко, что я не успел ахнуть.

- Можно потрогать?

-С какой это стати, - певуче прошипела она, - по-моему ты подумал что-то не то. Так вот: и не думай.

"Ну это мы посмотрим" - подумал я и для вида скромно потупился:

- Ладно. Есть предложение устроить пир наверху.

-Иди-иди, организовывай там... Я в коробчонке вскорости приеду...

Я некоторое время просновал вверх-вниз по лестнице, оставил поляризацию только в верхней части стекол - приблизительно на четверть, собрал на стол и сел, дожидаючись. Дом наш, приблизительно со скоростью хорошего пешехода, двигался под очень острым углом к воображаемой оси Гуннарова Тракта и приближался к нему очень медленно, со склона мы уже, в общем, спустились и теперь под тяжким грузом тихонько хрустел гравий, медленно покачивался горизонт с висящими над ним небольшими продолговатыми облаками и бледное небо. До того еще, как мы ляжем на курс, параллельный тракту, не миновать стать двигаться по долине Кагарласс, узкому желобу, засыпанному пластинами минерального стекла. Но додумать все эти интересные мысли мне не дали, поскольку в дверях показалось Мимолетное Виденье во всей красе. Я глянул повнимательнее и сел. Чтобы не упасть. Нет, не ткань с Островов. Не та самая туника тонкого льна, что оставляет голым правое плечо. Не набедренная повязка даже, чего я в отчаянии ждал и на что тайком рассчитывал. Она возникла в дверях, облаченная в широкие черные брюки и черный пиджак. На ногах - тяжелые черные ботинки, на левом плече - голубой шнур, сложенный вензелем S, на груди - серебряный щиток. Короче - полная форма сотника Черного Корпуса Внутренней Службы времен Второй Республики в Дайгаре, только что без высокой фуражки. И выражение полной сосредоточенной решимости на узком лице. В смысле, близком к "а вот вам!". Она внимательно оглядела организованный мною по мере слабых моих сил натюрморт и сурово осведомилась:

- А где?

- Что "где"?

- Где здесь мой любимый напиток?

- Ойй... Ты все-таки настаиваешь? Это так-таки и всерьез?

- Да, стакан, сейчас и немедленно, полный.

Чтобы достигнуть молчаливого компромисса, я налил ей очень маленький стакан, проследил за тем, как она глотает чудовищную жидкость, как давится, как кашляет и как не может перевести дух. Совсем уж собрался было подсунуть ей для запивки простого, хорошего питьевого спирта, но потом все-таки сжалился и подал ей, в такт постукиваниям по спине, какого-то коричневого пива. Потом она рассказывала мне, что я бесстыдно преувеличил достоинства напитка: на самом деле он-де напоминает пригоршню раскаленного стекла, залитую йодной настойкой. Наверное, именно поэтому крепкий портер с Кристобаллиды показался ей ужасно вкусным, - вид по крайней мере был именно такой. Я пронаблюдал за процессом до конца, а потом сочувственно произнес:

- О, как я вас понимаю. Некоторые даже не выживают, так что вполне могло быть и хуже.

- Не дождешься, я да-авно зна-аю, что ты смерти моей хочешь, тут она сделала длительную паузу, всецело погружаясь в жареную птичью ногу, - и что? Мы так и будем все время торчать в этой ползучей дыре? А делать-то что будем?

- А вот доедим и обдумаем. На сытый желудок.

- Обжора, - заявила она, по-прежнему не отрываясь от своего увлекательного занятия, - это в дополнение к пьянству. Никаких высокодуховных запросов. Вода в этой блуждающей забегаловке есть?

-Это само собой. Тонн пятнадцать, а потом не будет проблем закачать новый запас в ближайшей телли... А какие, к примеру, развлечения изволит предпочитать ваше превосходительство, будучи в нетрезвом виде? Бег в пинки по пустыне? Танцы на столе в голом виде? Планерчик собрать? Тут как раз хорошая полуинерционка... Тер-скутер не предлагаю даже и в шутку, - тут я спохватился, проклял и мысленно прикусил свой поганый язык, но тут же решил, что уже поздно, и оттого продолжил, - тут нужен хотя бы минимум практики.

Она - молодец, она очень правильно ответила, не схватилась на мужской манер за что-нибудь смертоубийственное, - расслабленно махнула ручкой:

- Да что мы, скутеров с планерами не видели? Потом разве что, при случае... Э, погоди, а это у тебя там что?

А ничего особенного, - далеко-далеко, у самого горизонта, виднелась цепь едва заметных точек. Ну, надо сказать у нее и глаза. Я перевел телескоп на максимальное увеличение, и то, что я увидел, очень слабо напоминало случайность. Известен коренной недостаток сильной оптики: на удаленную цель навести трудно. Зато от превращения едва различимой точки в полноразмерное изображение со всеми деталями каждый раз захватывает дух. К этому просто невозможно привыкнуть. Отменные кони здешней породы во всей своей красе, непревзойденные скакуны Большого Песка, почти все - голубой, даже вроде бы сиреневатой под здешним солнцем масти, и в седле - порода. Резко согнув в коленях ноги, о чем-то переговариваясь между собой, в седлах уверенно раскачивались легкие, тонкокостные, большеглазые девицы с курчавыми волосами, со смуглыми руками и лицами, густо намазанными сиреневой мазью, - явные, неподдельные Змеи. Трое были на совсем другую стать, но не они привлекли мое внимание: третьей от конца, на гигантском голубовато-сером жеребце ехала весьма загадочная личность. Конь ее, видимо, был полукровкой: обычному здешнему скакуну, пожалуй, не под силу было бы тащить такую хозяйку. Сойди они с коня, ЭТА оказалась бы на голову выше своих спутниц. Необъятный бюст и широченные толстые плечи обтягивало что-то вроде кольчуги. Безусловно ее можно было назвать толстой, но объемистый живот казался ощутимо-тугим, без малейшей рыхлости, необъятные ляжки бугрились мускулами, а в бревноподобных руках даже отсюда чувствовалось что-то каменное, сосредоточенная, беспощадная мощь. Посадка ее тоже существенно отличалась от манеры ее спутниц, но тяжкая глыба ее зада располагалась в седле с абсолютной надежностью. А потом она, словно почувствовав взгляд, повернула голову в нашу сторону. У нее оказались широкие щеки с неровной серой кожей, между которыми носишко просто терялся, выглядел этаким защипком, маленькие глазки смотрели внимательно, но все равно как-то сонно. И тут мне дохнули в ухо и молча оттерли от телескопа. Она прищурилась, - вряд ли для того, чтобы лучше видеть, и выражение Мушкинго лица стало при этом очень каким-то недобрым.