Книга Предтеч - Александр Шуваев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну не устраивает меня ваш вариант спасения! А мой - вас, потому что у вас тоже прибыли, конкуренты и оппозиция. На этом основании все остается, как есть, и так будет до тех пор, пока не останется вообще. Нет, к черту! Когда человек стал человеком, его было много. Людей было мало, а вот каждого в отдельности, наоборот, много, в этом меня никто не переубедит. Между ним, одиночкой, попавшим в пустынный мир, и самим этим миром была колоссальная разность потенциалов, и никто как следует не мог противостоять человеку - Энергетической Горе среди плоской равнины безмозглости. Людей стало больше, а человек стал меньше из-за своего многолюдия, и очень хочется все-таки побыть хоть сколько-нибудь большим и поглядеть хотя бы, на что может быть способен нынешний человек, если ему всего-навсего не мешают. Могут сказать, что вопить в мир о несовершенстве этого мира может каждый, а вот что-нибудь конкретное предложить куда посложнее будет... Да есть у меня конкретные предложения, есть! Вполне даже действенные! Приходите, как говорится, и берите! Предлагал, то, что у меня есть, за бесплатно, - и все шло нормально до того самого момента, когда тот, что был из всех этих дураков самым хитрым, не понял вдруг, что слова мои - не обычная для яйцеголовых мозгачей прекраснодушная болтовня, а вполне реальная возможность прийти к такому миру, в котором он и ему подобные не будут ничем выделяться. Хуже того, - может стать куда менее существенным делом само Получение Прибыли! Вот где ужас-то! Хоть ты и богаче всех (окончательно такое не исключишь!) а подавляющему большинству с высокой горы на это начхать вообще-то, - и НЕ ЗАВИСЯТ они. Ни от тебя, ни от тебя подобных, ни от государственных образований. Ни в чем существенном. Может зависеть, вообще говоря, только от собственного характера и мозгов, почти вовсе никому не кланяясь. Так вот, когда до него дошло... Хорошо, что до меня ТОЖЕ вовремя доходит, а то, пожалуй, и не уцелел бы. Промахнувшись в первой попытке этак невзначай перегрызть мне горло, и злобно позавывав от досады, они убедились-таки, что я - не та дичь, к которой они привыкли, им - вовсе не по зубам, и сменили тактику: они, наивные, решили меня переубедить, и это им удалось. При столь глубоко зашедшей болезни мое сильнодействующее лекарство, скорее всего, только ускорит все тот же исход в апокалипсис, хотя и увеличит (признали!) шансы на последующее возрождение цивилизации. Короче - то же самое уничтожение цивилизации с последующим созданием на ее месте новой. Но неизбежность катастрофы, к которой я буду лично причастен, разумеется, сделала для меня совершенно неприемлемой дальнейшую работу по воплощению моих проектов в жизнь. Тут они тонко рассчитали, знают, на чем взять нашего брата. Зная, к какому отвратительному, малейшего благородства лишенному концу все идет, и увидав, что САМ должен отказаться от собственного же варианта спасения, собственными руками принести в жертву собственное детище, я, право же, чуть не умер; друзья мои утверждали, что я смахивал очень сильно на военный корабль, со всего размаха налетевший вдруг на мину. Другое дело, что у меня оказался солиднейший запас плавучести, и со временем я поднялся. Самоубийство - страшный грех, а кроме того - глупость, а главное (я до-олго смеялся, когда понял, что для меня главное) - со стыда же сгореть можно, чтобы я - и в петлю, как поэтический юнец на почве несчастной любви... Поэтому надо же как-то жить, и поэтому - если у кого-нибудь есть какое-нибудь подходящее по площади место, - любое место, - то давайте построим цивилизацию. Это возможно, потому что на памяти человечества происходило уже не раз. Давайте построим цивилизацию и по этой причине давайте уцелеем. Давайте хотя бы попробуем. Те, кто хорошо меня знают, знают также, что у меня НЕ БЫВАЕТ недо-продуманных и недо-рассчитанных проектов, так что с техникой и экономикой все будет в порядке. Очень бы хотелось узнать, как это - жить по-человечески, не платя по чужим счетам, не отвечая за поступки вовсе чужих и ненужных дядей, никому не кланяясь и имея поэтому возможность не видеть тех, кого не хочешь видеть.
Об.
Первое включение. Блик.
Черт занес его в этот день на беседу школяров, занятых неизвестно какими, достаточно непостижимыми, но явно далекими от медицины науками. И ладно бы еще на свежую голову, а то, можно сказать, вовсе даже наоборот, после пятичасовых напряженных наблюдений за поразительными диагностическими трюками гроссмейстера Шала. Впрочем, - попросту неприлично называть трюками то, что давало, пусть непостижимым образом, - неоспоримо-истинное знание о больном человеке, - пусть в своеобразнейшем аспекте, столь характерном для Земли Оберона. Спускаясь с холма после прощания с беременной Еленой-Ланцетом, он, наивный, был уверен, что истинное знание о предмете может быть только единственным, а все остальное истинным назвать нельзя. Теперь оставалось только удивляться былому своему простодушию. Мало того, что профессора, феррахи, кагушаманы, и гроссмейстеры шли в лечении сугубо-разными путями, они еще, зачастую, и цели перед собой ставили существенно-разные. Поначалу Безымянный, уподобившись губке, жадно вбирал в себя все, что доносили до него слова, картины, книги, диски и графилоны, но после, столкнувшись с совершеннейшей, казалось бы, нестыкуемостью истин, впал в отчаяние, не лишенное доли скепсиса, причем чем дальше - тем большей доли. Узнав о характере задаваемых им вопросов, а из них - сделавши совершенно правильный вывод относительно уксусно-кислого характера воззрений нового слушателя, декан отозвал его в сторонку сразу же, как только встретил на улице, напротив пустого в этот час двора Дома Циннами. С коротким жезлом наперевес, ученый муж выглядел весьма воинственно.
- По слухам, вы взяли на себя смелость судить, что истинно, а что - ложно в обращенных к вам словах мудрости?
- А разве же не умению отличать истину от лжи нас должны научить в первую очередь?
- А я, по-моему, несколько не об этом с вас спрашивал... Взяли ли ВЫ, -палец его ткнул Безымянного в грудь, - на себя смелость СУДИТЬ об этом?
- Право каждого, наделенного разумом...
- Нет. Судить имеет право только тот, кто знает. Только о том, что знает. Тот, кто берется судить, не зная ничего, выглядит дураком, да и, пожалуй, является им. При любых природных задатках.
- Простите, - сказал Безымянный с едва заметным сарказмом, - не думать по поводу узнанного просто-напросто не в моих силах.
- Мало того, что вы самоуверенный недоучка (а это еще очень мягкий эпитет), вы еще и явно не в ладах с логикой. Я ни слова не сказал о вашей способности не думать. Я говорю о том, что на каждом этапе существует надлежащий предмет для раздумий. Знающий - судит, но вам еще далеко до определения главной для каждого момента думы, и это всегда такой предмет, о котором бесполезно узнавать у других. Можно узнать что-то и остаться при этом прежним, при раздумьях о надлежащем становишься иным и меняешь саму манеру своего думанья.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});