История с продолжением - Екатерина Белецкая

Валентина не ответила. Рука Пятого вдруг сжалась до судороги, а затем медленно расслабилась. Валентина перевела взгляд на его лицо и увидела, что он побледнел, глаза начали закатываться.

– Он сознание теряет.

Врач протянул поильник Валентине, быстро взял из лотка новую трубку.

– Валентина Николаевна, в стороночку… Давайте расширитель… Всё, ввожу… Аппарат готов?

– Готов.

– Добавьте влажность, – приказал он. – Сейчас, дружок. Сейчас станет легче.

Врач перевёл кровать в прежнее положение, немного запрокинул Пятому голову и зафиксировал её. Грудная клетка того ритмично поднималась и опадала, аппарат уже работал. Вскоре веки его вздрогнули – он начал приходить в себя.

– Вот… молодец, – хвалил его хирург, – умница… и не закашлялся, и водички выпил… Кто-нибудь, стетоскоп мне дайте, я послушаю… нормально… И предупредил вовремя… сустаген можно будет денька через два поставить, коли так дела пойдут…

…На следующий день произошло резкое ухудшение – опытный врач оказался прав. Пятый перестал приходить в себя, общее состояние стало стремительно приближаться к коматозному. К искусственной почке и аппарату для вентиляции лёгких прибавился ещё и аппарат для искусственного кровообращения. Снова понаехала куча врачей, приехал и тот, пожилой. С Валентиной он разговаривать на этот раз не стал, и она поняла – дела плохи. Потянулись однообразные, ничем не примечательные дни, сливавшиеся в недели. Валентина приезжала каждый день и, помогая медсестрам, сидела с Пятым. В комнате поселилась печаль. Лина к Пятому больше не подпускали. Он постепенно сходил с ума и его присутствие могло только навредить. Валентина последнее время была задумчива. То, что случилось, не стало, конечно, для неё откровением, но всё же она до конца не могла понять – как же так? Почему это произошло? То, что и Пятый и Лин прекрасно могли за себя постоять, она знала. Потому-то она и терялась в догадках – почему же Пятый так посчитался на этот раз? Глядя на его лицо, бессмысленное, омертвевшее, она постепенно переставала тешить себя надеждой когда-либо получить ответ. Казалось, что жизнь и душа уже давно покинули это тело и никогда не вернуться назад. Дни шли за днями. Бригады врачей сменяли друг друга точно по расписанию, специалисты приезжали лишь изредка, руководство же совсем исчезло с горизонта.

Пятого начали кормить внутривенно, он слабел всё больше. Сердце почти полностью отказало, только аппараты и держали его на этом свете. Валентина поняла, что он умирает, но Лину ничего пока говорить не стала. Лина уже две недели назад отправили обратно, в рабочий зал, но Валентина иногда навещала его и вводила в курс дела, не вдаваясь, однако, в подробности. Через три недели после начала комы, примерно через месяц после ранения, очередной консилиум пришел к выводу, что продолжать реанимацию дальше становиться бессмысленно. Валентина выслушала этот вердикт и сказала:

– Я сейчас приведу Лина… попрощаться. Вы не возражаете?

– Может, мы сначала сделаем то, что решили? А уж потом поставим его перед фактом? – спросил один из хирургов. Все они стояли у двери в медпункт, откуда только что вышли, происходило экстренное совещание.

– Не стоит. Уж лучше пусть он присутствует, пусть всё сам увидит. Иначе, боюсь… Он может повести себя… скажем так… неадекватно…

– Ладно, ведите. Но только не задерживайтесь, нам же ещё сворачивать технику и тело на вскрытие везти… А время-то вечернее…

Валентина кивнула. Она вернулась в комнату, на секунду подошла к кровати, поглядела на Пятого и, резко отвернувшись, быстро вышла.

Лина она нашла в тиме. Он лежал у стены, и, казалось, спал, но при приближение Валентины сразу, едва заслышав её шаги, поднялся ей на встречу.

– Ну, как там? – спросил он с тревогой.

– Прости, рыжий, – Валентина опустила глаза, – они решили… что надо… отключать систему… что незачем зря его мучить… Он умирает, Лин, и они не могут ему помочь… никто уже не сможет помочь… прости…

Лин с размаху ударил рукой о стену.

– Нет… – прошептал он. – Нет… не надо… дайте ему ещё хоть день…

– Это не ко мне, Лин. Я тоже об этом просила, они мне отказали. Поговори с ними сам. И скажи спасибо, что они разрешили тебе с ним попрощаться, прежде, чем… сделать это…

– Пошли! – Лин бросился по коридору в сторону лестницы. Куда уж Валентине было угнаться за ним! Поэтому уже на подходах к медпункту она услышала срывающийся на крик голос Лина и возражающие голоса врачей. Затем послышалась какая-то возня и… щелчок закрывшегося замка.

– Что происходит? – вопросила она в пространство, быстро подходя к людям, столпившимся у входа в медпункт.

– Этот ваш идиот… кретин паршивый… повышвыривал нас из комнаты и закрылся в ней с трупом!… – с возмущением начал один из врачей.

– Он умер? – у Валентины внутри всё оборвалось.

– Пока нет, но скоро. Ладно, мы подождём, дверь ломать не будем, но всё это теперь – на вашей совести, вы поняли? Неадекватно себя поведёт… психопат!

…Лин для верности подпёр дверь стулом и подошел к Пятому.

– Они решили тебя убить, – пошептал он, – я же не могу им дать это сделать, правда? Пятый, ну я тебя очень прошу, ну поживи ещё, – по впалым щекам Лина побежали слёзы, – ты же сильный… Боже, ну пожалуйста, не убивай его! Что он тебе сделал? Он же никого не обижал, не лгал никому… ну прости его, Господи… Помоги… – Лин сел на кровать и осторожно обнял Пятого одной рукой, а другой стал гладить его по плечу. – Милый, ну постарайся… вон, посмотри, на улице уже совсем тепло стало… лето скоро… мы с тобой дёрнем отсюда, поживём где-нибудь… ты окрепнешь… выздоровеешь… Там сейчас так хорошо! Как же так можно… ты же никогда не поддавался, помнишь? Ты же всегда был очень гордым, и переупрямить тебя не смогла даже Айкис… – голос Лина дрогнул, – А ты помнишь Айкис? Интересно, что лучше – дырка в голове, или то, как она с нами поступила? Я думаю, что лучше по голове чем-нибудь… – Лин слабо улыбнулся, – Ты думаешь, я тебе позволю поддаться? Не выйдет, даже и не пробуй! Милый ты мой, как же ты смог решиться оставить одного на всём свете этого бестолкового Лина? Я же пропаду, ты обо мне подумал? Это же эгоистично. Да разве же можно вообще принимать как факт то, что с тобой случилось? Никто не давал тебе права уходить туда так рано, слышишь? А что ты там один станешь делать? Не уходи, не надо, родной ты мой, пожалуйста… – Лин лёг рядом с Пятым так, как они обычно спали в тиме, стараясь хоть как-то согреться. И теперь Лин старался, как мог, отогреть умирающего друга, истово веря, что тем самым может ему помочь. Лин непрерывно что-то говорил, то обращаясь к Богу с горячими сумбурными молитвами, полными страшного отчаяния, то умоляя Пятого не умирать… Иногда он начинал плакать, иногда, улыбаясь сквозь слёзы, старался припомнить и рассказать что-то забавное из их прежней жизни. Он не выпускал холодеющих рук друга из своих рук и не отходил от него ни на секунду… Говорил он негромко, полушепотом, в коридоре ничего не было слышно. Лин думать забыл о людях, он словно перенесся в какой-то другой мир, в этом мире был только он… и полумёртвый Пятый. Ночь проходила, её сменил серенький рассвет, за дверью слышались шаги, голоса, требовавшие немедленно открыть, угрозы и увещевания, но для Лина этого всего словно и не существовало. Не было сейчас места в его жизни ни пасмурному весеннему дню, ни вечеру, ни наступающей темноте. Не было времени и событий… Свет он не включил, даже и не помыслил о том, что можно это сделать. Если бы он мог в тот момент думать о чем-нибудь другом, кроме того, чем он был поглощен полностью, он бы подумал, наверное, откуда у него силы на то, чтобы не прерывать этот нескончаемый монолог.