Все реки текут - Нэнси Като

– А сколько мне дашь?

– Ну… я не знаю, – Дели посмотрела на темное от загара лицо, морщины у рта, на загрубевшие руки, прямые мышиного цвета волосы, выбившиеся из-под чепца, на щербатый рот и в смущении отвела глаза.

– Мне двадцать пять, я старше тебя не четыре года, – сказала фермерша с горькой улыбкой. – По мне этого не скажешь, правда? У меня была тяжелая жизнь. С десяти лет ишачила на коров: до школы подоишь, потом после школы, вечером, когда уже и сидеть-то не можешь от усталости… Ненавижу коров!

Три крепыша от пяти до семи лет, уцепившись за материнскую юбку, исподлобья рассматривали незнакомку.

«Зачем же тогда ты выходила за фермера?» – хотела спросить Дели, но не спросила. У этой женщины не было другого выхода. У нее не было возможности получить образование и профессию, ей оставался только один путь – на ферму. Всю жизнь, до самой смерти она будет привязана к ненавистным ей коровам.

– Иногда я готова вопить от страха, выгоняя коров из болота, кишащего змеями. Река здесь тоже опасная, не могу дождаться, когда дети вырастут, просто не верю, что это будет. Нам никогда не выбраться отсюда, – ее голос звучал безнадежно, однако отчаяния в нем не было, скорее угадывалось даже своеобразное достоинство и гордость.

Дели стало страшно неловко, будто это она была виновата в том, что этой женщине приходится вести беспросветную, серую жизнь. Она устыдилась своих ухоженных рук, своего румянца. Желая хоть чем-то утешить несчастную, она выпалила:

– А я вот больна, мне надо больше отдыхать. Доктор сказал, что здешний климат полезен для больных туберкулезом, и…

Женщина отпрянула от Дели, будто воочию увидела облако зловредных микробов, вылетающих из ее рта.

– Не подходите! Сейчас же домой! – сердито закричала она на детей, – Не смейте приближаться к ней, я кому сказала!

Она подхватила младшую девочку, направлявшуюся к Дели на своих еще нетвердых ножках, пуская пузыри на слюнявых губах.

В ее голосе было столько брезгливости, что Дели была поражена до глубины души.

– Я ведь не прокаженная и не чумная, – крикнула она в их удаляющиеся спины.

Покой души был нарушен. Что, если и Брентон воспринимает ее болезнь похожим образом?

«Успех» должен бы был нагнать их на стоянке, однако о нем не было ни слуху, ни духу. Только спустя долгое время они узнали, что его баржа близ острова Кембла напоролась на корягу и затонула. Много дней понадобилось команде, чтобы спасти грузы и поднять баржу.

За Суон-Хилл характер речного русла изменился. Сказочный поток, протекавший меж девственных лесов, где кричали экзотические птицы, превратился в широкую реку, петляющую меж ровными, поросшими травой равнинами и поливными фермами.

Дели целыми днями торчала в рулевой рубке, считая, что так путешествовать интереснее. Брентон почти не отходил от штурвала, хотя его должны были сменять через шесть часов. Даже еду ему приносили прямо сюда.

Прислушиваясь к лаконичным фразам, коими обменивались капитан и его помощник, Дели узнала о реке много нового. Каждый поворот и, почитай, каждое дерево имели свою историю: столкновения, пожары, пробоины, крушения, гонки, устраиваемые шкиперами.

Ее удивляло, что Брентон всегда знал местонахождение судна, не справляясь с полотняной морской картой, навернутой на валик и хранящейся в его каюте. Каждый поворот и изгиб, каждый риф будто был сфотографирован в его мозгу. В тех местах, где фарватер могла пересечь плоскодонка перевозчика, Брентон, даже не видя ее, давал упреждающий гудок, чтобы лодочник успел затормозить.

Они прошли Тули Бак, экспериментальную насосную станцию Гуднайт и другие места, названия которых звучали для Дели как волшебная музыка: Блэк-Стамп, Вуд-Вуд, Гелосс-Бенд, Тинтиндер, Пьянгил…

Но вот Тедди Эдвардс поставил дроссель на минимальную скорость, установил руль на прямой курс и задумчиво подпер голову своими загорелыми руками.

– В чем дело? – спросила Дели, не видя впереди ничего, кроме безобидного поворота.

– За этим поворотом Бич-энд-Папс,[16] – сказал Брентон. – Слышишь, как они воют!

16

Перед ними лежал большой остров и несколько маленьких, ни дать ни взять оскалившаяся пасть волчицы и ее волчат. От реки остался лишь узкий пролив, опасный для судоходства. Опытные «речные волки» старались пройти здесь до того, как снизится уровень воды. На самых мелких местах образовывались пенные водовороты, как на водяной мельнице. Слой воды над каменной грядой был всего три фута.

– А наша осадка два фута шесть дюймов, так что проскочим! – невозмутимо сказал капитан. Дав долгий гудок, он повернул штурвал вправо, и «Филадельфия» медленно встала против течения. Обе баржи последовали за ней, пока весь караван не столкнулся с встречным потоком.

Теперь он притормозил ход судна и начал потихоньку спускать баржи через опасную протоку, положив каждую из них в дрейф. При этом матросы травили буксирный канат. Все члены команды, включая кочегара и кока, стали вдоль борта с шестами в руках, готовые в случае необходимости оттолкнуться от глинистых и каменистых берегов.

Когда баржи благополучно притормозили на другую сторону протоки, Брентон отцепил буксиры и начал осторожно спускать судно, задом наперед, на холостом ходу. Команда опасливо смотрела, как «Филадельфию» медленно сносит течением, чуть-чуть наискосок от пролива, ширина которого почти не превышала ширину судна.

В этот самый момент налетел резкий порыв ветра и сдвинул с места надпалубные сооружения. Брентон поставил дроссель на «Полный вперед». Как только лопасти гребных колес захватили воду, судно вздрогнуло и вышло против течения назад, в безопасное место.

Брентон хранил полное спокойствие. По-видимому, ему уже приходилось бывать в подобных переделках на одном из больших озер.

Он вторично спустил судно, медленно, дюйм за дюймом, и снова их завернул ветер. На этот раз кожухом левого колеса задело одного «волчонка». И в третий раз судно опустилось в протоку, точно рак-отшельник, нащупывающий хвостом вход в панцирь; на этот раз стремительное течение пронесло ее без каких-либо повреждений, если не считать доски, вырванной из кожуха колеса.

«Филадельфия» продолжала свой путь вниз по реке с обеими баржами на полной скорости в восемь узлов, которая увеличивалась течением до двенадцати. Опасность была позади и напряжение спало. Теперь можно было не беспокоиться – вплоть до гряды Джеримайя-Ламп и Баундари-Рокс, выше Юстона никаких сюрпризов не ожидалось.

Брентон достал платок и вытер вспотевшие ладони – единственный признак пережитого им напряжения.

Снова пошли лесистые берега, деревья стояли вплотную к воде. Справа внезапно показался Уакул, и река стала шире. Дели не захотела идти отдыхать, потому что они приближались к устью Маррамбиджи. Высокие берега из красного песчаника были увенчаны темными муррейскими соснами.