Иди через темный лес. Вслед за змеями - Джезебел Морган
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она не удивилась, найдя сестру в коридоре, прислонившейся лбом к двери в спальню матери. Аня стояла с закрытыми глазами, словно спала, лицо ее было серым от усталости. Марья обняла ее со спины, прижалась щекой к лопаткам.
– Может, стоит вызвать «Скорую»?
Аня едва заметно вздохнула.
– Нет, не в этот раз.
– Почему?
Аня не стала отвечать, только поймала ладонь сестры и сжала кончики ее пальцев, ледяные даже в оглушающую жару.
Казалось, сам воздух вибрировал от криков. Марья не могла сказать, сколько они так простояли, замерев, разделив ужас и страх. Рядом умирал человек, которого они не любили, но от близкой смерти все равно волосы вставали дыбом на затылке.
Когда упала тишина, Марья подумала, что это она оглохла или умерла. Живот свело от опустошенности. Помедлив, Аня неуверенно надавила на дверную ручку, едва слышно щелкнул замок, скрипнули петли. Все еще не отпуская ладони друг друга, сестры вошли в спальню, как в логово зла.
Марье показалось, от кровати метнулась длиннорукая тень, в лицо дохнуло кислым. Но, конечно же, в комнате не было никого живого.
Женщина, оплетенная жгутами сбившихся простыней, мало походила на их мать. Она вообще мало походила на человека – от нее осталась мумия, обесцвеченная, высохшая, одряхлевшая. Марья разглядывала ее с болезненным любопытством, вслушиваясь в свои чувства, но ни горя, ни отчаяния, ни невосполнимой потери не было.
Может, потому что мать для нее погибла гораздо, гораздо раньше.
Аня даже не взглянула на мертвую, она напряженно всматривалась в темный угол у самого окна, где едва заметно колыхались шторы. Марья мельком взглянула туда – что так отвлекло сестру? – но ничего не заметила. Кажется, странный силуэт шевельнулся, сливаясь с тенями от штор, но мало ли что показаться может?
Марья первой нарушила неуютное молчание:
– Почему сейчас?
Аня опустила плечи, словно наконец позволила себе расслабиться, не быть готовой ко всему на свете.
– Тебе уже восемнадцать, и она… она стала не нужна. Удерживать ее дальше было бы слишком жестоко.
Марью передернуло от сухого расчета в словах сестры. Пожалуй, ее меньше задело бы, если б Аня упивалась страданиями матери – в конце концов, эта женщина заслужила и не такое.
– Мы и так слишком продлили ее мучения, – даже не заметив оторопи сестры, продолжила Аня, словно говорила сама с собой, то ли убеждая себя, то ли оправдывая, – пора было ее освободить.
Она снова покосилась в темный угол, нервными, резкими движениями поправила шторы, чтобы тень их легла ровно и гладко, бросила через плечо:
– Занавесь зеркала. Об остальном я позабочусь.
Может, и о себе она тоже так думала: я мучилась достаточно, пора меня отпустить?..
От старых едких воспоминаний начало жечь глаза. Марья заморгала часто, но темные пятна только сильнее и сильнее расплывались перед ними.
Она не сразу поняла, что это ступени наверх темнеют впереди, смутные и размытые, словно возникают из небытия под ее взглядом. Они не приближались – маячили, как издевка, как символ недостижимой мечты. Хотелось уже броситься к ним со всех ног, чтоб вырваться из этого желтого, пустого и жуткого тоннеля, но Финист силой удержал ее рядом.
Кажется, прошла еще целая вечность, прежде чем Марья поставила ногу на первую ступеньку, скользкую от заледенелой влаги, и в лицо ей ударил поток холодного воздуха. Финист удержал ее, когда нога соскользнула, и она едва не покатилась вниз, в темноту – стоило начать подниматься, как свет за спиной исчез. Марья подозревала – вместе с тоннелем.
Когда они снова выбрались на набережную, небо за покрывалом туч уже посветлело.
Финист невесело усмехнулся:
– Добро пожаловать на обратную сторону, маленькая сестрица.
4
Бойся живых
За спиной, конечно, от подземного перехода и следа не осталось. Марья потерла виски – каким бы огромным ни был тоннель, он все же придавливал к земле, и после него огромное пространство вокруг оглушало; казалось, вот-вот в небо упадешь. Она медленно оглядывалась и никак не могла понять, где они находятся. На первый взгляд все осталось неизменным – старые двухэтажные дома вдоль дороги, голые черные деревья, трещины на асфальте, но чем больше Марья вглядывалась в детали, тем меньше узнавала родной город. Словно наизусть выученные кусочки пазла сложились в новую картину.
И она пугала.
Здесь все таким было – отраженным в зеркале кошмаров: неправильным, неживым, искривленным. Пустым. Ни линий электропередач, ни рекламных щитов, ни фонарей. Ни машин, ни пешеходов. Небрежная декорация, выполненная с педантичным вниманием к одним деталям, но полностью игнорирующая другие – и потому еще более жуткая.
Здесь было серо и сумрачно – тяжелые тучи лежали почти на крышах домов, от них тянуло холодом и сыростью. В густом воздухе проплывали блеклые размытые огоньки – словно с той, живой стороны просвечивали электрические огни фар и вывесок.
– Налюбовалась?
Голос Финиста резким щелчком сбил с Марьи оторопь жути. Она вздрогнула, несколько раз глубоко вдохнула, заставляя себя успокоиться, почти безмятежно улыбнулась.
– Да, и мне здесь не нрав…
Она обернулась к Финисту и не смогла сдержать вскрика. Все спокойствие сдернули с нее, как вуаль. Здесь, на обратной стороне мира, он действительно был мертвым соколом.
Он спокойно стоял, лениво покачивая темными очками в опущенной руке, и даже улыбался, позволяя ей разглядывать себя, и, кажется, даже упивался ее страхом, смешанным с брезгливой жалостью. Сквозь тонкую бледную кожу просвечивали темные сосуды, губы потрескались и воспалились, кожа вокруг ногтей потемнела, а сами ногти, крупные, загнутые, подобно птичьим когтям, были сероватого оттенка. Но хуже всего оказались глаза. Гной, скопившийся в уголках и на ресницах, желтоватые бельма, кожа вокруг – красная, припухлая, покрытая мелкими язвочками и царапинами с запекшейся бурой кровью.
– Хорош? – Финист усмехнулся, мелькнули зубы – заостренные, такие же сероватые, как и когти. Марья малодушно понадеялась, что ей показалось.
Он тряхнул головой, снова надел очки, едва заметно поморщившись, когда дужка чиркнула по воспаленной коже. Среди черно-серых волос мелькнули полосатые перья, и Марью пробрала мелкая дрожь.
Она их узнала.
– Где мы?
Финист галантно предложил Марье руку, и она не сразу справилась с дрожью отвращения, вцепилась в рукав, стараясь не касаться кожи.
– Там, где нам помогут. Если, конечно, мы найдем,
