СБОРНИК СТАТЕЙ ПО ИСТОЛКОВАТЕЛЬНОМУ И НАЗИДАТЕЛЬНОМУ ЧТЕНИЮ ДЕЯНИЙ СВЯТЫХ АПОСТОЛОВ - Матвей Барсов

Не могли теперь остаться равнодушными и пассивными и фарисеи. Если они прежде не обнаруживали своей ненависти к христианам, то причинами этого было уважение последних к закону Моисееву и тайные надежды фарисеев на возможность воспользоваться христианским движением для достижения честолюбивых планов своей партии. Но вот теперь фарисеи слышат, что те самые традиции, которые они считали по своему значению равными закону, которые приписывали самому Моисею (Матф. XV, 2; Гал. 1, 14) и которые они, как строго ортодоксальная и национальная партия, должны были хранить неприкосновенными, — эти традиции отрицаются теперь Стефаном, как нелепые и уже отжившие свой век. Мало того, в проповеди Стефана отрицалось значение не одних традиций, не одного предания, но всего ветхозаветного откровения, всего закона Моисеева. Отсюда основные мысли проповеди св. Архидиакона были в глазах фарисеев высшей степенью богохульства, ибо в них отвергалось исполнение предписаний закона, — это единственное и вернейшее средство спасения… С другой стороны, обрядность, в сфере которой только и проявлялась фарисейская набожность, строгое служение букве закона, внешнее механическое богопочтение, составлявшие предмет гордости и тщеславия фарисеев, признавались в проповеди Стефана не только недостаточными для спасения, не только неугодными Богу, но выражающими всецелое непонимание ими Божественного Закона и всецелое пренебрежение к духу откровения. Не значило ли все это для фарисеев, что христианство бросает открытый вызов их верованиям, могло ли это показаться им чем иным, как не коренным разрушением отечественной религии, коренным подрывом всего того, что было дорого сердцу фарисеев? Вся проповедь св. Стефана давала теперь понять, что новая секта характеризуется теперь не одной только мечтательностью, но что в христианстве заключается самый энергический протест против всех религиозно-иудейских идей. Фарисеи поняли теперь, что разница между их собственным направлением и христианством не какая-нибудь незначительная и случайная, но принципиальная и решительная, — что христиане отличаются не одной лишь верой в Иисуса Христа, как Мессию, но что на почве этой веры в христианстве коренится решительное стремление порвать всякие связи с национальной религией. А такое стремление помимо того, что оно, с точки зрения фарисеев, грозило уничтожением национального духа, в котором заключалось одно из главнейших условий политического благосостояния иудеев, грозило также подрывом для партии фарисеев. В самом деле, если люди неученые, мало знакомые с законом и преданиями отцов, являются проповедниками христианства, если, далее, к этим лицам народ относится сочувственно, то в лице этих проповедников у народа являются и новые вожди. Но, так как эти вожди высказывают идеи диаметрально противоположные фарисейским и к тому же обвиняют их самих в неверии и непонимании закона, то фарисейскому влиянию в народе наносится решительное поражение. Фарисеи прекрасно понимали, что в народных симпатиях заключается вся сила, дававшая им возможность бороться с саддукеями, и что, с падением этих симпатий в народе, фарисейству придется отказаться от своих честолюбивых и властолюбивых замыслов и что оно со временем должно погибнуть навсегда. При сознании такой опасности фарисейской партии приходилось оставить свою выжидательную политику, свою лицемерную снисходительность к христианству, а действовать исключительно в интересах охранения религии и собственного авторитета. Неудивительно для нас теперь, что фарисеи становятся на сторону саддукеев, которым, как мы видели выше, угрожала не меньшая опасность со стороны христианства. Фарисеи и саддукеи теперь единодушно устремляются на св. Стефана и в порыве слепого фанатизма и дикой ненависти побивают его вне города камнями. Что фарисеи теперь действуют заодно с саддукеями, это видно уже из того, что в толпе врагов св. Стефана мы находим юношу Савла впоследствии св. ап. Павла, который был несомненно фарисеем ибо он сам называет себя учеником фарисея, тщательно наставленным в отеческом законе (XXIII, 6; XXVI, 5). Правда, Савл не принимал активного участия в побиении камнями святого первомученика, но он был хранителем одежд его убийц (Деян. VI, 58) и горячо сочувствовал совершавшемуся перед его глазами убийству (Деян. VIII, 1). Убиение св. Стефана совершилось без всякой санкции римского правительства, хотя по вопросам о жизни и смерти преступников иудеи были обязаны сноситься с Римом; но это обстоятельство, по мнению некоторых, объясняется ослаблением римской власти в Палестине. Но гораздо естественнее предположить, что иудеи вовсе не думали о законности своего поступка, потому что он был следствием крайней аффектации, при которой нет места голосу рассудка и благоразумия, Между тем Неандер, рассматривая этот факт, находит в нем строго выдержанную иудейскую тенденцию. Факт убиения и обстановка его, полагает Неандер, свидетельствует о том, что убиение было совершено не как гражданское наказание, но именно религиозное. Форма наказания — побиение камнями вне Иерусалима — должна была внешним образом доказать Стефану и его единомышленникам несостоятельность их воззрений на Ветхий Завет. Враги Стефана показывают теперь христианам, вопреки высказанным в речи св. первомученика положениям, что и закон Моисеев, по силе которого он наказывается, как богохульник, а равно и священное место — Иерусалим, которое они не хотят осквернить кровью грешника, высоко ценятся и уважаются народом. Но такое толкование, по нашему мнению, очень натянуто и игнорирует то страшное ожесточение, которое произвела речь Стефана на иудеев (Чт. в Общ. 1890. Март, стр. 411-416).

Стих 45-48

Толкование на ст. 45-48 гл. VII

Филарета, Митроп. Москов.

Иже обрете благодать пред Богом, и испроси обрести селение Богу Иаковлю. Сие говорит Стефан о царе Давиде, который, как повествует вторая книга Царств (VII, 2), через пророка Нафана просил от Бога позволения, вместо подвижной и, вероятно, уже ветхой скинии, создать новый, неподвижный храм. Должно заметить, что богодухновенный проповедник, прежде нежели сказал о намерении Давида создать храм, предварительно упомянул о благодати Божией к Давиду: иже обрете благодать пред Богом. Через сие дух Святой, глаголавший устами Стефана, дает разуметь, что самое намерение или желание создать храм Божий, самая мысль о сем родилась не просто, подобно многим человеческим помышлениям и желаниям, но в человеке облагодатствованном под осенением Духа Божия. Следственно, можно сказать, что первоначальная мысль создать храм Божий была мысль Божия в человеке.

Соломон же созда Ему храм, продолжает святой Стефан. Если намерение создать храм был дар благодати в Давиде, то нет сомнения, что исполнение сего намерения — создание храма — было также дело благодати в Соломоне. Сам Бог предназначил Соломона к сему делу и сказал о нем через Нафана: той созиждет дом имени Моему (2 Цар.VII, 13). И дабы показать, что сие назначение, и назначенное дело было в высшей степени благодатное, Бог сказал о Соломоне в то же время, через того же пророка: Аз буду ему во отца, и той будет Ми в сына (ст. 14).

Не усомнимся присовокупить к сему и еще заключение, что если создание храма Божия было действие благодати, если началом его была благодать, то и концом его должно быть распространение благодати в человеках. Ибо не можно и подумать, чтобы благодать Божия употребила свое действие на то, что ее недостойно или несообразно с ее намерениями о человеках.

Между храмом иудейским, к которому первоначально относятся предыдущие размышления, по руководству слов святого Стефана, и между храмом христианским разность та, что храм иудейский, во дни неплодства Церкви, был один во вселенной, а храмы христианские, во времена многочадия Церкви, разродились повсюду во множестве, и что скрывавшееся во храме иудейском под покровом сеней обрядовых и гаданий пророческих в христианских храмах является во свете откровенного слова Божия, в силе и могущественном действии Святого Духа через Божественные Таинства. Посему благодать храма иудейского по превосходству принадлежит храму христианскому.

Возвратимся к рассуждению святого Стефана. Соломон же созда храм Ему, сказал он, и тотчас присовокупляет: но Вышний не в рукотворенных церквах живет. Какой внезапный оборот мыслей! Что глаголеши, проповедниче Божий? Как можем мы разуметь тебя, или как согласить тебя самого с собой? Если же Вышний не живет в рукотворенных церквах: на что же созидал ему рукотворенную церковь Соломон, на что желал сего Давид, на что благодать вдохнула Давиду желание сего, на что Сам Вышний назначил Соломона для исполнения онаго? Правда, и Соломон — создатель храма с неким недоумением говорит к Богу: аще истинно вселится Бог с человеки на земли? Аще небо, и небо небесе не довлеют Ти, кольми паче храм сей, его же создах имени Твоему (3 Цар.VIII, 27). Почему просил он не обитания Божия во храме, но благодатного призрения на храм: да будут очи Твои отверсты на храм сей день и нощ (ст. 29). Но не больше ли того, на что дерзала смиренная молитва, даровал Бог, когда исполни слава Господня храм (ст.11), и когда Бог изрек о нем сие обетование: будут очи Мои ту, и сердце Мое во вся дни (IX, 3)? Там ли не живет Бог, где сердце Его во все дни?