Дожить до вчера. Рейд «попаданцев» - Артем Рыбаков

Словно в подтверждение его мыслей, стрельба разгорелась левее, как раз там, куда направил самокатчиков регулировщик. Но и новые потери появились — оседающую завесу пыли теперь освещал не один «костер» горящей машины, а четыре. И если судить по высоте и яркости пламени, везли они горючее.

«Ух, как сейчас рванет!» — подумал Клаус.

Рвануло. И еще раз… И еще…

Шойбнер представил себя, что творится в эти секунды вокруг исчезнувших в огненных облаках взрывов грузовиков, и зябко передернул плечами — насмотрелся за последний месяц на обгоревших.

— Шойбнер, что за адская чехарда? — рядом приземлился господин фельдфебель.

— Русские напали на колонну, но, как мне кажется, в этот раз у них не выгорит.

— Я бы так не сказал, Клаус. — Фельдфебель с резким клацающим звуком дослал патрон. — Горит, по-моему, очень неслабо.

— Оговорился, прошу извинить. Я это к тому, что на той стороне дороги самокатный эскадрон уже в бой вступил, да и пехота, по моим прикидкам, должна скоро вернуться. Как там калеки наши? — сам не зная почему, спросил гефрайтер.

— Безногим винтовки раздали, а безрукие по кустам сидят.

— А отойти мы не можем?

— Куда? Полкилометра по открытому месту на телегах?

— Так нас же пыль и дым пока прикрывают!

— Что, в кустах «шнурки» нашел? — зло спросил фельдфебель, давая понять, что спор окончен.

«Ну, как сам знаешь, брюзга!» — Клаус сплюнул и приник к пулемету. Внутреннее чутье отчего-то подсказывало, что выбраться из этой передряги у них получится, только если подойдут пехотные роты.

На какое-то время в бою установилось то шаткое равновесие, когда ни одна из сторон не имеет явного преимущества и стрельба ведется больше для острастки, чем для нанесения вреда противнику. Русские диверсанты, вопреки обыкновению, не отошли, а вели беспокоящий огонь из леса, а остатки уничтоженной (в этом ни у кого уже сомнения не было) колонны заняли оборону в неглубоком кювете и сейчас занимались эвакуацией раненых. Велосипедисты рассредоточились вдоль берега реки, неплохо прикрывавшего их от вражеского огня, но идти в самоубийственную атаку через двухсотметровое открытое пространство не торопились, ограничившись редкими выстрелами в сторону русских.

«Неужели русских больше, чем привычные два-три десятка? Уж очень нагло себя ведут… И отходить никуда не собираются…» — Шойбнер пожалел, что не обзавелся биноклем. Многие унтера и даже рядовые выменивали у ребят с переднего края всякие интересные трофеи вроде биноклей и пистолетов. Кто для того, чтобы пофорсить, а кто и для дела. Лишняя пачка сигарет или купленный в тылу пакетик с «кофе» — небольшая цена за оружие. Пистолет, правда, Клаус не достал, но русский револьвер у него имелся — пулеметчику, пусть и нештатному, с карабином неудобно.

— Шойбнер, как думаешь, с чего русские так обнаглели? И чем они грузовики раздолбали? Я выстрелов не слышал, — фельдфебель засыпал его вопросами.

— С чего обнаглели — не знаю, я не русский командир. А грузовики… — Клаус задумался, сопоставляя детали. — Гранату в кузов, скорее всего, закинули. Первая машина просто взорвалась, но при этом ехала — значит, это не мина или фугас.

— Ну тогда ясно, с чего они так разошлись, — угрюмо сообщил фельдфебель. — Тяжелая топливная колонна — двадцать пять тонн горючки, если не больше! Какие есть мысли, Шойбнер?

— Вы увидели «шнурки» у меня на плечах, господин фельдфебель? — огрызнулся ездовой.

— Ты не кочевряжься мне тут! — прикрикнул старый служака. — Если есть задумки, говори быстрее.

— Судя по четкости нападения, о пехотном бата…

«Бух! Бух! Бух! Бух» — множественные глухие удары, долетевшие из-за спины, показали обоим, что о пехоте русские действительно позаботились.

— Черт! — зло выплюнул фельдфебель. — Ты прав, черти тебя раздери! Прикрывай нас, пока я увожу это калечное войско в лес!

— Хорошо! — буркнул Шойбнер и приник к пулемету.

Впрочем, это его действие уже стало лишним — за спиной, там, откуда они совсем недавно приехали, а всего минуту назад раздалась серия негромких разрывов, послышалась частая стрельба, звуки которой уже через несколько мгновений поглотил какой-то дикий, первобытный рев, и на дорогу выхлестнул вал всадников. Застыв, Клаус с ужасом смотрел, как часть кавалеристов галопом понеслась к мосту. Время от времени появлялись дымки выстрелов да взблескивали длинные клинки. Потом его взгляд перескочил на небольшую, всадников в пятьдесят, группу, оставшуюся на месте. Русские торопливо спешивались и, если зрение Шойбнера не обманывало, собирали несколько станковых пулеметов.

— Что застыл, стреляй в них! — сипло скомандовал фельдфебель, вскидывая к плечу карабин.

Выйдя из вызванного внезапным нападением с тыла ступора, гефрайтер дернул на себя пулемет, собираясь перенацелить его на новых врагов.

«Вззух!» — противно взыкнуло над головой, а фельдфебель вдруг выронил оружие и попытался схватить самого себя за спину, как если бы его между лопаток укусил слепень. Повернулся, ноги его заплелись, и он плашмя рухнул на землю. Стеклянно открытые глаза старого служаки уставились в небо, и Клаус все никак не мог отвести свой взгляд от лица начальника. Сколько это длилось, фон Шойбнер сказать не мог, поскольку в себя пришел, только когда злой голос у него за спиной сказал:

— Хенде, мать твою, хох, гадина!

Из докладной записки командира 286-й охранной дивизии генерал-лейтенанта Курта Мюллера.

…При перебазировании 3-й самокатной роты 354-го полка моей дивизии она подверглась нападению кавалерии противника. Одновременно атаке подверглись следовавшие в распоряжение 9-й армии 67-й запасной батальон и 18-я моторизованная тяжелая колонна снабжения. Общие силы нападавших оцениваются минимум в два кавалерийских полка. Противник широко применял артиллерию и минометы, после чего атаковал в конном строю.

Потери 3-й роты 354-го полка:

46 человек убиты,

23 ранены,

22 человека пропали без вести.

Потери 67-го запасного батальона:

84 человека убито;

116 ранено;

7 пропали без вести.

Из 10 тяжелых грузовиков колонны снабжения подбиты и сгорели 7. Противником уничтожено 33 тонны горюче-смазочных материалов.

Потери противника оцениваются в 400 человек убитыми и более 500 ранеными.

Из донесения в разведотдел штаба Западного фронта

27.08 сводный отряд 37-го кавполка численностью 347 сабель при 14 пулеметах (8 из них трофейные) проводил диверсионные действия в районе Манино — Брод — Свистовичи с целью воспрепятствовать выдвижению резервов противника в район Духовщина. Совместно с отрядом действовала группа танко-истребителей численностью 18 человек.

У моста через реку Песошня была организована засада, которой уничтожена колонна тяжелых бензовозов (7 пятитонок), нанесены большие потери пехотному маршевому батальону (около 100 солдат убито и более 200 ранено, взяты в плен один унтер-офицер и 8 солдат) и разгромлена рота самокатчиков 286-й охранной дивизии (потери противника — более 100 человек убитыми и 6 пленено).

Разгромлена также гужевая транспортная колонна 161-й пехотной дивизии немцев, отступавшая от Духовщины. Из ее состава взяты в плен 3 человека, один из них старший ефрейтор фон Шойбнер, хорошо владеющий русским языком. Из допроса последнего удалось добыть много ценных сведений о способах снабжения противника. Протокол допроса вышлем следующим авиарейсом.

Уничтожены мосты через реки Песошня, Песочня и Пожегезинка.

Потери сводного отряда: 8 убитых и 14 раненых бойцов.

Окрестности деревни Городище, Могилевского района, БССР.

27 августа.

Вечерок вчера выдался такой «веселый», что сегодня я бессовестно проспал. Не смертельно — ничего из «официальных мероприятий» вроде завтрака не пропустил, но вот уже целый месяц, осознав свою физическую немочь, каждое утро устраиваю себе «партизанский фитнес». Ничего сверхъестественного: отжимания, прыжки, «бой с тенью»… Последнее упражнение, правда, увидевший его Антон обозвал как-то «развратными танцами трансвеститов». В качестве извинения следует не забывать, что он тогда в не самом лучшем расположении духа был. Да и по части воспитания во мне требуемых навыков и бойцовского духа он, пожалуй, поболее всех остальных сделал.

А сегодня я проспал! Сам поставил будильник в телефоне на полвосьмого, а сейчас, если зрение меня не подводит, почти десять. Это я по солнцу определил — научился за последнее время. А вот то, что телефон не услышал, — это косяк, получилось, что не только тренировку пропустил, но и утренний выпуск Совинформбюро не записал. Хотя телефон мне именно для этого дан. А «семерка» моя уверенно принимает любую из местных широковещательных станций.