Тени сна (сборник) - Виталий Забирко

Шальная пуля пробила двойное стекло над головой Таксона Тея и вывела его из оцепенения. Он отпрянул. Нет, не кино здесь снималось. Он стал поспешно одеваться, но тут по коридору забухали сапоги, и дверь в купе с треском распахнулась.

— Приехали, красавец!

В дверях стоял бородатый, рыжий детина и довольно ухмылялся щербатым ртом. Ствол десантного автомата смотрел в живот Таксона Тея.

— Выходь!

Таксон Тей прихватил пиджак и нагнулся за ботинками, но детина сгреб его в охапку и вышвырнул из купе.

— В морге оденут! — гаркнул детина, отбирая пиджак и выталкивая Таксона Тея в тамбур. — Лехан, принимай!

На насыпи у вагона стоял необъятный увалень в тесной, не по размеру, и потому разошедшейся по многим швам, куртке. Его широкое добродушное лицо расплылось в приветливой улыбке швейцара, встречающего завсегдатая.

— А сюды, милок! — поманил он пальцем. Другой рукой он поигрывал обрезом охотничьей берданы. — Спускайся, родемый!

Таксон Тей спрыгнул на насыпь. Перемешанная с землей щебенка больно ударила по голым ступням. Давно не ходил он босиком по земле.

— Вон туды, родемый! — растекся радушием увалень, указывая обрезом. Постой, пакеда, тама.

Шагах в десяти от него стоял зеленый от страха, трясущийся проводник. Обшлагом кителя он непрерывно вытирал со лба обильно катящийся пот и тяжело, с надрывом дышал.

Таксон Тей стал рядом и посмотрел вдоль состава. Из их вагона больше не вышел никто. Слишком дорогое удовольствие — люкс. Зато из других вагонов сыпалась голосящая, пестрая толпа полуодетых пассажиров, которых точно также выстраивали вдоль вагонов. Там то и дело со звоном разлетались стекла, и в окна на насыпь выбрасывался разнообразный скарб. Не разбирая, не сортируя, налетчики спешно грузили его на подводы.

В этой кутерьме Таксон Тей не сразу заметил высокого поджарого человека, одетого во все черное, который неторопливо шагал вдоль вагонов. Черная рубашка военного покроя, обтягивающие брюки, заправленные в начищенные до лакированного блеска сапоги, портупея крест-накрест приковывали внимания своей аномалией аккуратности в разношерстно одетой ватаге налетчиков. Коротко подстриженный ежиком, гладко выбритый, он спокойно, словно прогуливаясь, шагал по кромке насыпи, скучающе постукивая стеком по голенищу. На холеном лице явственно проступали брезгливость и высокомерие. Лишь огромный с тонким длинным стволом револьвер в правой руке портил картину аристократической прогулки.

«Прямо белая косточка голубых кровей, — ошарашено подумал Таксон Тей. — Франт. Но в эти-то времена — откуда?!»

Подойдя к люкс-вагону франт равнодушно скользнул взглядом по Таксону Тею и остановился.

— Отсюда все? — спросил он у увальня с полным безразличием, словно ответ его абсолютно не интересовал.

— А не сезон для толстосумов, вашество! — почему-то радостно гыгыкнул увалень.

— Да, не сезон… — неожиданно согласился франт. Но Таксон Тей почувствовал, что и на это — сезон, не сезон — ему наплевать.

Франт поднял к лицу правую руку и уставился на револьвер, словно недоумевая, каким образом в ней оказалось оружие.

Проводник судорожно глотнул воздух и задышал еще надрывнее. Таксон Тей не понимал испуга проводника. От франта не исходило угрозы. Лишь скука и равнодушие. Таксону Тею ничего не стоило заставить его спрятать револьвер и продолжить высокомерное шествие вдоль состава. Но он не сделал этого.

И поплатился. Он не знал, что убивать можно и со скуки.

— Жаль… — протянул франт и нажал на курок. И прямо в лицо Таксону Тею полыхнуло пламя выстрела.

Проводник екнул, увидев посреди лба своего пассажира маленькую аккуратную дырочку, и мешком осел на землю.

Кажется, впервые за сегодняшний день на лице франта появилась заинтересованность. Он с удивлением уставился на два лежащих тела.

— Поди обмарался по самые уши! — заржал увалень и пнул ногой проводника.

Щека франта дернулась, брезгливость в удвоенной мере, будто компенсируя свое минутное отсутствие, проступила на лице. Он опустил револьвер в кобуру и продолжил свой неторопливый путь вдоль состава.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Ровно в 7.30 на дисплее анализатора состава крови возникла бледная парабола инъекции адреналина. По мере своего роста кривая все больше набирала яркости. Достигнув интенсивно-розового цвета, парабола внезапно сломалась и перешла в прямую абсциссу. С заданным опозданием в четыре секунды с плутониевого элемента стал увеличиваться снимаемый потенциал на микропроцессор сердечного клапана. До сих пор равномерные редкие пики на дисплее регистратора сердечной деятельности начали учащаться, нарастая по амплитуде в соответствии с параболой инъекции адреналина. Пороком сердца страдала прабабка Маркстейна по отцовской линии и передала его по наследству всем своим потомкам.

Моросил мелкий дождь пополам с серо-желтой ледяной крупкой — ветер дул со стороны химического предприятия, где водяная морось захватывала пары сернистого ангидрида. Мостовая покрылась пупырчатой стеклоподобной броней, отблескивающей в свете редких фонарей черным металлом. Как всегда по такой погоде паробусы ходили нечасто. Таксон пропустил два, пока, наконец, не втиснулся в третий. Уцепившись за поручень, он повис на подножке.

— Братья и сестры! — возопил он гнусавым голосом служителя культа. Пожалейте раба божьего, сделайте выдох!

Впрочем, милости ожидать не приходилось, и Таксон, поднатужившись, втиснулся в салон. Дверь, чавкнув пневматикой, стала закрываться, и тут сзади пристроился еще один пассажир. Створки с трудом захлопнулись, толпа спружинила, и Таксона прижало спиной к ребристой двери. И он искренне посочувствовал стоящему за ним ступенькой ниже, припечатав своим крестцом его лицо.

В паробусе никак не отреагировали на шутку. Толпа стояла плотным сбитым монолитом; люди сипели, хрипели, но молчали. Попеременно, то в одном конце салона, то в другом кто-либо заходился кашлем — в спертом воздухе салона паробуса висел, перша в горле, терпкий запах разъедаемой сернистой кислотой одежды.

— Вошедшие, оплатите проезд! — заорала кондукторша. Было в ее крике что-то от злорадного: «Ага, попались!»

Таксон собрался полезть в карман, но тут почувствовал, как по бедру мягким, почти неощутимым движением прошлась чья-то рука.

— Ах ты…! — мгновенно вскипел он от негодования и надавил крестцом на голову вора. Но руку из-за тесноты перехватить не успел.

— Эй, полегче… — сдавленно пробулькало из-за спины.