Ладонь, расписанная хной - Аниша Бхатиа
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы сидим в окружении активно двигающихся людей, сияющих светильников и гудящих тренажеров. Вокруг нас пульсируют ритмы зумбы и другой музыки, звучат голоса. Люди постоянно требуют внимания, словно говоря: посмотри на меня, послушай, что я хочу сказать. И иногда в этой какофонии изображений и голосов можно потерять себя.
Мне хочется ей сказать, что понять ее не трудно. Сейчас в нашей стране во всех средствах массовой информации воспевают современную женщину, особенно если она способна на нетрадиционные решения. Но в реальности Камии, например, не удается снять жилье для себя и своего мужчины, и это происходит в крупном городе, таком как Бангалор. И причина лишь в том, что она не замужем. Да, теперь люди выглядят иначе и говорят по-другому, но менталитет общества остался прежним.
— Я стала заниматься подбором пар, потому что после женитьбы Юви в моей жизни не осталось ничего, — продолжает Шейла. — А потом… кое-что изменилось. — Она разворачивает туго свернутые рисунки. — Я снова пошла в ту художественную галерею, в которой когда-то работала. Хотела спросить, не возьмут ли меня снова. Но там уже ничего нет.
— Ее перестраивают в торговый центр, — тихо говорю я, вспоминая, как тетушка садилась в такси напротив моего офиса в вечер празднования Холи.
Плохо читаемые буквы на старой вывеске, на которую я не обращала внимания все эти годы, теперь легко складываются в название: «Художественная галерея Дорабжи». Та самая, о которой тетушка рассказывала, когда приезжала ко мне. Как давно это было! Будь прокляты эти застройщики! Можно подумать, город не мог прожить без еще одного бесполезного торгового центра!
По ее щеке течет одинокая слеза, и я как будто снова стала маленькой и вижу плачущего взрослого человека, пугаюсь этого зрелища и не понимаю, что делать. Но тетушка быстро и с тяжелым вздохом вытирает слезу.
Несмотря на то, что мы только что друг другу открыли, она не предлагает отменить мою свадьбу. Шейла никогда не произнесет этого вслух. Наверное, у наших традиций корни все же уходят глубже, чем у способности мечтать.
Зажав под локтем зеленую сумку, она вызывает водителя. Камень в ее серьге в носу ловит луч света и слепит меня бликами, но я не отвожу взгляда. На этот раз я не буду этого делать.
Я помогаю тетушке встать с края беговой дорожки. Сколько же мы на ней просидели? Она вешает сумку на плечо и не дает мне проводить себя до выхода.
— Я должна идти. У меня мало времени, надо многое успеть.
Шейла Бу отводит взгляд, усилием воли стирает с лица потерянное выражение и пытается изобразить уверенность взрослого человека, стоящего перед ребенком.
— Может, у меня еще есть время, чтобы пожить так, как хочется мне. — И с этими словами она направляется к выходу из зала.
Ее шаги тяжелы, но Шейла уже уверенно смотрит вперед. Она исчезает в городских огнях до того, как я нахожусь с ответом.
Кажется, я никогда не воспринимала ее как живого человека, только как оплот семьи. Они все такие, эти тетушки и дядюшки, Бу, Чачи и Мааси. У каждого своя роль и свои качества. Мы считаем их надоедливыми, пронырливыми, непонимающими, брюзгливыми, опасливыми и недалекими. Знаем ли мы, что скрывается за ярлыками, которыми мы их награждаем? Какие жизни они прожили? Кем они были?
Неожиданно я вспоминаю черно-белую фотографию восьмидесятых из обтянутого кожей альбома, валявшегося в пыльной кладовке ее дома. Однажды я взяла его в руки и увидела юную Шейлу Бу, высокую и гибкую, в розовой рубашке и прямых джинсах. Длинные черные волосы разметались на ветру, на шее золотая цепочка… Такая свободная, восторженная, сияющая. Я взяла этот снимок и положила рядом с одним из своих, в другой альбом. Мне тогда подумалось, что в ней есть что-то, о чем я не знаю… Но и в голову не пришло поинтересоваться, что же это такое.
Птица на цепочке, которую она купила себе сама. Я даже не догадывалась, что она для нее значит.
Птица, расправившая крылья.
Летящая навстречу свободе.
* * *
Серый вечер быстро превратился в чернильно-синюю ночь. Я опускаюсь на ступени у входа в спортклуб, и гранит холодит спину. Время пришло. В свете ночных огней суетливого города я начинаю печатать.
«Кому: Управление кадров
Тема: ответ на: Поздравляем!»
У меня есть только один ответ на это письмо. Другого и быть не могло.
«Дорогая мисс Джонс!
Спасибо, что рассмотрели мою кандидатуру на позицию руководителя научно-исследовательского отдела в Международной аналитике. Я с радостью ее принимаю».
А потом я плачу, и мне не остановить слезы.
Что я оплакиваю? Трудно сказать.
Ее. Меня. Всех нас.
ГЛАВА 19
МОЕ БЕДНОЕ СЕРДЦЕ
Сейчас три часа дня, а я уже плыву в Алибаг. Какое облегчение, что Арнав уехал из офиса за три часа до меня! Последнее время мы практически не разговариваем, только по делу, поэтому я не знаю, куда именно он отбыл. К тому же всегда страшно уходить с работы в середине дня без разрешения начальства. Так что все получилось наилучшим образом.
Паром, на котором сейчас в два раза больше пассажиров, чем разрешается, кашляя, как старый мотоцикл, движется по Аравийскому морю под руководством любителя жевательного табака в зеленой футболке с изображением «Мстителей».
Телефон неожиданно тренькает, и я вижу сообщение от Шейлы Бу:
«Осталось всего три недели! Хорошего девичника на Алибаге! Присмотри за Аишей. Она страдает от декомпрессии».
«Может, от депрессии?»
«Это одно и то же».
К сообщению прилагается фотография: подвыпившие женщины средних лет в тростниковых юбках и с коктейлями в руках под надписью «Алоха» отплясывают танец хула.
Все правильно, да? Чего еще ожидать от такой поездки? Вот только мы не будем надевать тростниковые юбки, мы явно моложе и Алибаг — точно не Гавайи.
Подол моей желтой юбки трепещет на ветру. Я стараюсь не смотреть на людей, сидящих на палубе спина к спине, разглядывая воду и пластмассовый мусор, плавающий на поверхности.
Итак, Шейла Бу снова пишет сообщения. И ведет обратный отсчет. Может быть, происшествие в спортивном клубе на прошлой неделе все-таки выдернуло ее из переживаний, связанных с разводом Аиши. Вот только до какого события она сейчас считает дни? До свадьбы или моего отъезда
