Остров - Робер Мерль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Послушайте, Джонсон, — сурово проговорил он, — сейчас я вам скажу, чего вам хочется: вам хочется заключить с таитянами мир для себя самого, так сказать мир на особицу, и остаться одновременно в лагере Маклеода. К несчастью, это невозможно. Боюсь, что таитяне не поймут таких тонкостей.
— Что же мне делать? — испуганно крикнул Джонсон.
И так как Парсел не ответил, он искоса взглянул на него и лукаво спросил:
— Что же мне тогда — стрелять в них, что ли? Предположим, встречу я вашего дружка Меани, значит, мне в него стрелять надо? Так, по-вашему, господин лейтенант?
От удивления Парсел не нашелся что сказать. Самый настоящий, неприкрытый шантаж. Возможно, старик Джонсон не так уж простодушен. Он неудачник, и поэтому ему приписывают все добродетели. Он бесхарактерен, и поэтому люди закрывают глаза на его пороки. Но стоит ли вечно искать оправдания людям? Рано или поздно трусость себя проявит. И весьма неприглядно.
Парсел поднялся. Отвращение, разочарование переполнили его.
— Делайте, как найдете нужным, — холодно сказал он. — Вам решать.
— Ладно, я не буду стрелять, — испуганно буркнул Джонсон. — Так и скажите им, черным…
Парсел ничего не ответил. На Уэст-авеню показались Хант и Джонс. Он помахал им рукой.
— Ну, я ухожу — внезапно заявил Джонсон. — А то, чего доброго, еще опоздаю.
Взяв ружье, он кивнул Парселу и ушел. Парсел даже не ответил на его поклон. Он смотрел на Джонса, шагавшего по Уэст-авеню. Рядом с великаном Хантом он казался мальчиком, который бежит чуть не вприпрыжку, стараясь не отстать от отца.
— Увидел нас и убежал? — крикнул издали Джонс.
Юноша шел с пустыми руками, зато Хант, как и Джонсон, нес ружье. Очевидно, Уайт и ему, как представителю «большинства», тоже передал приказ Маклеода не выходить из дома невооруженным.
— Напугали старика? — крикнул, смеясь, Джонс.
Парсел поглядел на него. Завидная, чисто детская способность все забывать! Накануне, узнав о смерти Меоро и Кори Джонс плакал навзрыд. А сегодня он уже утешился. Для этого юнца с горячей кровью, с крепкими мускулами, со здоровыми нервами все было удовольствием, все было игрой.
— Где Бэкер? — осведомился Парсел.
— Пошел с утра рыбу удить.
— Один?
— На него хандра напала.
Хант стоял немного в стороне, массивный, рыжий, и с высоты своего роста смотрел на говоривших маленькими бесцветными глазками. Ружье он небрежно зажал в пятерне. В его огромной лапище оно казалось не толще дирижерской палочки.
— Почему я должен таскать это с собой? — вдруг прорычал он, сердито взмахнув ружьем.
Дуло чуть не уперлось в грудь Джонсу, и тот поспешил пригнуть его к земле.
— Эй, поаккуратнее! — крикнул он. — Я еще не собираюсь умирать!
Взглянув на Ханта, Парсел медленно проговорил:
— Потому что вам велел его носить Маклеод.
Хант повернулся к нему всем телом, словно шея его была наглухо привинчена к позвоночнику.
— А почему Маклеод велел?
— Потому что таитяне ушли в джунгли.
Конечно, Уайт сообщил эту новость Ханту, но она, видно, не произвела на гиганта ни малейшего впечатления. Пусть даже черные ушли, при чем здесь приказ постоянно носить при себе оружие?
— Сегодня ружье, — жалобно бурчал он, сердито рассматривая ружье. — Вчера ружье… Вечно с ружьем. А зачем?
И так как Парсел не ответил, он продолжал:
— Вчера Маклеод сказал: «Зарядишь ружье и придешь». Жоно, он пришел, — добавил Хант, хлопнув себя по груди, обросшей густой рыжей шерстью. — Он пришел с ружьем, да только с незаряженным. И сегодня тоже.
Приставив дуло к груди Джонса, он нажал курок. Собачка щелкнула.
— Ну и напугал ты меня, — заметил Джонс.
— Зачем заряжать ружье? — продолжал Хант, приставив дуло к груди Джонса.
— Спроси своего хозяина, — ответил юноша, отводя дуло. — Не я велел тебе таскать эту штуковину. Вот надоел, — добавил он вполголоса, взглянув на Парсела. — От самого дома пристает — почему да почему. А когда я ему объясняю, не слушает.
— Ничего я не знаю, ровно ничего, — буркнул Хант, как бы отвечая на реплику Джонса, адресованную Парселу. — Да и как я узнаю, — добавил он, горестно покачав головой, — раз мне никогда ничего не говорят.
Он поднес ко рту огромный кулак и стал его покусывать, жалобно и протяжно ворча. Сейчас Хант особенно напоминал матерого медведя, который занозил лапу и тщетно старается вытащить колючку. С кряхтением, похожим на стон, он вгрызался себе в руку, поглядывая то на Парсела, то на Джонса, как бы моля их раз и навсегда объяснить ему, Ханту, что же такое делается в этом затуманенном загадками мире, где волей-неволей приходится жить.
— Маклеод сам вам все скажет, — заметил Парсел. — Ведь вы с ним голосуете, а не с нами.
— Голосую? — как эхо повторил Хант.
— Ну, подымаете руку.
Хант послушно поднял руку, ту самую, которую кусал.
— Вот это значит голосовать?
— Вот это.
Он опустил руку, пожал плечами и все так же жалобно повторил:
— Ничего я не знаю. Ничего мне никогда не говорят.
Потом, не дожидаясь своих спутников, поспешно зашагал по направлению к Уэст-авеню. Ружье, которое он нес в гигантскою лапе, казалось игрушечным.
Когда Парсел переступил порог хижины Маклеода, его поразило воцарившееся вдруг молчание. В полутемной комнате он в первое мгновение с трудом разглядел лишь какие-то неясные фигуры и торчащие вверх дула. Он сделал шаг вперед и застыл от неожиданности. При галстуке и в ботинках, застегнутый на все пуговицы, столь же величественный, как если бы он восседал в кают-компании «Блоссома», в центре стола сидел Мэсон собственной персоной, имея по правую руку Маклеода.
На мгновение Парсел лишился голоса. Маклеод тоже молчал. Он улыбался.
— Добрый день, капитан, — проговорил наконец Парсел.
— Хм! — хмыкнул в ответ Мэсон, выпрямившись, и его серо-голубые глаза неодобрительно уставились на акулий зуб, свисавший с уха Парсела.
Маклеод улыбнулся во весь рот. И сразу же на его худом лице проступили под кожей мускулы — четко и ясно, как на рисунке в анатомическом атласе.
— Садитесь, Парсел, — предложил он, и голос его дрогнул от ядовитой насмешки. — А то, не дай бог, в землю врастете.
Для представителей «меньшинства» были оставлены три свободные табуретки, как раз напротив Маклеода. Парсел, усевшись, вдруг с удивлением ощутил себя голым среди этих вооруженных людей. Огромным усилием воли он постарался скрыть свое изумление, но понимал, что его с головой выдает растерянный взгляд и самое его молчание. Мэсон согласился заседать вместе с матросами! Бок о бок с людьми, которые сожгли его судно, отвергли его авторитет, чуть было не повесили его самого!..