История России. Факторный анализ. Том 1. С древнейших времен до Великой Смуты - Сергей Нефедов

Экосоциальный кризис нанес тяжелый удар крупному землевладению и фактически разрушил поместную систему. Это губительно отразилось на боеспособности дворянского ополчения. Стремление восстановить эту боеспособность было первым стимулом к прикреплению крестьян, вторым стимулом было подражание могущественному соседу, Польше. Слабая правительственная власть была вынуждена уступить желаниям дворянства, и закрепощение было проведено без законодательного ограничения помещичьих оброков и барщины. Это привело к резкому росту ренты в мелких поместьях – там, где помещик, чтобы снарядиться на войну, был вынужден отнимать у своих крестьян последнее. Резкое увеличение ренты сужало экологическую нишу так же, как и увеличение налогов, – поэтому перераспределение ресурсов в пользу элиты привело к новому структурному кризису. Этот кризис был подобен кризисам, которые имели место в некоторых других странах, и были вызваны аналогичным процессом закрепощения крестьян. В качестве примеров можно привести кризисы в Египте начала XIII века и в Сельджукском султанате в 1090-х годах.[1604]

Механизм кризиса был тем же, что и тридцать лет назад: отнятие зерна у крестьян привело к тому, что они не имели хлебных запасов, и в случае неурожая это должно было повлечь страшный голод. Такой голод стал реальностью в 1601–1603 годах. Голод привел к крестьянским восстаниям; в Центре эти восстания были подавлены, но южные окраины стали очагом, откуда гражданская война распространилась на всю Россию. Структурный кризис перерос в общий экосоциальный кризис. Результатом голода и войн была новая демографическая катастрофа. Поселения, созданные в предыдущий период на степном Юге, были разрушены кочевниками, и славянские земледельцы были вновь оттеснены в северные леса.

После окончания Смуты крепостное право не было формально отменено, но фактически сыск беглых не осуществлялся и крестьяне могли уходить от своих хозяев. Как и в 1570-х годах, уменьшение численности населения привело к снижению оброков и барщин. Таким образом, уровень жизни крестьян снова повысился, а доходы помещиков – понизились. В 1620-х годах начался период восстановления в новом демографическом цикле.

Здесь необходимо остановиться на критических замечаниях Роберта Крами, сделанных им по вопросу о возможности применения демографически-структурной теории для объяснения кризисов второй половины XVI – начала XVII века.[1605] Об одном из этих замечаний, касающемся объяснения колебаний численности населения влиянием эпидемий и неурожаев, мы уже говорили в пункте 5.14. Кроме того, Р. Крами утверждает, что рост цен в первой половине XVI века объясняется не демографическими факторами, а так называемой «революцией цен».[1606] В примечании, однако, американский исследователь сам отмечает, что «революция цен» пришла в Россию только в XVIII веке.[1607] Более существенно, на наш взгляд, замечание Р. Крами о том, что кризис Смуты пришелся на время падения численности населения после кризиса 1570-х годов, что, как он считает, противоречит положению демографически-структурной теории о том, что кризисы являются результатами перенаселения. Однако выше мы показали, что кризис Смуты был вторичным по отношению к первому кризису; он был вызван социально-экономическими последствиями первого кризиса, который, в соответствии с теорией, произошел в условиях аграрного перенаселения.

Еще один важный аспект проблемы связан с развитием диффузионных процессов в период после катастрофы 1570-х годов. Победы Польши привели к распространению в России польского влияния и к частичной трансформации по польскому образцу; эти процессы проявились в активизации Земских соборов, в земском избрании Бориса Годунова на царство, во введении крепостного права, в создании первых отрядов немецких наемников. Великая Смута была не только гражданской войной, но и столкновением партий, придерживавшихся различной культурной ориентации, сторонников копирования польских порядков и приверженцев традиций. В конечном счете традиционалистская реакция заставила на время забыть о социальных проблемах и консолидировала различные социальные группы в борьбе с поляками и их приспешниками.

Заключение

Подводя итоги первой части нашего исследования, можно сделать вывод, что судьба России в большой степени определялась влиянием географического фактора. Русская равнина представляла собой огромный лесной массив, южнее которого располагались степи, а северо-западнее – почти непригодная в то время для земледелия «Северная Пустыня», Скандинавия. Причерноморская степь представляла собой западное ответвление занимавшей половину Евразии Великой Степи; это было обиталище кочевых народов, резко отличавшихся своим жизненным укладом от земледельцев. Кочевой образ жизни, освоение верховой езды и постоянная жестокая борьба за существование превратили кочевников в кентавров, обладавших полным военным превосходством над пешими ополчениями невоинственных лесных народов. Роль военной техники со всей силой демонстрировала влияние технологического фактора: время от времени инновации в применении кавалерии давали кочевникам новые военные преимущества, и с востока, из Великой Степи, в Причерноморье приходила очередная волна нашествия непобедимых и жестоких завоевателей. Скифская волна была связана с появлением конных лучников, сарматская – с появлением катафрактов-копейщиков, гуннская – с созданием сложносоставного гуннского лука, аварская – с появлением стремени, тюрко-хазарская – с созданием тюркского седла, половецкая – с появлением сабли, монгольская – с созданием монгольского лука.

Другим очагом, извергавшим волны нашествий, была «Северная Пустыня»: высокое демографическое давление, скотоводческие занятия населения и постоянные войны делали менталитет скандинавов подобным агрессивному менталитету кочевников, и время от времени в руки скандинавов попадало новое оружие. Волна норманнских завоеваний был связана с изобретением дракара, а нашествие готов – с тактикой использования копейной фаланги.

Лесная и степная зоны Русской равнины существенно различались по условиям хозяйственной деятельности. В отличие от Великой Степи в причерноморских степях было возможно земледелие; по сравнению с лесной полосой здесь были более плодородные почвы и более теплый климат, поэтому обитатели лесов во все времена стремились переселиться в лесостепи – а затем и в степь. Однако периодические нашествия кочевников приводили к гибели земледельческих поселений в степи. Уцелевшие земледельцы бежали в северные леса, но кочевники преследовали их и подчиняли южные лесные области – в то время как северные лесные племена оставались независимыми (или почти независимыми). Затем, когда положение стабилизировалось, подчинившиеся кочевникам славяне выходили из лесов и с позволения завоевателей снова осваивали лесостепи – но следующее нашествие вновь приводило к гибели этих поселений.

Волны нашествий и демографические катастрофы разделили историю Русской равнины на несколько периодов. Иной раз нашествия следовали друг за другом со столь малым временным промежутком, что завоеватели не успевали создать новое государство. Так было в период Великого переселения народов, когда следом за гуннами пришли авары, а затем – древние тюрки (тюркюты). В другом случае завоевавшие причерноморские степи половцы не смогли использовать свое превосходство в условиях лесов, и равнина была разделена между разными народами по границе природных зон. В целом насчитывается семь периодов, когда на Русской равнине существовали относительно стабильные государственные или племенные образования – это скифский, сарматский, готский, хазарский, киевский, монгольский и московский периоды. Если попытаться выделить общее в их исторической динамике, то надо отметить, что все эти периоды начинались после демографических катастроф, далее следовал рост населения, который заканчивается новой катастрофой в конце периода – таким образом, мы имеем дело с демографическими циклами. В шести случаях, кроме последнего, московского, главной причиной катастрофы было нашествие новых народов, порожденное созданием нового оружия. Становление Московского царства и господство русской народности в последнем, московском периоде, также было связано с фундаментальной военной инновацией – с появлением огнестрельного оружия, вызвавшего волну русских завоеваний.

После окончания завоеваний начинался период социального синтеза, в течение которого происходил активный культурный взаимообмен между победителями и побежденными. Результатом синтеза во всех случаях, кроме московского, было создание ксенократического государства, в котором завоеватели становились военным сословием; причем в состав нового военного сословия входили и подчинившиеся завоевателям представители прежнего военного сословия, господствовавшего в предыдущий период. (В московском варианте в состав русского дворянства также были включены татарские огланы). Иногда (в скифский и киевский периоды) покоренные народы принимали имя завоевателей.