История России. Факторный анализ. Том 1. С древнейших времен до Великой Смуты - Сергей Нефедов

Специфика географического положения Русской равнины заключалась в близком соседстве с могущественными и культурными государствами Средиземноморья и Ближнего Востока. Поэтому вскоре после стабилизации нового государства оно начинало испытывать мощное политические и культурное влияние с юга. Затем происходил процесс частичной трансформации этого нового государства по образцу южных соседей. Скифский период характеризовался усвоением греческой культуры, готы усваивали римскую культуру, хазары – иудейскую и мусульманскую культуру Ближнего Востока, варяги-русы – византийскую культуру, монголы и татары – персидскую культуру, а московиты – османские военные и политические порядки. В некоторых случаях перенималась не только культура, но и религия: в хазарском случае ближневосточное культурное влияние привело к принятию иудаизма, русы обратились в православие, а монголо-та-тары приняли ислам. Во всех трех случаях (и в четвертом – московском) трансформация по ближневосточному образцу привела к перениманию порядков этатистской монархии.

Напомним, что в теории Ибн Халдуна на Ближнем Востоке вслед за завоеванием страны кочевниками следовало перенимание вождями завоевателей характерного для завоеванных обществ этатистского самодержавия. На Русской равнине самодержавие всегда было пришлым, оно было результатом диффузионного влияния с юга. К моменту нового завоевания в результате традиционалистской реакции оно обычно сходило на нет, поэтому пришельцы не могли заимствовать этатизм у покоренного населения. Но они снова и снова заимствовали его у развитых южных цивилизаций – в этом проявляется определенная закономерность, говорящая о том, что (с определенной модификацией) теория Ибн Халдуна применима не только для древних цивилизаций, но и для областей, подверженных их диффузионному влиянию.

Соседние цивилизации подчиняли себе причерноморскую периферию также и в торговом отношении. В соответствии с теорией мир-систем И. Валлерстайна, новые государства на Русской равнине быстро включались в мировой рынок и поставляли в южные страны требуемые ими товары. Обычно это были меха и рабы, которых захватывали в плен во время междоусобиц или в походах на непокорные племена. Работорговля в особенности процветала в скифский, киевский и монгольский периоды, а в московскую эпоху ею занимались крымские татары, совершавшие набеги на Русь.

Хотя ксенократическая элита облагала покоренное население данью, работорговля была более важным источником доходов. Между тем пришедшие к власти самодержавные монархи не позволяли порабощать своих подданных, а внешние источники рабов с окончанием завоеваний быстро уменьшались. Растущая элита, таким образом, ощущала сокращение своих доходов, и ее естественные устремления были направлены на ниспровержение самодержавия и на развязывание междоусобных войн с целью захвата рабов. Эти устремления смыкались с традиционалистской реакцией против пришедших с Ближнего Востока этатистских порядков – и в конечном счете государство распадалось на удельные княжества и ханства. Естественным образом проявлялись и другие закономерности халдуновского цикла: ослабление социальной сплоченности («асабии») завоевателей, развитие индивидуализма и потребительства.

Таково было развитие событий в киевский и в монгольский периоды; оно определялось в основном процессами диффузии и происходило в рамках халдуновского цикла по схеме: завоевание – социальный синтез и создание ксенократического государства – трансформация по ближневосточному образцу – период господства этатистской монархии – традиционалистская реакция – распад – новое завоевание. По этой схеме, по-видимому, происходило развитие и в хазарский период – насколько позволяют судить немногочисленные источники. Демографический фактор в эти периоды не был определяющим. В киевский и монгольский периоды его действие прослеживается лишь в Северо-Западном регионе, где экологическая ниша была узкой и перенаселение приходило достаточно быстро. Как и предсказывает демографически-структурная теория, Сжатие приводило здесь к развитию городов, ремесел, распространению крупного землевладения и аренды, к обнищанию крестьян и к социальным конфликтам в городах – а потом к голоду, эпидемиям и демографическим катастрофам. Однако в других областях Руси земли было достаточно, и причиной катастроф здесь были нашествия внешних врагов.

Несколько иное течение событий отмечается в московский период. Московское государство не было результатом завоевания, и его рождение было связано с восприятием не завоевательной, а диффузионной волны. Таким образом, в описанном выше цикле оказались пропущенными два первых этапа, и развитие началось непосредственно с трансформации по ближневосточному образцу. Перенимание новой военной технологии в ходе этой трансформации позволило Московскому царству стать центром силы на Восточно-Европейской равнине; это породило волну русских завоеваний, которая и положило начало огромному российскому государству. Это был первый случай, когда завоевательная волна исходила из славянских земель и славяне принуждали другие народы перенимать их порядки. Однако эти порядки, в свою очередь, были порождены трансформацией по образцу Османской империи. Следуя по этапам описанного выше цикла, Московское царство пережило период господства этатистской монархии и традиционалистскую реакцию, которая, впрочем, оказалась слабой и не привела к распаду государства.

Другой особенностью московского периода было более отчетливое действие демографического фактора; перенаселение теперь наблюдалось не только на Северо-Западе. В середине XVI века оно распространилось и на центральные области Московской Руси, здесь тоже наблюдалось измельчание крестьянских наделов и крестьяне не имели достаточных запасов зерна. Резкое повышение налогов в таких условиях должно было привести к экосоциальному кризису – который и разразился в 1570-х годах. Хотя в этом кризисе (как и в предыдущих случаях) существенную роль сыграло вторжение внешних врагов, главной причиной катастрофы на этот раз было перенаселение и Сжатие.

Таким образом, можно сделать вывод, что трехфакторная модель, учитывающая взавимодействие географического, технологического и демографического факторов в целом достаточно хорошо описывает основные моменты развития государств, существовавших до начала XVII века в пределах Русской равнины. Совместное использование диффузионистской и демографически-структурной теорий помогает объяснить некоторые явления, прежде казавшиеся загадочными многим историкам – например, опричнину Ивана Грозного. Это объяснение, разумеется, не исключает возможности других объяснений с использованием других методологий. В конечном счете вопрос о преимуществах той или иной модели может быть решен лишь практикой исторического исследования – повседневной работой историков, изучающих материалы разных стран и разных эпох.

Примечания

1

Вайнштейн О. Л. Очерки развития буржуазной философии и методологии истории в XIX–XX веках. Л., 1979. С. 8.

2

Huxley A. Brave new world, and Brave new world revisited. London, 1960. P. 145.

3

Уколова В. И. Арнольд Тойнби и постижение истории / Тойнби А. Дж. Постижение истории. М., 1996. С. 12.

4

Розов Н. С. Философия и теория истории. Кн. 1. М., 2002. С. 35.

5

McNeill W. The Pursuit of Power: Technology, Armed Force, and Society since A. D. 1000. Oxford, 1983.

6

Goldstone J. Revolution and Rebellion in the Early Modern World. Berkeley, 1991.

7

Dunning Ch. Does Jack Goldstone’s Model of Early Modern State Crises Apply to Russia? / Comparative Studies in Society and History. 1997. Vol. 39. N. 3. P. 572–592.

8

Turchin P., Nefedov S. Secular Cycles. Princeton and Oxford, 2009.

9

Нефедов С. А. Факторный анализ исторического процесса. История Востока. М., 2008.

10

См., например: Алексеев П. В. Социальная философия. М., 2005. С. 16–21.

11

Подробнее см.: Нефедов С. А. Факторный анализ исторического процесса. История Востока. М., 2008. С. 10–60.

12

Подробнее см.: Нефедов С. А. Концепция демографических циклов. Екатеринбург, 2007. С. 6 – 22.

13

Мальтус Т. Р. Опыт закона о народонаселении. СПб, 1895. С. 33. Выделено Мальтусом.

14

Там же. С. 28, 27–32.

15

Рикардо Д. Начала политической экономии и налогового обложения / Риккардо Д. Сочинения. Т. I. М., 1955.

16

Abel W. Bevölkerungsgang und Landwirtschaft im ausgehenden Mittelalter im Lichte der Preis– und Lohnbewegung / Schmollers Jahrbücher. 1934. № 58; Idem. Agrarkrisen und Agrarkonjunktur / Mitteleuropa vom 13. bis zum 19. Jahrhundert. Berlin, 1935.

17

Postan M. M. The Medieval Economy and Society: an Economic History of Britain, 1100–1500. Berkley, Los Angeles, 1972; Idem. Essays on Medieval Agriculture and General Problems of Medieval Economy. Cambridge, 1973; Mousnier R. Les XVIe et XVIIe siecles. Les progres de la civilisation eupopeenne et la diclin de l’Orient (1492–1715). Paris, 1953; Slicher van Bath B. The Agrarian History of Western Europe F. D. 500 – 1850. L: 1963; Glass D. V., Eversley D. E. Population in History. London, 1965; Cippolla C. M. Before the Industrial Revolution. European Society and Economy, 1000–1700. London, 1976 (итальянское издание вышло в 1969 г.)