Белые зубы - Зэди Смит

Журналист рассмеялся.

— Боже. Что значит вся эта чушь?

— Не знаю, — сказала Айри. — Сказано же, сюрпризы.

Она продолжила чтение:

Мышь будет выставлена на всеобщее обозрение сроком на семь лет, что приблизительно вдвое дольше средней продолжительности жизни обычной мыши. Таким образом, развитие подопытной мыши будет происходить медленнее обыкновенного в соотношении два к одному.

В конце первого года большой T-антиген вируса SV40, содержащийся в бета-клетках поджелудочной железы мыши (вырабатывающих инсулин), пустит в этом органе карциномы, замедленное развитие которых будет продолжаться всю жизнь мыши. На исходе второго года у мыши появятся доброкачественные папилломы — результат деятельности H-ras онкогенов в клетках кожи, и три месяца спустя их можно будет разглядеть невооруженным глазом. На пятом году эксперимента мышь постепенно потеряет способность вырабатывать меланин по причине медленного, запрограммированного подавления выработки фермента тирозиназы. Вскоре мышь полностью утратит пигментацию и станет альбиносом — совершенно белой мышью. Если не произойдет внешнего вмешательства и не возникнет непредвиденных обстоятельств, мышь проживет до 31 декабря 1999 года, а затем погибнет в течение месяца. Эксперимент «Будущая Мышь» предоставит публике уникальную возможность увидеть жизнь и смерть «крупным планом», воочию убедиться в том, что с помощью новейших технологий можно замедлить развитие болезни, контролировать процесс старения и устранить генетические дефекты. Будущая Мышь дает волнующую надежду на начало нового этапа в истории человечества, когда мы будем не жертвами случайностей, но хозяевами и арбитрами своей судьбы.

— Кошмар, — сказал журналист. — Жуть какая.

— Возможно, — рассеянно отозвалась Айри (ей за сегодняшнее утро предстояло сделать еще десяток звонков). — Хотите, я вам вышлю фотоматериалы?

— Ага. Не придется копаться в архиве. Счастливо.

Не успела Айри положить трубку, как в комнату кометой влетела Джойс в хипповском прикиде — в развевающемся черном бархатном халате с бахромой, вся обмотанная шелковыми шарфами.

— Не занимай телефон! Я тебе уже говорила. Телефон нам нужен. Вдруг позвонит Миллат.

Четыре дня назад Миллат не пришел на прием к психиатру, куда его записала Джойс. С тех пор его не видели. Все знали, что он с КЕВИНом и звонить не собирается. Одна Джойс этого не понимала.

— Мне очень важно с ним поговорить. Еще немного, и мы найдем выход. Марджори почти уверена, что у него синдром нарушения внимания с гиперактивностью.

— А тебе это откуда известно? Кажется, Марджори доктор. Как насчет врачебной тайны?

— Айри, не глупи. Марджори нам друг. Поэтому она старается держать меня в курсе.

— Скажи попросту, что вы спелись, буржуйки. — Да ладно тебе. Не впадай в истерику. С каждым днем ты становишься все истеричнее. Я просто прошу не занимать телефон.

— Я слышу.

— Потому что если Марджори не ошиблась и это действительно синдром нарушения внимания, тогда ему нужно срочно посоветоваться с доктором и попить метилфенидат. Иначе организм истощится.

— Джойс, дело тут не во внимании, а в том, что Миллат мусульманин. Таких, как он, миллиард. Не могут же все страдать твоим синдромом.

Джойс перевела дыхание и сказала:

— По-моему, ты жестока. Разве подобные рассуждения тут помогут?

Она со слезами на глазах подошла к хлебной доске и отрезала внушительный кусок сыра.

— Для меня сейчас самое главное — свести их друг с другом. Пора.

— С чего вдруг? — с подозрением спросила Айри.

Джойс отправила в рот кусок сыра.

— Потому что они нуждаются друг в друге.

— Но раз они сами не хотят…

— Иногда люди не знают, чего они хотят, что им нужно. Эти двое необходимы друг другу, как… — Джойс задумалась. В метафорах она была не сильна. Скажем, в саду можно сажать рядом только идеально подходящие друг другу растения. — Как Лорел и Харди, как Крик и Уотсон…[89]

— Западный Пакистан и Восточный Пакистан. — Айри, по-моему, это совсем не смешно.

— А я и не смеюсь, Джойс.

Отрезав еще сыра и пару ломтей хлеба, Джойс соорудила многоэтажный бутерброд.

— У этих мальчиков серьезные душевные проблемы, и, отказываясь от встречи друг с другом, они их не решат. Маджид сильно переживает. Его с братом разделила религия, культура. Представляешь, какая это травма?

Жаль, что она не позволяла Маджиду выговориться. Теперь ей было бы что возразить Джойс. Речи пророков дают хорошее оружие тем, кто их слушает. Айри могла бы о многом его спросить. О тайне близнецов. О миллионной числа пи (интересно, у бесконечного числа есть начало?). А главное — о двойном смысле слова связать. О том, что хуже, что болезненнее: когда вас толкают друг к другу или когда пытаются разлучить?

— Джойс, почему бы тебе не поволноваться о собственных детях? Для разнообразия. О Джоше, например. Когда ты в последний раз его видела?

Джойс поджала губы.

— Он в Гластонбери.

— Целых два месяца?

— Он собирался попутешествовать. Предупреждал, что может задержаться.

— А с кем он? Ты совершенно не знаешь этих людей. Может, стоит в первую очередь побеспокоиться об этом, а не лезть в чужие дела?

Джойс и бровью не повела. Как ей были знакомы эти подростковые оскорбления! За последнее время она столько наслушалась от своих детей и от окружающих, что ни брань, ни жестокие высказывания ее уже не задевали. Как об стенку горох.

— Я не ношусь с Джошем потому, что, как ты прекрасно знаешь, — сказала, широко улыбаясь, Джойс фирменным чалфенским тоном педагога, — он просто хочет добиться от нас внимания к своей персоне. Так же, как и ты сейчас. Типичное поведение подростка-интеллектуала из среднего класса. (В отличие от большинства современников Джойс не боялась словосочетания «средний класс». В лексиконе Чалфенов оно означало: наследники просвещения, основа процветающего государства, интеллектуальная элита, светочи культуры. Трудно сказать, с чего они это взяли.) — Он скоро вернется в лоно семьи. Насчет Джошуа я ни капли не волнуюсь. Он хочет что-то доказать отцу, и скоро это пройдет. Вот у кого действительно проблемы, так это у Маджида. Я тут провожу исследование, Айри. Читаю знаки, рассыпанные вокруг.

— Значит, неправильно читаете, — парировала Айри: судя по всему, битва начиналась. — У Маджида все чудесно. Я только что с ним разговаривала. Он настоящий мастер-дзен. Черт возьми, да он самый безмятежный человек из всех, кого я знаю. Он работает с Маркусом, и ему это нравится, он счастлив. Может, изберем политику невмешательства? Немного пофигизма нам не повредит. У Маджида все просто замечательно.

— Айри, дорогая, — говорила Джойс, оттесняя Айри на соседнее кресло и усаживаясь рядом с телефоном. — Ты никогда не понимала того, что людям свойственны крайности. Было бы прекрасно, если бы все были похожи на твоего отца: он и глазом не моргнет, даже если ему на голову рухнет потолок. Но большинство людей так не умеют. Маджид и Миллат часто впадают в крайности. Умничать и говорить о невмешательстве очень легко, но дело в том, что Миллату с этими его фундаменталистами угрожает большая опасность. Огромная. Я почти не сплю, так за него переживаю. Ты же читала про подобные группировки в газетах… Все это ложится на Маджида тяжким духовным бременем. Неужели я должна сидеть как истукан и смотреть, как эти двое разрываются на части, виной чему их родители, которым — я буду с тобой откровенна, потому что это правда, — на них просто наплевать? Я хочу близнецам добра, и тебе это известно лучше других. Им нужно помочь. Я только что шла мимо ванной и видела, как Маджид сидит в горячей воде прямо в джинсах. Да. Каково? В общем, — сказала Джойс, спокойная, как удав, — думаю, в детских душевных травмах я вполне разбираюсь.

Глава 17

Важные разговоры и экстренные меры

— Миссис Икбал! Это Джойс Чалфен! Миссис Икбал. Я вас вижу. Это Джойс. Нам надо поговорить. Вы не могли бы открыть дверь?

Могла бы. Теоретически могла бы. Но в обстановке чрезвычайного положения, когда сыновья враждуют, а все остальные силы раскололись на два лагеря, Алсане нужно было принимать особые меры. Она уже испробовала мрачное молчание, словесные бои и обжираловку (то же самое, что голодовка, только наоборот; цель — разжиреть так, чтобы напугать врага своими размерами), а теперь объявила сидячую забастовку.

— Миссис Икбал, всего на пять минут. Маджид очень сильно расстроен. Он беспокоится за Миллата, и я тоже. Всего пять минут, миссис Икбал. Пожалуйста!

Алсана не сдвинулась с места. Она продолжала строчить, не отрывая глаз от черной нитки, прыгавшей вместе с иглой из одной дырочки на синтетике в другую. Она яростно жала на педаль своей машинки, словно пришпоривала коня, на котором мечтала умчаться на закат.