Белые зубы - Зэди Смит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все это было сказано сладчайшим мелодичным голосом, без малейшей нотки угрозы. Бедный Микки не знал, что делать.
— Да-да, — нервно пробормотал Микки, — гипотетически это интересный вопрос. Очень интересный.
— Конечно, интересный.
— Да уж.
Микки замолчал и несколько минут в тишине натирал тряпочкой электрическую плитку — он это делал раз в десять лет.
— Вот. Теперь как зеркало. Ну, на чем мы остановились?
— На бутерброде с беконом.
При слове «бекон» люди за ближайшими столами навострили уши.
— Не могли бы вы говорить потише…
— Бутерброд с беконом, — прошептал Маджид.
— С беконом. Хорошо. Придется за ним сбегать, потому что у меня нет бекона… но вы не волнуйтесь, посидите пока с отцом, а я принесу. Это обойдется немного дороже. Все-таки лишнее беспокойство. Но не волнуйтесь, я мигом. И передайте Арчи, чтобы не волновался, если не хватает денег. Я принимаю обеденные талоны.
— Вы хороший человек, Майкл. Возьмите. — Маджид вытащил из кармана сложенный листок бумаги.
— Вот блин — простите мой французский — неужели листовка?! В Северном Лондоне житья не стало от этих листовок. Вот и мой брат Абдул-Колин просто завалил меня ими. Но раз уж даете вы… я возьму.
— Это не листовка, — пояснил Маджид, забирая с подноса нож и вилку. — Это приглашение на презентацию.
— Куда-куда? — потрясенно спросил Микки (в желтой газете, которую он читал, слово «презентация» означало кинокамеры, роскошно одетых девушек, огромные груди, красные ковровые дорожки). — Правда, что ли?
Маджид протянул ему приглашение.
— Вы там увидите и услышите самые невероятные вещи.
— A-а, — разочарованно протянул Микки, разглядывая шикарный пригласительный билет. — Я уже слышал про этого типа с мышью — «Слышал» он это из той же самой газеты: маленькая статья была помещена между пышногрудыми девицами и… снова пышногрудыми девицами, и называлась она «ТИП С МЫШЬЮ». — По мне, так оно как-то странно — вмешиваться в дела Бога. Да и вообще, я не очень-то смыслю в науке. Мне трудно все это понять.
— Ну что вы… Все просто: надо только подумать о собственной выгоде. Например, для вашей кожи.
— Да уж, я бы с удовольствием с кем-нибудь поменялся кожей, — весело пошутил Микки. — Она мне смертельно надоела.
Маджид не улыбнулся.
— У вас серьезные эндокринные нарушения. Это не просто подростковые угри, чрезмерное выделение подкожного жира, а гормональный дефект. Видимо, у ваших родственников те же проблемы.
— Верно. У всех братьев. И у сына Абдул-Джимми. Все такие же прыщавые.
— Но вы ведь не хотите, чтобы и у сыновей вашего сына была такая же кожа.
— Конечно нет. Меня из-за нее в школе дразнили. До сих пор ношу с собой нож. Но, честно говоря, не представляю, как можно избавиться от таких прыщей. Живу с ними не один десяток лет.
— На самом деле, — возразил Маджид (он был настоящим специалистом в индивидуальном подходе), — от них можно избавиться. Скоро это будет совсем легко, и жизнь тогда станет намного приятнее. Такие вещи тоже будут обсуждаться на презентации.
— А, ну если так, тогда я приду. Я-то думал, что это просто какая-то ерунда про мутированную мышь. Но если так…
— Тридцать первого декабря, — бросил Маджид, уходя к столику своего отца. — Буду рад вас там увидеть.
— Долго же ты, — заметил Арчи, когда Маджид сел за столик.
— Ты что, через Ганг к нам добирался? — раздраженно спросил Самад, пододвигая стул, чтобы Маджиду было свободнее.
— Простите. Заговорился с вашим другом Майклом. Приятный человек. Да, пока не забыл: Арчибальд, он сказал, что сегодня ты можешь расплатиться талоном.
Арчи чуть не подавился зубочисткой, которую задумчиво пожевывал.
— Что он сказал? Быть не может!
— Может. Что ж, Абба, приступим?
— Не к чему нам приступать, — проворчал Самад, стараясь не глядеть сыну в глаза. — К сожалению, мы уже оказались в самом центре дьявольского испытания, которое приготовила мне судьба. Я хочу, чтобы ты знал, что я пришел сюда не по своей воле. Меня умоляла твоя мать, а я питаю к ней больше уважения, чем ты и твой брат, вместе взятые.
Маджид криво улыбнулся.
— А я думал, ты пришел сюда потому, что Амма тебя побила.
Самад нахмурился.
— Давай, смейся надо мной, сын мой. Ты что, Коран не читал? Разве ты не знаешь об обязанностях сына по отношению к отцу? Ты противен мне, Маджид Мубтасим.
— Да ладно тебе, Самад, старина, — вмешался Арчи, вертевший в руках бутылку с кетчупом. Он хотел предотвратить ссору. — Ладно тебе.
— Нет, не ладно. Этот мальчик для меня как бельмо на глазу.
— Хочешь, чтобы я занял чью-либо сторону?
— Нет, я хочу, чтобы ты не лез.
Арчи снова занялся солонкой и перечницей: он пытался пересыпать в последнюю содержимое первой.
— Хорошо, Сэм.
— Мне надо ему кое-что сказать, и я скажу. Маджид, твоя мать хочет, чтобы ты встретился с Миллатом. Эта женщина, Чалфен, все организует. Они считают, что вам с Миллатом надо поговорить.
— А ты, Абба, как считаешь?
— Тебя же не интересует мое мнение.
— Наоборот, Абба. Очень интересует.
— Ладно. Я считаю, что это глупость и что вы с Миллатом не можете помочь друг другу. Вам надо разойтись в разные стороны. Я считаю, что Бог проклял меня, дав мне сыновей, более непохожих, чем Каин и Авель.
— Я бы с удовольствием встретился с ним, Абба. Если он согласится встретиться со мной.
— Судя по всему, согласится. По крайней мере, мне так сказали. Но точно не знаю. Я с ним разговариваю не больше, чем с тобой. Мне вообще сейчас не до этого: я ищу Бога.
— Эхм… — от голода и переживаний Арчибальд грыз зубочистку. Соседство Маджида его нервировало. — Пойду посмотрю, не готова ли еда. Вы не против? Вот и ладненько. Тебе чего, Мадж?
— Спасибо, Арчибальд. Я заказывал бутерброд с беконом.
— С бе… Э-э… понял. Хорошо.
Лицо Самада стало пунцовым, а потом он взорвался, как помидоры, которые жарит Микки.
— Издеваешься надо мной? Хочешь показать мне, какой ты кафир? Давай! Жуй грязную свинью у меня на глазах! Ты же у нас такой умный. Мистер Большой Умник! Мистер Надменный Англичанин в белых брюках и с большими белыми зубами. Ты же у нас все знаешь, даже как избежать суда Аллаха.
— Нет, Абба, я не такой умный.
— Конечно нет. Ты далеко не такой умный, каким себя вообразил. Сам не знаю, зачем лезу не в свое дело, но я хочу предупредить тебя: скоро, Маджид, тебе придется лицом к лицу столкнуться со своим братом. У меня ушки на макушке, и я слышал, что говорил Шива в ресторане. Здесь сейчас Мо Хусейн-Ишмаэл, брат Микки Абдул-Колин и его сын Абдул-Джимми. И это только немногие, а их сотни, и они все против тебя. И Миллат с ними. Твой Маркус Чалфен многих злит, и среди них — этих, с зелеными галстуками, — есть те, кто готов действовать. Они сумасшедшие и могут сделать так, как считают нужным. Они готовы разжечь войну. Таких немного. Большинство вступает в войну, когда она уже объявлена. Но есть те, которые ее разжигают. И твой брат из таких.
Все это время, когда на лице Самада выражение гнева сменялось выражением отчаяния, а потом какой-то истерической ухмылкой, Маджид оставался абсолютно спокойным. На его лице нельзя было прочитать ничего.
— И ты молчишь? Ты знал об этом?
Маджид ответил не сразу:
— Почему ты не образумишь их, Абба? Многие из них тебя уважают. Мусульмане уважают тебя. Образумь их.
— Потому что. Они, конечно, идиоты, но я не одобряю все это так же, как они. Маркус Чалфен не имеет никакого права делать то, что он делает. Это не его дело. Это дело Бога. Как только начинаешь иметь дело с творением Божьим, вмешиваешься в саму природу творения, пусть даже мыши, ты берешь на себя роль Бога. Ты думаешь, что творение Бога — это чудо! — можно улучшить. Но этого нельзя. Маркус Чалфен лезет не в дело Бога. Он хочет, чтобы перед ним благоговели, но единственное существо во Вселенной, достойное благоговения, — это Аллах. Зря ты ему помогаешь. Даже его сын от него отрекся. Так что, — сказал Самад, не в силах подавить свой драматический порыв, — я должен отречься от тебя.
— Вот и я. Это картошка, фасоль, яйца и грибы для тебя, старина Сэмми. — Арчибальд подошел к столу и поставил тарелки. — Мой омлет с грибами…
— И бутерброд с беконом, — докончил Микки. Он нарушил пятнадцатилетнюю традицию и сам подал блюдо. — Для юного профессора.
— Он не будет есть это за моим столом.
— Да ладно, Сэм, — осторожно начал Арчи, — оставь мальчика в покое.
— Я сказал, он не будет есть это за моим столом!
Микки почесал лоб.
— Хоть убейте, мне кажется, мы с годами становимся фундаменталистами.