Покоритель джунглей - Луи Жаколио

Тем временем облицованная часть хода, который действительно предназначался для стока воды во время сезона дождей, закончилась. Дальше он был прорыт в земле, и размеры его постоянно менялись. Друзья то переползали через какие-то ямы, углубленные и размытые потоками воды, то им приходилось с неимоверными усилиями протискиваться вперед в узких участках, где Барнетт в кровь расцарапывал руки и колени. По сравнению с другом худому провансальцу было куда легче. Но это было еще не все. В земляной части хода Барнетт постоянно слышал впереди страшный шорох, сопровождавшийся вскрикиваниями, от этого его бил озноб и охватывал ужас, с которым он не мог справиться. В сырой земле поселились целые скопища гнусных животных, они рыли там норы и устраивали жилища. Огромные крысы, вонючие мангусты, захваченные врасплох, вдруг выскакивали из нор, сводя Барнетта с ума тошнотворными прикосновениями. Поэтому несчастный продвигался вперед, стараясь прежде хлопками разогнать смрадных тварей и заставить их бежать. Резкие, зловонные запахи перехватывали горло, неслись из всех нор и убежищ, вызывали отвращение и приносили Бобу невыразимые страдания. Воспользовавшись тем, что ход слегка расширился, Барнетт остановился, предупредив приятеля, что хочет передохнуть.

— Не падай духом, мой бедный друг, мы приближаемся к цели, — сказал ему провансалец. — Я знаю, в каком направлении мы движемся, поверь, нам осталось совсем немного.

— Да услышит тебя Бог! Твое положение ничто в сравнении с моим, и если бы надо было начать все сначала, клянусь, я бы на это не пошел… Я совершенно без сил.

— Не надо отчаиваться, мы уже у цели.

— Почему ты так думаешь?

— Все очень просто. Пока подземный водопровод проходил под храмами, из соображений прочности и хорошей очистки он был построен из кирпича и цемента, ведь он должен был выдерживать сильное давление. Как только он вышел из-под храмов, достаточно было простой крытой траншеи. Тебе хорошо известны равнодушие и леность индусов, поэтому можно быть совершенно уверенным, что они прокопали ее лишь на расстояние, необходимое, чтобы отвести воды от основания храмов.

— Возможно, но мне кажется, мы никогда не выберемся отсюда.

Барбассон понял, что нельзя допустить, чтобы его другом вновь овладели зловещие предчувствия.

— Ну что ты! — сказал он. — Подумай о Сердаре, без нас он погибнет… Еще одно усилие, самое последнее.

Они снова поползли вперед. Ход шел теперь наклонно, становясь все круче, и провансалец поспешил заметить другу, что это доказательство того, что они приближаются к выходу… Зловещих обитателей галереи становилось все больше, а издаваемые ими запахи были попросту невыносимы.

Вдруг Барбассон уперся головой в ноги Барнетта, которые судорожно дергались, но не продвигались вперед.

— Что случилось? — спросил провансалец.

Сдавленным голосом, едва донесшимся до Барбассона, несчастный Барнетт ответил:

— Я застрял… Ход слишком узкий, я не могу продвинуться вперед.

На сей раз отчаиваться начал Барбассон. Однако он крикнул:

— Смелее! Собери все силы, это необходимо!

— Я сделал все, что в человеческих силах, но только застрял еще сильнее… Попробую сдать назад, давай вернемся обратно.

Неужели придется, умереть здесь? Это было страшно, чудовищно, кровь у Барбассона застыла в жилах, ибо он-то знал весь ужас их положения. Барнетт был еще относительно спокоен, он думал, что можно вернуться назад. На это уйдет какое-то время, ибо, пятясь, они будут двигаться медленнее, но там, где они прошли один раз, всегда можно пройти и второй. Но Барбассон знал, что обратного пути нет. Что же он должен был испытывать, несчастный!

— Барнетт! — крикнул он в приступе бессильной ярости. — Рой землю ногтями, зубами, но, во имя всего святого, двигайся вперед, несчастный, двигайся вперед! У нас нет другого выхода, коридор сзади нас обвалился.

При этих словах Барнетт испустил ужасный вопль и, подгоняемый страхом, почти обезумев от него, собрал остатки сил, уперся ногами в стены, сверхчеловеческими усилиями продвинул свое тело еще на несколько сантиметров вперед и остановился, неподвижный, измученный, задыхающийся… Теперь оставалось ждать только смерти.

Тогда произошла кошмарная, неописуемая сцена.

— Вперед! Вперед! — кричал, ревел Барбассон, сходя с ума от ужаса. — Я не хочу умирать здесь… Вперед! Вперед, несчастный, или я убью тебя!

И он стал колотить Барнетта по ногам кулаками, царапать его ногтями.

— Ты делаешь мне больно! — слабым голосом выдохнул янки.

Слова эти, произнесенные тоном ребенка, которого мучают, внезапно успокоили провансальца. Ему стало стыдно, и он заплакал.

В тот же момент он услышал голос несчастного друга, в котором не было ничего человеческого.

— Тяни меня! Барбассон, спаси меня! Спаси меня! Змея!

Змея! О, несчастные, как же они не подумали об этом, прежде чем отправиться в путь? В Индии любая канава вдоль дорог или полей немедленно становится убежищем для этих мерзких тварей, а здесь, среди развалин… При простом размышлении становилось ясно, что попытка их была безрассудна. Впереди Барнетта были тысячи змей, испуганные шумом, они бежали. Но в углу, который янки не видел, в нескольких футах от его головы, притаилась кобра с детенышами. Разбуженная шумом, она вылезла из своей грязной дыры и устремилась к Барнетту, шипя от гнева… На этот раз все было кончено, бедный Барнетт погиб. Как он и предсказывал, увидеть восход солнца ему не довелось.

Кобра сразу бросилась на несчастного, обвилась вокруг его шеи и в ярости принялась кусать его в щеки, нос, губы, всюду, куда дотягивалась ее исходящая слюной, зловонная пасть… Бедняга ревел в ее ужасных объятиях, открывая рот и пытаясь разорвать чудовище. Но усилия его были недолгими, крики его постепенно стихли, яд действовал с быстротой молнии… Ужасная сцена продолжалась всего три минуты. Все затихло… Барнетт был мертв.

Барбассон потерял сознание.

Когда он пришел в себя — обморок длился почти два часа, — ему показалось, что он в гамаке в Нухурмуре, но заблуждение было недолгим. Подземелье было полно странных звуков, глухого рычания, тявканья, прерываемого пронзительными криками и жутким клацаньем, можно было подумать, что хищники своими челюстями перемалывают кости.

Ошибки не было, шакалы пожирали труп умершего… Барбассон едва снова не потерял сознание, но приступ страха вернул ему силы. Он знал, что шакалы не нападают на живых, кроме того, он был достаточно силен, чтобы задушить первого из них, кто осмелится подойти.

Он осторожно вытянул вперед руку, но ничего не нащупал, а ведь перед тем, как потерять сознание, он касался своего бедного друга. Барбассон снова прислушался, теперь он лучше разбирался в своих ощущениях, и ему показалось, что крики гнусных животных доносятся издалека. Неужели они уже закончили свою страшную трапезу? На свежем воздухе шакалы могут сожрать человека меньше чем за два часа, но здесь, в узком пространстве, им не удалось управиться так быстро. Однако, разрывая мясо на части, они сумели вынести останки наружу.