Две недели до Радоницы - Артемий Алябьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внезапно выступил отец.
– Пусти Андрея, – сказал он решительно. Несмотря на общую слабость, он собрал последние остатки воли, чтобы его голос звучал сильно и уверенно. – Лукас хочет мести, так пусть получит ее от меня. Андрей здесь не причем.
Зоран не ответил. Тишина была тягучей, и вот-вот должен был наступить момент разрядки. Я в напряжении ждал хлопка «Вальтера», но Зоран все-таки нарушил молчание словами.
– Лукаса больше не волнует ваша судьба. Когда он уходил сегодня утром, сказал мне: «Если тебе лень вести их на Влученгу, можешь убить прямо здесь».
Влученгой назывался небольшой перевал, ведший с Триглава в сторону Польши – место нашей будущей казни.
– Почему ты нам это говоришь? – спросил я.
– Потому, что я не животное. И не головорез. Я не буду хладнокровно пускать пулю в сердце беззащитным людям. Но если вы дадите мне повод…
Он показательно кивнул на «Вальтер». Но меня это уже не пугало. Я думал совсем о другом. В этих последних словах Зорана я на мгновение почувствовал мягкость. Словно он чувствовал вину за то, что делает.
– А пускать нас с горы без шансов на выживание – справедливо? – прямо спросил я.
– У вас есть шанс.
Сказано было совсем без уверенности.
– Да?! – воскликнул я, – Как были шансы у бывших сообщников «Чорного сонца», которые стали им бесполезны? Знаешь, сколько людей находили у подножия Влученги? Поляки ни разу не сообщали, чтобы кто-то пришел к ним от нас. Все умерли на том спуске!
– Ты точно этого не знаешь.
– Я точно знаю, что ты ведешь нас на смерть! И нет никакой разницы, что ты кончишь нас здесь – «не по-благородному», видите ли – или там на горе, этим идиотским ритуалом террористов. Ты все такой же головорез, Зоран, как бы ты себя ни обманывал! Нет, даже хуже, ты марионетка, прислужник еще большего головореза!
Я кричал и кричал, слова рвались из груди. Я словно хотел докричаться до Зорана, а точнее, до того маленького мальчика, который выжил в поле после расстрела. Казалось бы, после всего, что он пережил – конечно, если все, что он рассказал тогда в «Малинке», было правдой – как он мог сейчас творить те же зверства?
– Ты закончил, Андрей? – холодно спросил Зоран. – Надеюсь, выпустил всю злость этой гневной тирадой.
Я не ответил. Очевидно, мальчик прятался слишком глубоко. Бесполезно было тратить силы.
– Тогда иди, – холодно проронил Зоран, – И больше никаких разговоров.
Я развернулся и побрел по камням. Ничего, батя, мы выберемся. Только держись.
Идти оказалось недолго. Стену впереди нас словно прорезала полоса света. Зоран приказал (под дулом пистолета, ясно) отойти в сторону, а сам осторожно налег на стену и отодвинул ее в сторону. После долгих дней мрачного заточения яркий свет обжег глаза, и я какое-то время часто моргал, пытаясь выйти из режима подневольной летучей мыши. В сырое и затхлое пространство пещеры ворвался свежий воздух – я стал жадно хватать его, будто до этого и не дышал вовсе.
Снаружи, когда глаза, наконец, привыкли к перемене освещения, я окинул взглядом открывшуюся панораму. Мы находились на отвесной скале, но где точно, я не понимал. Обрыв был буквально в паре шагов от нас, а далеко внизу виднелась долина, усеянная макушками елей. Ни тропинок, ни шляхов никаких не было видно.
Чем больше я осматривался, тем более очевидной становилась для меня труднодоступность этого места. В сущности мы стояли на очень широком каменном уступе, через который не проходила ни одна тропа. Куда ни глянь, выступавший из горы камень, на котором мы стояли, резко обрывался в высоченную пропасть. Попасть сюда можно было только с серьезным альпинистским снаряжением.
По небу тянулись клочковатые облака, просыпая снег. Солнце было полностью скрыто за пепельной завесой. Из-за этого трудно было понять, какое сейчас время суток. Я надеялся, что раннее утро. Несмотря на падающий снег, воздух был сухим, и я все никак не мог отдышаться. Все глотал и глотал воздух, пока перед глазами расцветали фейерверки. От них закружилась голова, и я в замешательстве опустился на колени. Если я ослабел уже от того уже, что вышел на поверхность, какой прок от меня, когда надо будет действовать?!
Но только я так подумал, как рядом опустилась шербатая физиономия бати. Он хитро подмигнул и выставил вперед локоть с распахнутой ладонью. И откуда у него были силы? Как долго он уже сидел на этой горе? По сравнению с его заточением, мои несколько дней за решеткой были сущей ерундой. И если уж батя был способен выдержать такое, то я и подавно справлюсь. Нечего рассиживаться. С такими мыслями я сделал ответное движение, схватил его руку и поднялся на ноги.
Зоран тем временем закрыл проход позади нас. То, что изнутри, во тьме, казалось стеной, на деле было кованой железной дверью. Со стороны гор она вовсе не бросалась в глаза: поблекшее на ветрах и дождях железо сливалось со скалами. Догадаться, что здесь скрывалась пещера-тюрьма, было невозможно.
– Что дальше? – спросил я Зорана. – Куда идти-то? Везде обрыв.
– Не надо идти, – ответил головорез.
И он кивнул в сторону скалы. На стелившихся по камням тросах болтались сиденья для альпинистов. Я глянул вверх, по направлению движения. С каменного мыса на меня щурилась рожа здоровяка в камуфлированном костюме. На плече у него висел «Калашников», дуло показательно смотрело в нашу сторону. Зоран приказал:
– Садитесь.
– Наручники-то снимешь? – спросил я и призывно поднял руки.
– Тебе не нужны руки, чтобы сесть.
– А если упаду?
– Просто держись обеими руками за трос.
Я быстро соображал, что бы еще такое сказать, чтобы он отстегнул наручники. Они очень мешали моему плану. Для того, чтобы воплотить задуманное, нужны были свободные руки. Но в голову ничего не приходило. А Зоран тем временем поторапливал. Ничего не оставалось, как подчиниться. Мы с отцом уселись в импровизированные люльки, и вскоре нас резкими, рваными движениями потащили вверх люди Зорана. Сам он стоял внизу, целясь в нас из «Вальтера». Дескать: «Попробуй-ка сбежать».
Следующие минуты должны были стать решающими. Пока мы болтались в сидениях, как куры на птицефермы, несомые конвейером на убой, я прогонял в голове план. Итак, у Зорана наверху были люди. Как много, я не знал. Скорее всего, немного, потому что нас явно считали небольшой угрозой. Мне нужна была отговорка, чтобы снять наручники, и после пары
