Две недели до Радоницы - Артемий Алябьев

сейчас осознал, что четкого плана у меня и не было. Я думал, что он появится во время побега, но…

Отец одобрительно похлопал меня по спине, сказал серьезным голосом:

– Я с ним поговорю.

– С кем?

– Со старым своим кумпелем35.

– И что ты ему скажешь?

– Ну опций у нас невелико, – развел руками отец. – Лукас-то неглупый человек. Разумеет, что все это масакра.

Действительно, так считал и я. Лукас не мог не понимать, к чему приведут публичная казнь, силовой захват края. Как только по Европе пронесутся новости, что в мирной, благополучной евродеревне завелся новый тиран, миротворцы не будут сидеть без дела. И все-таки что-то снедало меня… Я вспомнил, что сказал нам Зоран в пещере. Точнее передал слова Лукаса: «Можешь убить их прямо здесь». Разве он мог отдать прямой приказ убить? С другой стороны, он задумал устроить казнь перед толпой людей. Разве с этим человеком можно договориться разумно? Меня стали снедать сомнения.

А потом стало страшно. Страшно от того, о чем я вдруг подумал. Как вчера, в пещере, когда вспомнил о брате. Нет-нет, с Мило точно покончено. Я не могу так поступить. И с Лукасом мы обязательно попробуем договориться. Но откуда тогда эти мысли?

Отец увидел мое замешательство, но наверно подумал, что я трушу. Он хлопнул меня по ладони:

– Не тот час, абы волноваться! Все будет добре!

Его сын был в опасности, мой брат! Как он мог оставаться таким спокойным! Но в этом был весь батя – всегда себе на уме, не прошибить ничем. Если он что-то задумал, то всегда упорно шел к цели.

Мы поднялись на берег, оставив «Слезу Марии» позади. Раскрылась панорама Нагоры. Ее уже не скрывали одеяла туч. Но оставшись там, в вышине, они не давали пробиться и солнцу. На родной край не падало и яркого лучика, от чего долины и поля казались мрачными и серыми. Якоря, оставленные для нас Лалу, оказались на видном месте.

Мы осторожно, нащупывая подошвами камни, стали спускаться по каменным жилам. Мои уставшие после безумного слалома руки едва держали веревку. Я старался не глядеть вниз без необходимости – не хотелось держать в голове, что под ногами бездна и любой просчет чреват гибелью. Оставалось только карабкаться и карабкаться. «Ничего», – утешал я себя, перехватываясь руками, – «Спустимся, отдохнем немного. Там и Каролина должна еды принести». Об этой части плана я пока не рассказал отцу. Внизу мы должны были встретиться с Каролиной. Прошедшей ночью к ней тоже должен был прийти Лалу.

– Андрейка, тссс, – окликнул меня отец, – Слухай.

Я внимательно вслушался. Меня окружали привычные горные звуки: капала воды, завывал ветер. Хотя нет: откуда-то еле слышно, на грани восприятия, прорывался какой-то стрекот. Я запрокинул голову, но ничего не увидел, кроме гроздьев облаков. В горах вообще трудно понять, откуда идет звук. Возможно, источник звука был справа или слева от меня, но отразившись от скал, пришел сверху.

– Что это? – спросил я отца.

– Такое тр-тр-тр? – уточнил он. Помотал головой, – Не ведаю. Може, канатная дорога так делает?

– Но она ведь не работает, – ответил я.

Долго думать над загадкой мы не стали и продолжили спуск. В конце концов, стрекотание затихло само, и я совсем позабыл о нем к моменту, когда наши ноги ступили на землю. Возле спуска была небольшая рощица, за которой нас и ожидала Каролина. Дороги не было, за исключением едва притоптанной тропки, и мы некоторое время блуждали меж деревьев, прежде чем выйти к равнине.

Каролина действительно ждала нас там. Но сперва я увидел не ее. Как только мы вышли из рощи, нас встретил отряд солдат в камуфлированных костюмах. У всех на груди красовалась нашивка «Sun & Son Security». И все они, человек десять, как по команде, подняли автоматы и взяли нас на мушку. Каролина стояла чуть поодаль, руки ее были сведены за спиной, наверняка скованные наручниками. Пара солдат держала за узды лошадей, которых я просил привести – Белку и Лозу.

Бороться не было смысла. Равно как и убегать. Нас бы мигом изрешетили, метнись мы в рощу. Мы оба сразу это поняли. Отец бросил автомат на землю. Без видимого, впрочем, сожаления. Оружие он правда терпеть не мог.

– Мы сдаемся! – крикнул я, поднимая руки, – Опускайте ваши пушки.

Но они не опускали. Несколько минут мы стояли друг напротив друга в полной тишине. А потом до наших ушей донесся низкий гул. Он все нарастал и нарастал, пока не перерос в оглушительный рокот. Я поднял голову вверх в поисках источника звука. Пелена серых облаков в точке прямо над нами завихрилась, завертелась вокруг оси, а потом распахнулась, пропуская огромную боевую машину. Прибивая ветром к земле травинки и задирая полы солдатских курток, вертолет медленно опустился на поле прямо напротив нас. Это был видавший виды «Ми-8» классической зеленой раскраски. Пулеметы по бокам смотрели в нашу сторону хищными оскалами. Сквозь оглушающий рокот лопастей до меня донесся возглас отца:

– Курррва мачь!

Добавить было нечего. Я даже помыслить не мог, что армия Лукаса имеет на вооружении военный вертолет. Лалу вовсе не упоминал об этом!

Когда лопасти остановились, я уже знал, кто выйдет нам навстречу. Дверь кабины распахнулась, и на траву опустились тяжелые черные берцы.

– Вот мы и встретились вновь, Андрей! – провозгласил Зоран.

***

Раскинувшееся за окном до самого горизонта золотистое поле растворялось в мрачневшем небе. Мы неслись, сидя на заднем сидении военного джипа, по узкой полоске свежеукатанного асфальта. Это была новая дорога, проложенная Sun & Son от Бойкова до Купав. Следы ее строительства я наблюдал несколько дней назад на останках Ильмень-рощи. Теперь она была готова. И по ней нас везли на расстрел.

Руки у всех троих – меня, отца и Каролины – смирно лежали на коленях, скованные наручниками. Мы молчали и ничего не говорили друг другу. Я не знал, что говорить. Я терзал себя за наивность и, более того, за собственную немощность. В конце концов, я был попросту жалок. Я не смог защитить своих родных в самый важный момент и обрек их всех на гибель.

Когда на поле опустился вертолет и из кабины вышел Зоран, я думал, что у нас еще есть шанс. Я просил его доставить нас к Лукасу на переговоры. Говорил, что его действия обернутся катастрофой для всего края и что Зоран и его армия пострадают сильнее всех. «Когда придет армия НАТО, что ты будешь делать?» – сказал ему. Он скривил губы в презрительной