Русские студенты в немецких университетах XVIII — первой половины XIX века - Андрей Андреев

Наконец, в 1843–1845 гг. в Гейдельбергском университете учились командированные за границу питомцы Главного педагогического института: филолог, в дальнейшем профессор Казанского и Петербургского университетов H. М. Благовещенский, его будущий товарищ по Казанскому университету, профессор финансового права Е. Г. Осокин, еще один будущий профессор-юрист в Казани Д. И. Мейер, а также посланный Киевским университетом молодой ученый, занимавший затем кафедры политической экономии в Киеве и Москве, И. В. Вернадский (двое последних в матрикулах отсутствуют). Их повстречал проезжавший на обратном пути в Россию через Гейдельберг в июне 1844 г. С. М. Соловьев[636].

В противоположность старинному Гейдельбергу, другой университет, стремительно набиравший вес в немецком образовательном пространстве второй четверти XIX в., был основан совсем недавно, в 1826 г. в столице Баварии — Мюнхене ее королем Людвигом I (учившимся, кстати, в Гёттингене), хотя и на основе средневекового баварского университета, размещавшегося прежде в городах Ингольштадт и Ландсхут. Новый университет с самого начала был призван служить образцом модернизированной высшей школы с преподаванием широкого круга предметов и научно-вспомогательными институтами. Особенностью Мюнхенского, как и некоторых других южно-немецких университетов, было то, что его философский факультет сохранил за собой значение вспомогательного, обучение на котором предшествовало переходу к изучению наук на высших факультетах. В России обращали пристальное внимание на результаты реформ народного просвещения в Баварии, и Мюнхенский университет часто упоминался на страницах «Журнала министерства народного просвещения», где, в частности, в одной из заметок 1830-х гг. сообщалось, что 77 профессоров и приват-доцентов этого университета ежегодно преподают свыше 160 предметов[637]. По количеству одновременно обучающихся здесь студентов (около 1400 в год) Мюнхенский университет в 1830—1840-е гг. стабильно находился на втором месте после Берлинского в немецких землях. Одним из главных центров притяжения студентов в Мюнхен долгое время служил Ф. В. Шеллинг, читавший там лекции до своего переезда в Берлин; на этих лекциях регулярно собирались до 500 слушателей.

Из имен русских студентов, побывавших в Мюнхенском университете и записавшихся в студенческие матрикулы, стоит выделить два. С сентября 1829 г. до середины лета 1830 г. здесь учился Петр Васильевич Киреевский, который слушал лекции Л. Окена, Ф. Тирша, Й. Герреса и других профессоров, причем стремился «узнать весь здешний университет покороче» и для этого за семестр «госпитировал» (т. е. посещал бесплатно по несколько лекций) в сумме у 18 профессоров. Несмотря на свой не слишком общительный характер (что было хорошо известно в его семейном кругу), Петру Киреевскому удалось свести близкое знакомство с Шеллингом, часто беседовавшим с ним на философские темы и отзывавшимся о нем впоследствии с большим сочувствием (Шеллинг говорил, что Петр даже умнее своего брата Ивана). Несколько раз Петр Киреевский посетил и салон известного натурфилософа Л. Окена, также высоко оценившего это знакомство [638]. Надо сказать, что по мнению биографов, Петр Киреевский уже здесь в Германии определился как «первый славянофил», желавший посвятить жизнь восстановлению духовной основы народа, его «предания», запечатленного в народных песнях[639]. В конце весны 1830 г. к брату в Мюнхене присоединился покинувший Берлин Иван Киреевский, которого также привлекала философская атмосфера университета и мюнхенских салонов. Впрочем, совместная учеба, братьев Киреевских здесь длилась не очень долго: после летних каникул, проведенных в путешествии по Дунаю, они вернулись в Россию в начале осени 1830 г., узнав о грозившей Москве эпидемии холеры и опасаясь за здоровье своей семьи.

Другим видным общественным деятелем, записавшемся в матрикулы Мюнхенского университета в 1842 г., был Спиридон Палаузов, болгарский просветитель, историк, дипломат. Уроженец Одессы, в Мюнхене он защитил докторскую диссертацию по политической экономии, а затем, что было не типично, продолжал обучение уже в России, в Московском и Петербургском университетах.

Помимо Мюнхена и Гейдельберга, следует упомянуть и традиционные для предшествующего периода места обучения русских студентов в Германии, которые во второй четверти XIX в. уже заметно уступали новым научным центрам. Так, в Гёттингенском университете на рубеже 1810—1820-х гг. еще училось несколько русских студентов, командированных Петербургской медико-хирургической академией (С. Ф. Хотовицкий, П. А. Чаруковский, И. Т. Спасский), а также будущий профессор политического и народного права Московского университета Д. Е. Василевский и воспитывавшийся за границей А. А. Суворов, внук великого полководца, в последующем петербургский генерал-губернатор и член Государственного Совета. Однако дальше, начиная с 1825 г., в студенческих списках Гёттингена только однажды встречается русская фамилия и всего несколько раз — имена русских немцев, а после 1837 г. и они исчезают, что по-видимому, объяснялось временным упадком университета, который именно в 1837 г. покинули семь ведущих профессоров в знак протеста против политики ганноверского курфюрста (т. н. «гёттингенская семерка», в рядах которой были знаменитые филологи братья Яков и Вильгельм Гримм).

Несколько студентов, командированных в Германию для подготовки к профессуре, встречаются в матрикулах университетов Галле и Лейпцига в 1830—1840-е гг. (в том числе адъюнкты Московской медико-хирургической академии И. Т. Глебов и И. Я. Зацепин в Галле, уже знакомые нам Е. Г. Осокин, H. М. Благовещенский и П. М. Леонтьев в Лейпциге). Как правило, посещение тех или иных университетов определялось теперь уже не общей их репутацией, в которой все они проигрывали Берлину, но наличием там конкретной научной школы, как например, по античной филологии в Лейпцигском университете.

Наконец, новый центр притяжения для будущих русских профессоров возник в 1830—1840-е гг. в центральной Германии, в университете небольшого городка Гиссен на территории Гессен-Дармштадта, хотя, строго говоря, молодых людей из России, проводивших некоторое время в Гиссене, уже нельзя назвать «студентами». Ни один из них не был имматрикулирован в университете, они не посещали лекций, предназначенных для студентов, а некоторые из побывавших там даже уже обладали учеными степенями, приобретенными в России, и, следовательно, являлись сформировавшимися учеными. Но тем не менее, эти контакты относятся к одной из замечательных страниц русско-немецких университетских связей, поскольку связаны с учебой представителей России в знаменитой научно-исследовательской химической лаборатории профессора Юстуса Либиха.

Ю. Либих (1803–1873), крупнейший немецкий химик XIX в., в 1824–1852 гг. профессор Гиссенского, а в 1853–1873 — Мюнхенского университета, основал в 1825 г. в Гиссене первую университетскую научно-исследовательскую лабораторию, которая повлияла не только на развитие химии, но и на методологию исследований и развитие преподавания многих смежных естественных наук. В отличие от уже существовавших прежде при университетах химических лабораторий, которые служили для подготовки демонстрационных препаратов к лекциям и практических занятий, а также изготовления лекарств, лаборатория Либиха впервые была ориентирована на научный поиск, исследования, проводившиеся здесь профессором в окружении своих многочисленных учеников. Именно здесь Либих открыл явление химической изометрии (существование разных молекул, построенных из одних и тех же атомов), создал теорию радикалов (объясняющую суть органической химии: почему столько различных веществ состоят только из атомов трех типов — углерода, водорода и кислорода). Либих также внес огромный вклад в развитие агрономической химии, где именно им были открыты азотные удобрения. Как отмечают химики до сих пор, лаборатория Либиха явилась «матерью» всех остальных научно-исследовательских химических лабораторий мира, и если сравнить ее приборы даже с оборудованием современных лабораторий сегодняшнего дня, то принципиальная разница здесь совсем небольшая.

Главным же достоинством лаборатории Либиха явилось впервые в естественных науках наглядно воплощенное здесь единство процесса преподавания и научного исследования. В своей автобиографии Либих описывал этот процесс следующим образом: «В лаборатории собственно учеба существовала только для новичков; специализирующиеся же у меня ученики учились только в том отношении, что они собирали препараты, я давал задания и следил за их выполнением; и как у лучей, расходящихся от одного круга, у всех них был единый общий центр. Никакого руководства собственно не было; я получал от каждого по отдельности каждое утро отчет о том, что он сделал в предшествующий день, и выслушивал соображения о том, что ему предстоит; я одобрял или делал свои поправки, но каждый был обязан искать свой собственный путь самостоятельно. Зимой два раза в неделю я делал своего рода обзор важнейших вопросов дня. Это были большей частью сообщения о моих или их собственных работах во взаимосвязи с исследованиями других химиков. Мы работали от начала дня вплоть до наступления ночи, а развлечений и удовольствий в Гиссене не было. Единственными жалобами, постоянно раздававшимися, были сетования служителя, который по вечерам, когда он должен был делать уборку, не мог заставить работающих уйти из лаборатории. Воспоминания об их пребывании в Гиссене пробуждают, как я часто слышал, у большинства моих учеников приятное чувство удовлетворения от прекрасно употребленного времени» [640]. Действительно, в Гиссен к Либиху съезжались ученики со всего света, от России до Соединенных Штатов Америки и Мексики, а из созданной им и его последователями химической школы вышло 44 лауреата Нобелевской премии. Либиху принадлежали сотни опубликованных работ, в том числе «Химические письма», выходившие в «Аугсбургской газете» и ставшие первой научно-популярной литературой по химии в мире.