У свободы цвет неба (СИ) - Аусиньш Эгерт

   - Мы сейчас едим вместе, - сказал он. - Будешь ли ты есть со мной и завтра?

   - Если хочешь, - ответила она.

   - Хорошо, - кивнул он. - Я буду читать наши молитвы сегодня вечером и завтра, когда встану, а потом в течение дня и вечером. Читать буду громко, учти и знай. Я буду зажигать свечи и молиться перед иконами за тебя. Если хочешь, можешь ко мне выйти и слушать.

   Вечером нобили охраны не обратили внимания на его занятия. Но утром, когда он, едва поднявшись, вышел на галерею и принялся в полный голос читать "Отче наш", перебудив всю охрану, к нему выбежали впятером, чтобы спросить, чем он занят.

   В ответ он торжественно и уверенно ответил им:

   - Спасаю человека.

   После недолгих выяснений, чем именно мистрис Бауэр могут быть полезны эти странные слова, нобили сдались. Энц Жехар постучал Полине в дверь, она выглянула, накинув шаль на сорочку.

   - Мистрис, - вздохнул нобиль, - выходи спасаться.

   Церковнославянский был Полине непривычен и не слишком удобен, но псалмы, знакомые с молодости, хоть и в переводе на современный русский, оказались и в этом прочтении если не живой водой, то по крайней мере свежим воздухом. И слушая мерный речитатив монаха, она понимала, что самой ей до этого окна уже не дотянуться.

   Гавриил, так представился монах, пошел с подследственной на допрос и, поскольку не был допущен в допросную, остался в коридоре. Все то время, пока Полиной занимались следователи, он читал вслух псалтырь, озадачивая и пугая магов Академии. Когда следователь и маги отправились обедать, монах забрал Полину из допросной, отвел в столовую, под презрительной усмешкой Вейена прочел молитву и приступил к трапезе, следя, чтобы женщина ела тоже. После обеда следственная группа работала, постоянно слыша из коридора мерное распевное чтение. Исиана это скорее обрадовало, потому что уверенности у магов саалан поубавилось и они, кажется, даже начали вспоминать, что перед ними не вещь, а живой человек. Наконец, Итчи, хмыкнув, вызвал двух магов и поручил им проверить, "что происходит, когда он там это делает".

   Через примерно час в допросную зашел маг из работавших в коридоре, положил на стол следователя дощечку с записями, глянул на большую доску в допросной и ахнул:

   - Они усиливают друг друга, посмотрите на показатели!

   Следующий день прошел так же. Мистрис Бауэр в допросной отвечала на вопросы Итчи, энц Гавриил в коридоре читал вслух свою книгу при зажженной свече, не замечая двух магов Академии, устроившихся с кристаллами и доской для записей в пяти шагах от него.

   Через день за Гавриилом пришли во время завтрака и забрали его к магистру на беседу, пока Полина приводила себя в порядок. Кроме магистра, в кабинете присутствовала Хайшен и еще один дознаватель.

   Эрве едва успел начать выяснять реальные цели этого странного парня, как Гавриил уже сориентировался в обстановке.

   - Я вижу, вы спрашиваете меня обо мне, но разве я пришел на ваш суд? Где Полина? Я пришел не к вам, а к ней. Я не ваш, и отчет о себе давать вам не обязан.

   Эрве хмыкнул и предложил дознавателям:

   - Действительно, давайте посмотрим их вместе. - Он повернулся к монаху. - Сейчас пойдем к ней, не беспокойся. - И действительно повел его и дознавателей в допросную, где с Полиной уже работал следователь.

   В тот день женщине очередной раз задавали вопросы о ее браке и о том, как после развода складывались ее отношения с мужем.

   Гавриил, послушав это все с четверть часа, покосился на следователя недобрым взором:

   - Ты что, Богом себя возомнил?

   Итчи, едва не подавившись вдохом от изумления, сумел сказать только одно слово:

   - Почему?

   Гавриил строго свел брови, и в его карих глазах, обычно задумчиво-печальных, появился суровый блеск:

   - Ты спрашиваешь ее о том, в чем человек дает отчет только Богу. Ты ей не Бог, не князь и не муж, чтобы винить ее.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

   - Ап... - сказал дознаватель. - Но как же можно установить истину, если не спросить?

   - Ты за помыслы судить собрался? - уточнил Гавриил все с тем же суровым блеском в очах.

   Полина повернула к нему голову и смотрела с неожиданным интересом.

   - Ну хорошо, - рассердился Итчи. - Если ты взялся спасать ее от нас, сперва посмотри на это. - Он кивнул Гавриилу на стол, где были разложены амулеты Полининой работы. Монах уверенно подошел к столу, вгляделся и улыбнулся:

   - Ох ты ж. Мощевики. - Он повернулся к женщине. - Сама делала?

   - Да, - кивнула она, - я бы и целиком закрыла, но у меня металла было мало. Первые были закрытые полностью, - она печально улыбнулась, - все серебряные ложки в доме на них извела, и мельхиоровые тоже.

   - Мельхиоровые? Что это? - уточнил следователь.

   - Мельхиор - сплав металлов, не окрашивающий кость при соприкосновении с нею, - ответила женщина. - Из него делают посуду и утварь.

   - То есть ваша вера позволяет хранить останки людей в доме? - спросил дознаватель.

   - И в доме, и в храме, - подтвердил Гавриил.

   - Ты готов доказать это? - очень мягко спросил магистр.

   - Ну, знаешь, - стремительно обернулся к нему монах, - мощи я из храма ради вас сюда не потащу. Надо вам - сами пойдете и посмотрите. Это все-таки святыня, она общая.

   Взгляд Гавриила упал на стеллаж, и он осекся. Осмотрев комнату целиком, монах вперил в магистра суровый взгляд.

   - Вот это и вот это, - указал он рукой, - вы взяли в крае.

   Монах указывал на две чаши. Одна, огромная, стояла на полу, была высотой со стол и содержала чистую воду для магических нужд. Во второй, небольшой, похожей на увеличенный сааланский кубок для вина с травами или фруктовых отваров, хранился запас кристаллов для записи.

   Эрве поморщился.

   Монах продолжил обличительную речь.

   - Это, - указал он на большую чашу, - крестильная купель. Ты хоть знаешь, скольких детей вы лишили возможности получить защиту и утешение? - Не дожидаясь ответа на вопрос, он продолжил, указывая на кубок. - А это причастная чаша. Из нее причащают страждущих, в ней подают Святые Дары.

   - Какие дары? - не понял магистр.

   Гавриил выпрямился, осенил себя крестным знамением и произнес:

   - Господь Иисус в ту ночь, в которую предан был, взял хлеб и, возблагодарив, преломил и сказал: "приимите, ядите, сие есть Тело Мое, за вас ломимое; сие творите в Мое воспоминание". Также и чашу после вечери, и сказал: "сия чаша есть новый завет в Моей Крови; сие творите, когда только будете пить, в Мое воспоминание. Ибо всякий раз, когда вы едите хлеб сей и пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете, доколе Он придет".

   - Что это за слова? - спросил Эрве. - Что они значат?

   - Он цитирует их святые тексты, - объяснила Хайшен. - Они кладут хлеб в вино и принимают так, из общего сосуда и с общей ложки, в память о казни своего пророка и о своем горе по нему. Так он наказал им перед смертью.

   - Но с его смерти прошло две тысячи лет! - воскликнул магистр. - Сколько можно убиваться о мертвом!

   - Судя по их сакральному преданию, он воскрес на третий день после того, как был казнен, и еще четыре десятки дней проповедовал, а потом на глазах у всех своих учеников просто взял и улетел в небо, - ответила Хайшен с невозмутимым лицом.

   - Тогда поведение мистрис становится более ясным, - задумчиво произнес второй дознаватель.

   - Подожди о ней, - настаивал Гавриил. - Давай теперь о вас. То, что вы взяли, принадлежало всему приходу, а может, и всему христианскому миру. Кроме того, что это ценность, которую вы взяли, не заплатив, вы взяли общую собственность, необходимую каждый день для насущных нужд души. Как вы собираетесь компенсировать ограбленным людям это святотатство?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

   Магистр скривился.