Русская трагедия. Дороги дальние, невозвратные - Нина Аленникова

Несмотря на пройденную мной школу на «Графе Игнатьеве», я совершенно выбилась из колеи и лежала пластом. Недостаток воды сильно обострял положение. Нам для детей все же выдавали какую-то порцию. Несколько раз к нам врывались солдаты, предлагали бриллианты за стакан воды, ясно, награбили перед отходом. Кроме того, мы тащили на буксире от мыса Чауда вооруженный катер «Петрель». Многие на корабле заболели тифом. Шли мы очень медленно из-за перегрузки и крена. Солдаты все чаще врывались к нам со своими бриллиантами, конечно, мы их отсылали ни с чем, но все же было их жаль. Вместо нормальных трех дней мы шли в Константинополь почти неделю.

Меня поражало и трогало мужество моего мужа. С поврежденной рукой, исхудавший, носился он по кораблю. Его разрывали на части; всюду кто-то что-то требовал.

Время тянулось, нудное, беспросветное. Дети плакали, кашляя безостановочно. Уход за ними был сопряжен с большими трудностями. Надо было шатаясь, спотыкаясь исполнять все необходимое. Словом, это была страница тяжелого кошмара.

Во время этого страшного перехода девять человек умерло от брюшного тифа. В числе их была моя добрая приятельница, с которой я стояла в Еникале шесть месяцев, на «Графе Игнатьеве», жена инженера Козлова. Узнала я об этом прискорбном случае позднее, в русском посольстве в Константинополе, встретив там ее мужа. Во время перехода мы питались очень скверно, почти никак, так что по прибытии в Турцию мы были все голодные. Турки, пользуясь нашей бедой, приносили продукты в обмен на великолепные вещи, даже на серебро и золото. У нас мало было чего на обмен, а случайно сохранившиеся, более или менее ценные вещи, мы держали на еще более черный день.

Очень скоро после нашего прибытия на рейд Босфора явился Вова с повеселевшим и улыбающимся лицом. «Ты знаешь, – сказал он мне, – Николай Николаевич Машуков переводит меня на «Даланд», ты увидишь, как там будет хорошо! Срочно нужны поиски пропавшего миноносца «Живого», он был на буксире во время перехода, отцепился, его необходимо найти! Командира «Даланда» я хорошо знаю, Яков Иванович Подгорный, очень симпатичный и душевный человек. Но он не кончил Морского корпуса, пришел к нам во флот со стороны, не был в Азовском отряде, плавая давно за границей, доставляя уголь с целью получить валюту, необходимую нашему Крыму. Вообще он новичок в Черном море. Ему необходима помощь опытного штурмана, вот поэтому мы перебираемся на «Даланд»!» Я очень обрадовалась избавлению от крена и перемене в нашем существовании. Мы срочно на шлюпке перебрались на наше новое житье.

«Даланд» был пароход Морского ведомства, он давно плавал за границей и был самый исправный из всех. Оказалось, что у капитана Подгорного ушла секретарша, так как пожелала вернуться в Россию. Поэтому он очень обрадовался моему появлению, так как он не говорил ни на каком иностранном языке, ему необходима была переводчица. «Даланд» стоял на рейде в Босфоре. Мы водворились в маленькую каюту, выходящую прямо на борт корабля, с весьма узким проходом между дверью и перилами борта. Яков Иванович действительно оказался очень симпатичным человеком. Он сразу же нас уверил, что будем еще плавать! Предложил нам крупный аванс, чтобы мы могли приобрести себе необходимую одежду; в таком виде, в каком я была, появиться в кают-компанию было немыслимо. Все, плававшие два года за границей, были прекрасно одеты; неприятно было внести диссонанс в их обычную атмосферу. Поэтому мы приняли предложение капитана с радостью. Оставалась довольно сложная задача: если отправляться в город за покупками, на кого оставить детей? К счастью, мы познакомились с нашими соседями. Он – инженер-механик Добровольного флота, Павел Иванович Козьмин, его жена – красивая, совсем молоденькая англичанка, леди Олив. Они оба нам предложили оставить детей на их попечение во время нашей отлучки. Мальчику было всего одиннадцать месяцев, девочке три года. Было стеснительно поручать такую компанию чужим людям, но необходимость заставила это сделать. Кстати, еще до нашей поездки на берег был совершен поход в поисках «Живого», который не удалось найти.

Мы отправились на шлюпке на берег. По дороге Вова мне сказал, что нам следует после покупок зайти к его большому другу Хлюстину, с которым он окончил Морской корпус, так мы и сделали. Накупив всевозможных необходимых вещей, мы отправились к Хлюстиным. Оба, и муж и жена, встретили нас очень радушно. Напоили чаем, надавали всякой всячины для детей.

Когда пришел час возвращения на пароход, в назначенный для шлюпки час, мы отправились на набережную. Нас ожидал неприятный сюрприз. Никакой шлюпки не оказалось, и, как мы ни протирали глаза, нашего парохода, ясно видного с берега, тоже не оказалось! Сгинул, как будто бы потонул! К нам присоединились наших три матроса, они тоже возвращались с берега, тоже ничего не знали и удивлялись происшедшему. Мы все решили отправиться в наше русское посольство, в надежде получить там какое-нибудь разъяснение. Увы, нам никто не мог разъяснить, куда делся наш «Даланд»! Попытки что-либо узнать в английском посольстве оказались также тщетными. Оставалось одно: вернуться к Хлюстину. Вова, со своим постоянным добродушием, предложил матросам тоже с нами идти. Хлюстины встретили нас так же приветливо и сразу же предложили остаться у них ночевать, приговаривая: «Утро вечера мудренее». Для всех нашелся обильный ужин. Матросам постелили тюфяки в большой, просторной кухне. Нам отвели уютную комнату. Скажу откровенно, что спать мне не пришлось. Я очень волновалась, как и что с детьми! Муж меня подбадривал, он смеялся и говорил, что туго пришлось Козьминым с этими ребятами, которые никогда с родителями не расставались.

Длинная, тревожная ночь все-таки закончилась, и мы снова отправились на берег. Не обнаружив там никаких признаков «Даланда», мы опять пошли в русское посольство, где нас встретили более приветливо, чем накануне, и сообщили, что «Даланд» был срочно перемещен в Золотой Рог, где находится вся русская эскадра. Мы долго туда добирались на трамвае, но доехали благополучно и легко нашли наш корабль. Оказалось, что дети проорали всю ночь; бедные Козьмины с удовольствием от них избавились, но очень добродушно и стойко перенесли взятую на себя обязанность.

Я радовалась, что смогу наконец переодеться и появиться в кают-компании в приличном виде. Капитан познакомил нас со всеми. Первым помощником был литовец Эдуард Яковлевич с женой Марией Францевной и девочкой пяти лет, Верочкой, второй помощник уезжал в Америку, уступая свое место мужу. Третий был совсем молодой моряк Добровольного флота Дмитрий Алексеевич Молчанов. Его все называли сокращенно Димерсеич. Механиков было два: первый – Михаил Александрович Гофман, второй – Павел Иванович Козьмин, взявшийся возиться с нашими детьми. Не успела я расположиться, как капитан мне вручил французскую пишущую машинку. Надо было срочно научиться на ней печатать. Я сразу же начала практиковаться, особенно когда дети спали.