Бесёнок по имени Ларни - Кае де Клиари
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ух, ты! Арбалет! Стенобитный? А это рыцарский, да? Точно рыцарский – с упором для седла!
Хозяин лавки озадаченно приподнял бровь, а потом нахмурился. Незнакомый пацан, который выказывает познания, имеющиеся не у каждого воина, выглядел несколько подозрительно.
– Послушай, сынок, – заговорил этот честный торговец, пытаясь придать своему голосу дружелюбное звучание, – кто ты и откуда прибыл в наши края? Ведь ты не местный, это сразу видно.
– Зовут меня – Руфус, – ответил Руфус, – а пришёл я сюда из Междустенья.
– Ага. А скажи мне, Руфус из Между…, как его там? Какого ты роду-племени?
Этот вопрос Руфус не понял.
– Я хотел узнать – кто твои родители? – пояснил лавочник.
– Мой отец – Михал-охотник, а мама – Маранта-воительница! – простодушно ответил Руфус.
– Ах, вот оно что! – воскликнул торговец оружием. – Сама Маранта-воительница! Тогда всё ясно.
Лавочник буквально засветился от доброты и дружелюбия, только где-то в глубине его глаз затаилось, что-то недоброе, но Руфус этого не заметил.
– Тогда скажи мне, сын великой воительницы, а вот это, что такое?
И он выложил на прилавок устройство похожее на арбалет, но со странно выгнутым ложем и с небольшой кожаной чашечкой, закреплённой на тетиве.
– Балестра! – тут же определил Руфус. – Арбалет, стреляющий пулями. Сила такая, что только на кроликов охотиться, а меткость – по медведю с десяти шагов промазать можно.
Лавочник поднял вторую бровь, что означало у него крайнюю степень удивления.
– Был бы ты сыном оружейника… Да и то… Балестру в наших краях вообще никто не знает, а где знали, там забыли давным-давно.
– Мне мама рассказала, – пояснил Руфус.
– Это та, которая Маранта, да? Лады. А что, ты только в арбалетах мастак или в клинках тоже понимаешь? Ну-ка, скажи, что ты такое видишь на этой стенке?
Там куда он указывал, висело множество мечей и сабель.
– Эспадон, бретта, чинкуэда, – стал перечислять Руфус, – акинак, скрамасакс, мизерикорд, кацбальгер, корабеля, драгунская сабля, кирасирский палаш, охотничий кортик, морской кортик, пехотный тесак, ханджар, бебут, крис, ята…
Руфус не успел договорить название причудливо изогнутого клинка, заточенного с внутренней стороны изгиба. Он даже не успел осознать причину внезапной боли в темени, когда свет вдруг погас в его глазах, и он, как будто провалился в бездонный, чёрный колодец.
– А мама не говорила тебе, что много будешь знать – скоро состаришься? – спросил лавочник у неподвижно лежащего на полу мальчика.
Сейчас в лице торговца не было ничего приветливого. Он смотрел на поверженного Руфуса, как птичник мог бы смотреть на убитого хорька. В руках у лавочника была короткая, тяжёлая, обтянутая кожей дубинка.
– Эй, Лопес! Иди сюда, бездельник, да поживее! – крикнул торгаш, пряча свою дубинку.
На его зов явился растрёпанный, худосочный мальчишка-заморыш, с косящими, словно от сильного страха, глазами.
– Ну-ка давай, дуй в Управу к Теренцию, – проговорил лавочник. – Скажи, что ещё один соглядатай из Торгового города по наши души явился.
Глава 82. Мама родная и призыв Инци
– Живорез! Живорезом был, живорезом и остался!
Оружейный торговец стоял, виновато потупив взор, но глаза его сверкали злобой и досадой. Руфус слышал каждое слово, сказанное рядом с ним, но говорить не мог, язык повиноваться отказывался. Глаза он разлепил, но видел ещё плохо, всё вокруг, то покрывалось прозрачной кисеёй, то начинало двоиться.
– Да ты ж пойми! – оправдывался лавочник перед невысоким, щуплым стариком с совершенно седыми волосами. – Он ведь кем представился? Сыном Маранты! Кого хотел обмануть-то? Если бы я хоть Маранту не знал или был бы не в курсе, что она умерла бездетной, тогда другое дело. Мало нам того, что каждый второй нищий здесь представляется сыном короля Лоргина?
– Но бить-то его, зачем было? Ты ж его чуть было, насмерть не угрохал!
– Не рассчитал малость. А и то – одним шпиёном Торгового города было бы меньше!
Руфус дёрнулся. Уже второй раз его называли, таким образом, но сейчас обошлись ещё хуже, чем тогда.
– Кажись, очухивается, – сказал лавочник, а стоявший рядом старик наклонился и стал вглядываться в глаза Руфуса, один из которых вдруг предательски задёргался.
– Где он?! Что с ним?! – раздался знакомый девичий голос и в комнату, словно вихрь, ворвалась Мара.
– Дядя Теренций, что с ним? Руф? Что они с тобой сделали?!
Старичок, которого назвали "дядей Теренцием", раскрыл от удивления рот, а девушка бросилась к Руфусу и обхватила руками его перевязанную голову, будто желая загородить от следующих ударов.
– Мара, это ты что ли? – спросил старик Теренций, всё ещё не веря своим глазам.
– Я это, я! – огрызнулась Мара. – Четвёртый год к нам носа не кажете, вот и не узнаёте! Ой, Руфчик, миленький, кто же тебя так?
– Да вот этот вот старый Сыч, – буркнул Теренций. – Сыч он и есть, только подурневший!
Мара наградила "Сыча" крайне недобрым взглядом и зашипела. Руфусу вдруг стало страшно за этого мужика, который глядел теперь на всех как-то затравленно. Мальчик невольно взглянул на руки девушки, которые она сейчас поджала по кошачьи, словно готовясь к нападению, и немного удивился, увидев вместо втяжных когтей обычные розовые ногти.
– Стоп, стоп, без драк! – сказал Теренций, становясь между ними и разведя руки с выставленными ладонями в стороны.
– Шш-то те-бе он сс-делал? – прошипела девица, обращаясь к матёрому бандиту, который был втрое старше и вдвое тяжелее её.
– Дык он представился сыном Маранты-воительницы! – стал оправдываться этот лавочник-разбойник, невольно отступая от разъярённой девахи. – А потом он слишком много знал и всё вынюхивал что-то… Ну, шпиён, ни дать, ни взять!
– Ничего он не вынюхивал! Слышите вы оба, старые да мудрые?! Он ничего не вынюхивал и он действительно сын Маранты-воительницы! А пришли мы сюда, чтобы найти мою мать!..
Старики переглянулись. Тот, который назывался Сычом, стал, будто бы пониже ростом и диковатыми глазами поглядывал то на Мару, то на Руфуса.
– Но ведь Маранта погибла?.. – полувопросительно промолвил Теренций.
– Маранта жива! – выкрикнула девушка. – Мы сами об этом узнали недавно, но она жива и счастлива с новой семьёй, а это её младший сын, который согласился сопроводить меня сюда и мы ничего не вынюхивали, мы просто маму мою искали!..
– А чего её искать-то? – удивился Теренций. – Здесь она работает, в больнице, санитаркой.
Руфус вдруг понял, что больше не видит окружающих. Его глаза были открыты, но их словно завесили тёмным покрывалом. Голоса тоже стали отдаляться, зазвучали приглушённо, как будто он слышал говорящих сквозь дверь или стену. Руфус подумал, что он засыпает, но это не было похоже на сон.
Он полностью осознавал себя, понимал, что лежит в постели раненый, а вокруг стоят люди, но в то же время он
