Герои без вести не пропадают - Митри Кибек

— Ничего не понял. При чем же тут Бохеньские?

— Ах да, я забыл сказать. Сестра графини Желевской вышла замуж за польского шляхтича Бохеньского. Так что генерал-полковник полиции Эрих фон дем Бах и графиня Марианна Бохеньская являются родственниками. Теперь понял?

— Вон оно что! — воскликнул унтерштурмфюрер. — За спасение родственницы он, конечно, обязательно тебя наградит.

— Надеюсь на рыцарский крест.

— Вот счастье! Боже мой, чего бы я не дал ради простого железного креста! — тяжело вздохнул эсэсовец.

— Крест ты получишь. Когда буду докладывать обергруппенфюреру о спасении Марианны, не забуду упомянуть и тебя.

И Конрад про себя подумал, что рано или поздно Он получит крест, но только не железный, о котором мечтает, а березовый.

Унтерштурмфюрер повел Кальтенберга в зал, где собрались работники больницы. При появлении эсэсовцев врачи и сестры поспешно поднялись на ноги. Худой и высокий старик в золотом пенсне, очевидно главный врач больницы, доложил по-немецки, что медперсонал в полном составе находится здесь, а все больные — в бомбоубежище.

— Из-за отсутствия тока вентиляция не работает, поэтому прошу больных долго не держать в душном бомбоубежище, — попросил он.

— С удовольствием исполняю вашу просьбу, — осклабился унтерштурмфюрер. — Генрих, возьми с собой трех эсэсманов, идите в бомбоубежище и швырните туда десяток гранат! — добавил он, обращаясь к молодому шарфюреру.

Тот поманил трех товарищей и хотел выйти, но старик в пенсне загородил им дорогу.

— Что вы делаете! — в ужасе закричал он. — Разве можно швырять гранаты в помещение, где находятся люди?

— Не только можно, но и нужно, — ответил ему шарфюрер. — Возиться с каждым по отдельности у нас нет времени, а гранаты сделают это быстро. Посторонись!

— Вы с ума сошли! — опешил старик. — Там есть люди, которых мы спасли от верной смерти, применив новейшие методы лечения, представляющие большой интерес для науки. Неужели наши труды пропадут даром?

— Убирайся с дороги! — толкнул старика эсэсовец.

— Нет, не пущу я вас к ним! — заслоняя дверь своим телом, закричал врач.

Шарфюрер вопросительно посмотрел на своего начальника. В ответ тот мигнул, и тут же прогремел выстрел. В следующую минуту четверо эсэсовцев, перешагнув через мертвое тело, вышли в соседнюю комнату. Скоро совсем близко начали рваться гранаты, а в промежутках между взрывами послышались крики людей, стон и плач, но человеческие голоса быстро умолкли, и наступила мертвая тишина. Кальтенберг посмотрел на людей в белых халатах. Все стояли, опустив головы. В их позах были отчаяние и обреченность. Многих трясло как в лихорадке. По щекам женщин катились слезы, а у пожилых мужчин беззвучно шевелились губы: то ли они проклинали, то ли шептали молитвы. Стоять перед этой толпой обреченных было невыносимо, и Конрад напомнил земляку о своей просьбе.

— Медсестра Марианна Бохеньская, подойдите ко мне! — крикнул тот.

Никто не вышел, и никто не откликнулся. Правда, Конрад заметил, как одна молодая женщина быстро спряталась за спины подружек. Унтерштурмфюрер повторил приказание.

— Марианны Бохеньской нет здесь! В нашей больнице такая не работает! отозвалась пожилая женщина.

Унтерштурмфюрер обернулся к Конраду:

— Может, ты попал не по адресу? А жаль, черт возьми, так хотелось помочь тебе! Ты ее в лицо не знаешь?

— Никогда не видел. Но мой приятель знает.

С этими словами Конрад вышел в коридор и скоро вернулся оттуда с Соколовым.

Марианна была здесь, но она боялась, что немцы будут издеваться над ней, поэтому и поспешила спрятаться. Теперь, увидев Соколова, она поняла, что здесь происходит. Глаза их встретились, и всякое сомнение исчезло…

— Марианна Бохеньская — это я! — смело подошла она к немцам.

— Вот и прекрасно! Чего же вы боялись, не откликнулись сразу? Если бы я знал, что вы родственница фон дем Баха, сам бы отвез вас к нему в Ожарув. Теперь это сделает мой друг Конрад. Но когда будете рассказывать ему, не забудьте упомянуть и мое имя.

Марианна хотя и не понимала, о чем идет речь, но, подбадриваемая взглядом Соколова, в знак согласия кивнула головой. Партизаны поспешили увести ее. Когда они проходили по пустынному переулку, Соколов посвятил девушку в свои планы. Узнав, что ее уведут в ту часть Варшавы, где нет немцев, Марианна попросила захватить и свою мать, которая осталась на улице Плоцкой, 29, в доме графа Бернацкого. Партизаны согласились, но пройти туда оказалось делом нелегким. Фашисты повсюду проводили массовые расстрелы, подрывали дома, поэтому приходилось то сворачивать на соседние улицы, то возвращаться назад. К намеченной цели они добрались только во второй половине дня. К этому времени дом Бернацких уже догорал, поблизости никого не было видно. Соколов хотел уже увести своих друзей, как вдруг из соседнего двора показались два власовца — старший лейтенант и рядовой. Они несли вдвоем свернутый в трубку огромный ковер. Партизаны старались пройти мимо, но старший лейтенант остановился и внимательно посмотрел на Соколова.

— Никак, капитан Астахов! — удивленно воскликнул, он. — Какой черт занес тебя в этот ад?

— Тот самый, который занес и тебя, — не вынимая руку из кармана, где у него лежал пистолет, ответил Соколов.

— Но ты же был в штабе армии, а не в бригаде Каминского?

— Мало ли где я был… Начальство послало меня сюда, посмотреть, чем вы занимаетесь. Вот и хожу с этим гаупштурмфюрером и любуюсь вашей работой, сказал Соколов, взглянув на дымящиеся развалины дворца Бернацкого.

— Дело рук моих ребят, — показал власовец на развалины. — Правда, ведь неплохо потрудились, канальи?

— А не знаешь, куда делись жильцы этого дома? — поинтересовался Соколов.

— Мы их расстреляли в саду. Вон лежат! — махнул тот в сторону чугунной ограды.

— Вот оно что! А мы ищем одну графиню. Пойдем посмотрим!

— Зачем?

— Говорят, при ней были драгоценности.

— Были, да сплыли. Мои ребята обшарили все карманы, поснимали кольца и сережки, выдернули золотые зубы. Так что ничего не найдете.

— Найдем. Графиня свои бриллианты носила не в карманах и не на шее. Она прятала их в более надежное место. Бросай этот ковер и пойдем искать!

— Но ковер-то не простой, а настоящий, персидский. Любой торгаш заплатит за него тысячу марок, — возразил власовец.

— Плюнь ты на него! За бриллианты графини мы выручим больше ста тысяч. Получишь свою долю, если покажешь, где лежит эта женщина, — предложил Соколов.

У власовца загорелись глаза. Он бросил ковер и повел партизан в сад. В центре сада была огромная клумба. Когда-то здесь росли цветы, а сейчас она была завалена трупами. Тела лежали и на газонах, и за зеленой оградой из аккуратно подстриженных кустов боярышника, посаженных вдоль аллеи. На полу беседки, густо обвитой плющом, лежал труп девочки лет шестнадцати, видимо, изнасилованной перед смертью. В груди ее торчал нож с красивой наборной ручкой. Соколов подозвал власовца.

— Ах, вот, оказывается, где я забыл его! — воскликнул тот, увидев нож. — Думал, потерял. Весь день ищу. Жалко ведь: в Минске по заказу сделал один знакомый слесарь за пятьдесят рублей. Слава богу, нашелся! Очень хороший нож!

— А девочку не жалко? — еле сдерживая себя, спросил Соколов.

— Признаться, и ее жаль. Совсем маленькая, а какая прелесть! Годика через два-три могла бы обслужить целый взвод солдат, а тут одного не выдержала: вскрикнула и лишилась чувств. Пришлось прикончить.

С этими словами садист нагнулся, чтобы извлечь из груди мертвой девочки нож. Соколов ударил его по затылку прикладом автомата. Тот даже не пикнул, сразу упал и застыл.

— Подыхай, мерзавец! — процедил сквозь зубы Соколов и на всякий случай всадил ему в горло его же нож, а затем вынес девочку из беседки и осторожно уложил на зеленую траву.

Пока Соколов расправлялся с власовцем, Марианна нашла свою мать. Пани Матильда была убита выстрелом в затылок. Марианна обнимала мать и плакала навзрыд. Партизаны где-то раздобыли лопату, вырыли могилу, положили туда графиню и засыпали землей.

Уже вечерело, когда разведчики дворами выбрались на соседнюю улицу. Повсюду полыхали пожары. Взрывы сотрясали воздух, дома раскалывались пополам. Подобно раскаленной лаве, вырывающейся из кратера вулкана, в небо взлетали брызги пламени, клубы дыма и пыли, а на том месте, где стояли здания, оставались кучи щебня, искореженного железа и битого стекла. В нос бил отвратительный, едкий запах. Оказалось, это рабочие команды возле костела святого Войцека, под бдительным надзором эсэсовцев, складывали трупы расстрелянных в огромные штабеля, обливали керосином и поджигали. На площади перед костелом уже горели шесть таких штабелей, распространяя тяжелый смрад, а люди с белыми повязками на рукавах со всех сторон подносили все новые и новые трупы.