Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 4. Жена господина Мильтона. - Роберт Грейвз

Вчера муж приказал принести ему мальчика, которому уже почти два года. Он начал с ним разговаривать и весело произнес:

— Как же тебя зовут, малыш? Послушай меня. Тебя зовут ни Джееремия, Джеробом или Джамбониус Юстиниан. Нет, ты мой сын Джон!

Малышу очень трудно произносить сочетание «Дж», и когда муж сказал:

— Джон! Повтори мои слова. Эй, пышечка, скажи: «Мой сын Джон!»

Малыш взглянул ему в лицо и повторил.

— Сын Мун!

— Нет, малыш, не «Мун!» — воскликнул Мильтон. — Не Мун! Скажи: «Мой сын Джон!»

Малыш внимательно посмотрел на него, напряг плечики, расставил ножки и рассердившись выкрикнул:

— Сын Мун!

Муж начал злиться и воскликнул:

— Нет, нет, дитя, ты должен повиноваться отцу. Тебе придется повторить за мной. Тебя назвали Джон в честь твоего отца, а меня назвали в честь моего отца Джона. Как зовут твоего деда? А твоего отца? Как тебя зовут? Всех нас зовут Джон! Повтори: «Джон!»

Малыш увидел, что отец расставил руки, чтобы его поймать, увернулся и побежал прочь, крича:

— Сын Мун! Сын Мун!

Он протянул ко мне ручонки, чтобы я его поцеловала.

ЭПИЛОГ

Мильтон написал в семейной Библии (сейчас она находится в Британском музее) на чистой странице, против первой части Книги Бытия, где он обычно записывал рождение его трех первых детей: «Моя дочь Дебора».

Потом другая рука дописала под его диктовку:

«…родилась 2 мая в воскресенье около трех часов утра в 1652 году. Моя жена, ее мать, умерла спустя три дня. Мой сын последовал за матерью спустя шесть недель».

Эдуард Филлипс, который в 1694 году опубликовал книгу о жизни дяди, писал, что смерть маленького Джона последовала «из-за плохого ухода и заботы со стороны дурной няньки». Но Дебора выжила.

Спустя четыре года Мильтон женился во второй раз на Кэтрин Вудкок из Хекни. О ней нам мало что известно. Об этой жене он написал сонет, где называл ее «поздно посланная мне святая». Она умерла в феврале 1657 года, а ее пятимесячная дочка Кэтрин последовала за матерью спустя шесть недель.

Мильтон несмотря на слепоту продолжал работать в Государственном Совете, хотя ему платили гораздо меньше. Он намеревался отправиться в Швецию английским послом и там заменить Сальмазия при дворе королевы Кристины. Он восторженно восхвалял ее в книге «Вторая защита английского народа». Мильтон настолько высоко ее ценил, что иначе его обожание рассматривать невозможно. Но если даже у него были честолюбивые планы, он был вынужден разочароваться, потому что 16 июня 1654 года, за три недели до выхода книги, королева покинула трон. Сальмазий умер, как намекали, «от разбитого сердца».

Мильтон принял от Государственного Совета тысячу фунтов в качестве награды за книгу «Вторая защита». Она была написана и направлена против шотландца по имени Мур, который восхвалял Сальмазия. В книге имеется следующий автобиографический пассаж:

«Давайте перейдем к обвинениям, направленным против меня. Разве имеется что-либо неприятное и вызывающее в моих манерах или в поведении? Ничего. Он обвиняет меня в том, что я некрасив и к тому же ослеп. Так не стал бы делать никто, в ком не отсутствует напрочь чувство сострадания.

„Огромный и ужасный монстр, к тому же еще и слепой…“

Я никогда не думал, что мне придется соревноваться в красоте с циклопами, но он сразу пытается поправиться и говорит: „Конечно, он не настолько огромен, потому что он сморщился и кажется, что в нем абсолютно не осталось крови“. Не стоило бы говорить о моей внешности, хотя это и делает мой враг, чтобы другие люди могли подумать, что у меня собачья голова или рог, как у носорога. Мне следует кое-что сказать по этому поводу, чтобы опровергнуть самую бесстыдную ложь. Мне кажется, что никто из тех, кто меня видел, никогда не обвинял в уродстве, и меня не очень волнует то, что кто-то мог бы похвалить за красоту. Я не очень высок — обо мне можно сказать, что я среднего роста. Но если даже я был бы маленького роста, то такими были многие мужчины, отмеченные славой на поле боя и прославившиеся в мирные времена. Как можно оскорблять человека за то, что он небольшого роста, если он может достигнуть успехов во многих делах? Я весьма строен. Мне хватает смелости, и я весьма храбр. Я постоянно упражнялся в искусстве сражения на шпагах, до тех пор пока мне позволяли силы и возраст. Если у меня была под руками шпага, то мне ничего не грозило, и я мог постоять за себя. У меня остался тот же кураж, сила, хотя мои глаза подводят меня. Но если вы на меня посмотрите, то никогда не догадаетесь, что я ничего не вижу, потому что глаза мои остались ясными и блестящими, как у человека, который хорошо видит. Могу сказать, что мне не повезло. Пишут, что в моем лице нет ни кровинки, но на самом деле, нельзя сказать, что я чересчур бледен и плохо выгляжу. Хотя мне давно уже исполнилось сорок лет, но все говорят, что я выгляжу лет на десять моложе. Кожа у меня гладкая и на ней нет и следа морщин.

Если в моем объяснении содержится хотя бы частичка лжи, меня за это станут презирать многие тысячи моих соотечественников и даже многие иностранцы, с которыми я лично знаком. Но если меня пытаются оболгать в одном, то стоит усомниться в правильности утверждения автора и по другим проблемам. Поэтому я так подробно остановился на собственной внешности. Что касается внешности моего оппонента, то, как мне стало известно, она является отражением неприятных черт его характера и его отвратительного сердца. Я не стану больше говорить об этом. Мне очень хотелось бы возразить против высказывания моего варвара-оппонента о моей слепоте, но, увы, я не смогу этого сделать и вынужден и далее влачить жизнь в слепоте. Не так страшно быть слепым, как не быть в состоянии выдерживать слепоту. Но мне придется это выдержать, как если бы это случилось с любым из вас. А от слепоты никто из нас не застрахован. Всем известно, что такое случалось с самыми известными и почитаемыми людьми в истории нашего мира. Надо ли мне напоминать, что мудрые древние барды, чьи несчастья боги компенсировали славными достижениями, и кого так почитали люди, считали, что потеряли зрение из-за несправедливости Небес и пытались достойно жить и творить. Всем известно, что говорится о Тиресии, именно о нем Апполон пел в своих „Аргонавтах“.

Дерзнул он промысел священный доступным объявить для всех,Не убоясь, забыв смиренность и гнев Юпитера презрев.Бессмертьем одарили боги, его не старили лета,Но тщетно он искал дороги — надежды нет, слепы глаза.

Бог сам является правдой, и люди должны демонстрировать желание пропагандировать эту правду, и тогда они становятся ближе к Богу, и он станет их сильнее любить. Мы не можем думать, что божество не любит правду или не желает, чтобы правда доходила до людей. Потеря зрения, в особенности у того, кто изо всех сил пытался распространять знание среди людей, не может считаться наказанием. Мне не нужно перечислять тех, кто проявлял мудрость в кабинете и храбрость — на поле боя. Первый из них — это Тимолеон Коринфский, освободивший город и всю Сицилию от ярма рабства. Это был очень храбрый человек и неподкупный государственный деятель. Следующий — Аппий Клавдий. Его советы в Сенате, конечно, не вернули ему зрение, но спасли Италию от зловещих посягательств Пирра. В то время, когда Сесилий Маталлус был великим жрецом, и он потерял зрение, но спас не только город, но и Палладиум, защитника города, и самые священные реликвии от пожара. И во многих других случаях судьба представляла достаточные доказательства удивительного патриотизма и иных благородных качеств. Я могу привести примеры, более близкие нам по времени: Дандоло из Венеции, удивительный дож, или Боемар Зиска, самый храбрый из генералов, или Жером Занчиус и другие богословы самой высокой репутации. Всем известно, что патриарх Исаак прожил слепым много лет, так же как и его сын Яков, которого коснулась та же самая Божья благодать. Разве Спаситель, который возвращал зрение слепым, не говорил, что они не были слепыми от рождения и эта болезнь поразила их не за их собственные грехи или за грехи их предков. Что касается меня, я внимательно продумал свое поведение и рассматривал и анализировал собственную душу, и я призываю тебя, Бог, Кто читает в наших сердцах, и я могу сказать: не виновен, в жизни не совершил ничего ужасного, за что меня Бог мог так сильно наказать».

Работая латинским секретарем, Мильтон поддерживал лорда-протектора Кромвеля, которого называл «наш самый главный человек», во всех его дерзких предприятиях, начиная с резкого разгона «Охвостья» парламента до абсолютно неанглийской попытки править Англией с помощью региональных генералов. Теперь у Мильтона не было чересчур много работы в офисе и он мог заниматься собственной писательской работой.