Прелюдия к убийству. Смерть в баре (сборник) - Найо Марш

– Вечерами я обычно торчу в баре, – сообщил Уилл.

– В таком случае увидимся. Спасибо, что помогли устроиться.

Уилл не сдвинулся с места. Бросив взгляд в окно, он сказал:

– Это дело чрезвычайно обеспокоило моего отца. Он принял его слишком близко к сердцу. А также возникшие в связи с ним разговоры.

– Я знаю.

– Полагаю, он прав относительно того, что это был не несчастный случай.

– Вы действительно так думаете?

– Да. Уверен, что по ошибке или случайно никто к флакону с ядом не прикасался. Такими вещами не шутят.

– Послушайте, – Аллейн положил чемодан на кровать и повернулся к парню лицом, – вы не могли бы показать мне крысиную нору в гараже?

Рыжие ресницы Уилла едва заметно затрепетали.

– Почему бы и нет, – ответил он. – Покажу, если вам это необходимо. – Потом перенес тяжесть тела с одной ноги на другую и добавил с неожиданно проступившей в голосе жесткостью: – Похоже, отказы не принимаются, ведь вы как-никак из полиции. Хотя и с полицией можно договориться, если сунуть кому надо.

– Бросьте, – мягко возразил Аллейн. – Мы не настолько коррумпированы, как вы думаете.

Уилл покраснел как рак, но все-таки решил довести свою мысль до логического конца:

– Дело не в людях, а в системе. А система во всей стране одинаковая.

– Ну, ясное дело, – с улыбкой кивнул Аллейн, – для богатых – один закон, для простых смертных – другой, и так далее…

– Совершенно верно.

– Возможно, кое в чем вы и правы. Но лично я взяток не беру. По крайней мере первые несколько дней, пока не узнаю хорошо человека. Ведь в таких вещах требуется конфиденциальность, не так ли? Так что давайте оставим подобные разговоры на потом, а сейчас спустимся в гараж. Вы не против?

– Высмеять правдолюбца легко, – недовольно произнес Уилл. – Человек всегда выглядит глуповато, когда говорит от сердца, рассказывая о наболевшем. Уж это я понял.

– Что ж, в ваших словах есть рациональное зерно, – согласился Аллейн. – Наверняка в свое время над апостолами насмехались точно так же, как смеются нынче над уличными ораторами, не сумевшими собрать вокруг себя публику.

– Ничего об этом не знаю и знать не желаю. Это все суеверия. Я же предпочитаю объективную истину.

– Знаете что? Я тоже. По крайней мере, в данном случае, – заявил Аллейн. – Поэтому предлагаю побыстрее присоединиться к крысам.

Уилл и Аллейн спустились во двор и направились к старому стойлу, где сейчас располагался гараж. С моря дул легкий бриз, шевеливший волосы на голове Аллейна и забиравшийся под его твидовый пиджак. Над головой кружили чайки. Со стороны пристани доносились приглушенные расстоянием и шумом прибоя голоса рыбаков.

– Предупреждаю, что в гараже сейчас чертовски темно, – сказал Уилл.

– Ничего. У меня есть фонарик.

– Вообще-то интересующая вас крысиная нора не в главном гараже, а в одном из боксов, но они заперты, а ключа у нас нет. Это люди Харпера замки понавешали.

– Не беспокойтесь, мистер Харпер дал мне ключ, – сообщил Аллейн.

Нужный бокс был не только заперт на ключ, но и заклеен бумажной лентой с полицейскими печатями. Аллейн разорвал ленту и отпер замок.

– Надеюсь, вы не сочтете за труд пригласить сюда мистера Фокса? – спросил Аллейн. – У него есть второй фонарь. И еще не забудьте сказать ему, чтобы прихватил мой футляр с инструментами.

– Сделаем, – ответил Уилл и немного погодя с иронией в голосе добавил: – Сэр.

Открыв дверь, Аллейн вошел в отсек старого стойла, который использовался как бокс для хранения и ремонта автомобилей, но сейчас зиял пустотой. В этом боксе, помимо острого запаха бензина, ощущался и иной запах – отвратительно-тошнотворно-сладковатый, если можно так выразиться. Аллейн сразу понял, что цианид как минимум одну крысу все-таки убил. Бокс отделялся от главного помещения гаража деревянной стенкой-времянкой, но между стенкой и крышей имелась внушительных размеров щель, и при желании сквозь нее можно было пролезть, если бы ее не заколотили досками. Аллейн мысленно похвалил Харпера за внимание к деталям и проделанную большую работу, поскольку тот помимо всего прочего сделал несколько хороших фотографий крысиной норы, а также проверил все стены и пол на отпечатки. Последних обнаружилось около дюжины, и все они, оттиснутые черной краской на специальной бумаге, хранились теперь у суперинтенданта в лаборатории.

Аллейн провел лучом фонаря вдоль плинтусов, довольно скоро нашел нору и присел рядом с ней на корточки. Харпер убрал затычку из тряпок, а фарфоровую баночку с ядом отвез в лабораторию, где с нее сняли отпечатки, а содержимое перелили в другую емкость, после чего баночка была возвращена на место. Приглядевшись, Аллейн понял, что затычку из рогожи и тряпок также вернули на прежнее место. Детектив протянул руку и вытащил затычку, после чего запах дохлой крысы стократно усилился. В следующий момент узкий луч света электрического фонаря выхватил из темноты блестящий бочок фарфоровой баночки, которая оказалась меньше дюйма в диаметре и примерно с полдюйма в высоту.

В дверном проеме показался силуэт Фокса.

– Благодарю вас, мистер Помрой, – сказал он. – Дальше я пойду сам.

Под сапогами Помроя заскрипела галька, и послышались его удаляющиеся шаги.

– Ну-с, взгляните-ка на это, братец Фокс. – Аллейн ткнул пальцем в баночку.

В маленький сосуд уперся луч света второго электрического фонарика.

– По словам суперинтенданта, она была налита до краев, – напомнил Фокс.

– Именно, – подтвердил Аллейн. – И это, как мне кажется, решает все.

– Что вы имеете в виду, сэр?

– То, что в «Плюмаже» произошло предумышленное убийство.

Общая гостиная в «Плюмаже» почти всегда пустовала, поскольку жильцы обычно использовали для принятия пищи и посиделок с выпивкой помещение частного бара. Гостиная располагалась по диагонали от бара и представляла собой своего рода заповедник Викторианской и Эдвардианской эпох, и была соответствующим образом декорирована и меблирована. Над камином помещалась картина с изображением двух котят, походивших на ушастых и усатых креветок, на стенах висели массивные полки, мебель укрывали от пыли плюшевые чехлы, а на полу перед камином лежал красно-белый клетчатый коврик. Последний мог навести стороннего наблюдателя на мысль, что оказавшийся здесь каким-то образом Арлекин из далекой романтической эпохи расцвета итальянской комедии скинул с себя свой яркий костюм, прежде чем броситься в пылающий зев камина.

Как бы то ни было, с приездом Аллейна и Фокса забытая гостиная постепенно начала возвращаться к жизни. Кто-то открыл здесь окно и водрузил большую вазу с цветами на застеленный алой плюшевой скатертью стол. Разумеется, к реанимации помещения приложил руку и сам Абель, поместивший с краю стола чистый блокнот, несколько карандашей и старую заржавленную перьевую ручку с не менее допотопной чернильницей. Он сновал по комнате с гостеприимной улыбкой, часто выходил, чтобы принести необходимую для создания уюта и рабочей обстановки вещь, а возвращаясь, всякий раз осведомлялся, не нужно ли детективам что-нибудь еще.

– Честно говоря, мистер Помрой, – признался Аллейн, – я бы с удовольствием выпил сейчас кружку пива.

Вместо того чтобы отправиться за пивом, Абель напустил на лицо загадочное выражение, совершил правой рукой некие магические пассы, а левой извлек из-под фартука покрытую патиной пузатую бутылку.

– Мне представляется, сэр, – сказал он, – что вам больше придется по вкусу старое шерри. Эту бутылочку поставил в погреб еще мой отец, а с тех пор прошло не менее полувека. Сорт называется амонтильядо, хотя я долгое время ошибочно считал, что это амадилло.

– Какой приятный сюрприз, дорогой мистер Помрой, – улыбнулся Аллейн. – Ведь это истинный напиток богов.

– Те же самые слова, сэр, – заметил Абель, – произнес один старый полковник после дегустации. Вы окажете честь «Плюмажу», если отведаете его.

– Очень любезно с вашей стороны, дорогой друг.

– Вы тоже вели себя очень любезно, когда я приехал к вам в Лондон. С вашего разрешения, сэр, пойду возьму стаканчики.

– Полагаю, мистер Помрой, что эту амброзию необходимо перелить из бутылки в хрустальный графин.

– Завтра же достану графин и перелью, сэр, а пока открою бутылку, чтобы мы могли выпить по маленькой.

Абель откупорил бутылку и разлил шерри по стаканчикам.

– За призрак Эдгара Алана По, – произнес Аллейн и поднял стаканчик.

– Остальное – ваше, джентльмены, – сказал Абель, пригубив напиток. – Как и обещал, перелью бутылку в графин и оставлю в баре специально для вас. Надеюсь, вы, в отличие от старого болвана Джорджа Нарка, отравы не опасаетесь? Ведь это он распустил слух, что у меня чуть ли не в каждой бутылке яд.

Детективы пробормотали нечто вежливо-невразумительное в том духе, что отравы в «Плюмаже» не опасаются.