Дни Крови и Звездного Света - Лэйни Тейлор

И она думала, разве груда кадил в ее комнате была бременем? Ах, как же узко она мыслила. Но смысл, который наполнил ее, когда Исса рассказала о соборе, выпустил из ловушки на волю чувство, которое она выстрадала, исполняя прихоти Тьяго. Теперь все. Словно она стояла на коленях, а Бримстоун взял ее за руку и поставил на ноги. Это было искуплением.

Она посмотрела на Иссу, которая слегка кивнула, и глубоко вздохнула. Она обратилась к мятежникам:

— Большинство из вас, может быть, даже были рады моей казни. Может быть, винили во всем этом меня. Я не жду, что вы послушаете меня, но я надеюсь, что вы захотите выслушать Бримстоуна.

Это вызвало переполох.

— Бримстоуна? — сказал кто-то скептически. Они смотрели на Иссу, и ждали, что она скажет.

И волк взглянул на нее.

— Что это? — спросил он. — Разве призрак Бримстоуна вещает через тебя, Найя?

— Если пожелаешь, Волк, — парировала Исса. И обратилась к солдатам:

— Вы все меня знаете. Многие годы я была Бримстоуну спутницей, а теперь я его посланница. Он отослал меня прочь из Лораменди, чтобы я исполнила его просьбу, а это означало, что я не могла умереть рядом с ним, как мне того хотелось. Так слушайте же, ради жертвы, принесенной им и мной. Это абсурд, считать, что убийства, увечья и террор могут позволить нам просто жить. Они несут за собой только то, чем являются: еще больше убийств, увечий и еще больше ужаса. Если вы полагаете, что месть — это все, что вам осталось, выслушайте меня.

Какой же восхитительной она была, поднявшаяся высоко на своем хвосте, какую же она испускала мощь вместе со своим широко раскрытым капюшоном кобры, ее чешуйки блестели, словно отполированная эмаль в предрассветных лучах. Она сияла, она казалась божественным существом, и она лучилась душевным волнением.

Она сказала:

— У вас больше причин, чтобы жить, чем вам кажется.

66

УБЕЙ ЧУДОВИЩЕ. ИЗМЕНИ МИР.

— Император примет вас прямо сейчас.

Акива смотрел поверх небесного моста, на серые стеклянные купола гарема, где он родился. Они были такие близкие и молчаливые, незнающие, что творится снаружи. Но у него остались детские воспоминания о шуме и орнаментных колоннах, детях и младенцах, играющих и поющих — и он оглянулся на голос. Это был главный управляющий, Бийон, опирающийся на трость и сгорбившийся под высоким тяжелым сводом Врат Алеф, а с ним пара Серебряных мечей, которые стояли у ворот. Он был седовласым и казался пожилым, но это было только на первый взгляд. Это Бийон вел учет императоровых ублюдков, вычеркивал мертвых, чтобы их имена можно было дать Новорожденным. Увидев его, Акива не мог не задаться вопросом, переживет ли он старого серафима, или его дряхлая, трясущаяся рука вычеркнет из списка и его имя. Он уже вычеркнул шесть Акив, что ему еще один?

На мгновение он почувствовал себя не более, чем заготовкой для имени — следующей заготовкой из плоти и крови, чье имя, как и все остальное, принадлежит Императору. Расходным материалом. Бесконечно возобновляемым. Но затем он сосредоточился на том, зачем пришел сюда, и он встретился с черными крысиными глазками Бийона, в которых не было ничего, кроме безучастности, что являлось его выражением по умолчанию в течение многих лет.

Он не был заготовкой. Не будет восьмого Незаконнорожденного с именем Акива; стать отцом очередного ублюдка — это одна из множества вещей, чего Иорам не сможет сделать, после сегодняшнего вечера. Наряду с развязыванием войн. Наряду с дыханием.

— Уберите оружие, — приказал Бийон.

Этого следовало ожидать. Собственным охранникам Императора в его присутствии не разрешалось иметь оружие. Акива даже не надел свою привычную пару мечей, перекрещенных за спиной — накидка, которая была частью униформы, мешала им. Он пристегнул короткий меч себе на бедро, только для того, чтобы продемонстрировать, что он действует, согласно установленным правилам, которые соблюдал.

Азаил и Лираз также сложили свое оружие.

Во всяком случае, видимое.

Собственный клинок Акивы, скрытый гламуром, висел на другом бедре. Его не было заметно, но кто-нибудь, кто бы близко стоял рядом с ним и был бы довольно придирчив, рассматривая его, мог бы заметить причудливую игру теней, у левого бедра, где и висело невидимое оружие и, конечно же, мог бы ощутить холодное оружие — любой, кто находился бы слишком близко или бы попытался обыскать, или обнять его, хотя, Акива подумал, что касается объятий — здесь риск был минимальным. А что до обыска — то это было первым испытанием подозрительности Императора.

Призвал ли он сюда Князя Бастардов, чтобы использовать его или разоблачить? Акива переждал проверку управляющего. Обыскивать не стали. Бийон одарил его мимолетным кивком, и когда он развернулся и исчез в Башне Завоеваний, Акива двинулся за ним следом, а Азаил с Лираз, в свою очередь, двинулись вперед за Акивой.

В императорово внутреннее святилище. Азаил навел справки, и они примерно знали, чего ожидать — тупики и проходы из толстого медового стекла, врата после охраняемых врат. Акива запоминал, впечатывая в память каждый поворот; эта дорога, наверное, будет единственным путем наружу. Они накинут на себя гламур, таков был план. В результате переполоха, который последует за убийством, в суете и топоте, который поднимут охранники, они исчезнут и отступят. И сбегут.

Он надеялся.

Еще один коридор, еще один поворот, еще одни ворота, еще один коридор. Все дальше во внутреннее святилище Императора. Предвкушение Акивы становилось все напряженнее.

Как же он устал от этого опостылевшего ответа на все проблемы: «Убей своего врага. Убей, убей». Но прямо сейчас этот опостылевший ответ был единственно возможным. Ради блага Эретца, ради завершения войны.

Иорам должен умереть.

Акива попытался достичь сиритара — состояния спокойствия, через которое к мечнику приходили Светочи — но все равно не достиг желаемого. Он мог управлять своим сердцем и заставить его биться ровно, но его разум был, словно в лихорадке — метался от возможных сценариев развития событий к волшебным манипуляциям и даже словам. Что он скажет, когда окажется лицом к лицу со своим отцом и обнажит свой меч? Он не знал. Совсем ничего не приходило в голову. Да это и не было важно. Значение имел только поступок, а не слова.

Пора уже заняться делом. Убить чудовище. Изменить мир.

67

ЕДИНСТВЕННАЯ НАДЕЖДА И ЕСТЬ НАДЕЖДА

Амзаллаг кинулся вперед и пал на колени перед Иссой.

— Кто? — вымолвил он, почти шепотом. — Кто отправился в собор?