Соединенные Штаты в период Реконструкции и Позолоченного века, 1865-1896 гг - Unknown Author
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как американцы могли не принять Эдисона 1870-х годов, когда свободный труд оказался в осаде? Эдисон ценил ценности и практики культуры машинного производства, которая его взрастила, и они были просто вариантом старых ремесленных ценностей времен антибеллума, которые питали и помогали вдохновлять идеологию свободного труда республиканцев. Он культивировал образ обывателя, одеваясь в рабочую одежду, чтобы быть "таким же грязным, как все остальные рабочие, и одетым не лучше, чем бродяга". Фабрика в Менло-Парке была шумным, шумным и буйным местом, полным ночных песнопений вокруг большого органа, азартных игр, розыгрышей и полуночных пирушек. Его неформальная и демократичная атмосфера контрастировала с новыми фабриками и их жесткими правилами, которые рабочие презирали. Распространена история, возможно, апокрифическая, о новом сотруднике, который спросил Эдисона о правилах работы в лаборатории. Эдисон ответил: "Черт возьми, здесь нет никаких правил. Мы пытаемся чего-то добиться".51
Но дело было не только в атмосфере, благодаря которой лаборатория казалась уцелевшей крепостью свободного труда. Эдисон давал своим сотрудникам контроль над работой и ответственность за нее. Он придерживался старого ремесленного убеждения, что человек, овладевший определенным набором навыков, лучше всего подходит для того, чтобы решать, как их применять. На железных дорогах и на развивающихся фабриках требование рабочих, чтобы они, как квалифицированные специалисты и граждане, контролировали условия своего труда, было, пожалуй, самым плодотворным местом конфликта в американской промышленности конца девятнадцатого века. Эдисон не только потакал таким убеждениям, но и включил их в практику своей лаборатории. В Менло-Парке работа была сложной, и сотрудники отвечали за достижение результатов, но то, как и когда они выполняли задание и укладывались в сроки, было их обязанностью. Эдисон, как известно, презирал работу по часам. Ритмы работы лаборатории зависели от вдохновения и необходимости. Мужчины быстро поднимались по карьерной лестнице, если были компетентны, и даже если начальная зарплата была относительно скромной, они делились прибылью от успешных изобретений. Хотя Эдисон мог быть требовательным, язвительным и суровым, если результаты не приходили, большинству сотрудников нравилось работать в лаборатории.52
Лаборатория в Менло-Парк и ее преемники не были ни раем для рабочих, ни образцом перехода от свободного труда к промышленному производству. При всем товариществе и эгалитаризме, царивших в лаборатории, это была фабрика Эдисона. Он нанимал и увольнял. Эдисон мог позволить своим работникам автономию и творчество во многом потому, что они производили изобретения - единичные прототипы, более похожие на творения ремесленников, чем на тысячи и в конечном итоге миллионы одинаковых изделий с взаимозаменяемыми деталями, которые выходили с фабрик. Работники Эдисона были мастерами и изобретателями машин; рабочие фабрик становились просто принадлежностью машин.
Когда республиканцы опубликовали "Знамя рабочего" для продвижения своего президентского билета, они уделили внимание различиям между магазином и небольшой фабрикой, но при этом недооценили происходящие изменения. Фабрики действительно отличались от магазинов. Они были не только больше по размеру, но и отдаляли владельца, который больше не работал бок о бок со своими людьми и часто не знал их по имени. На фабриках чаще использовались паровые двигатели для приведения машин в движение.
Это происходило постепенно и неравномерно, но в начале 1870-х годов это было очевидно. За десять лет, прошедших с i860 года, количество фабрик в Соединенных Штатах, большинство из которых находились на северо-востоке, в Новой Англии и на Среднем Западе, почти удвоилось. Эти фабрики значительно увеличили число рабочих, занятых в производстве. В одном только Нью-Йорке к 1873 году насчитывалось 130 000 рабочих, но они не ликвидировали мелкие мастерские.53
Чикаго и Бостон продемонстрировали сложную природу экономики, в которой продолжали появляться мелкие производители, но при этом все большее значение приобретали крупные производители. Общее число производственных фирм в Чикаго выросло с 246 в 1850 году до 1 355 в 1870 году, но если в 1850 году на долю 5 процентов крупнейших фирм приходилось 6 процентов промышленного капитала, то в 1870 году - 39 процентов. За период с 1865 по 1873 год объем капитала в обрабатывающей промышленности увеличился в четыре раза и составил 400 миллионов долларов. Инвестированный капитал в пересчете на доллар в расчете на единицу продукции вырос на 18 процентов в 1860-х и на 30 процентов в 1870-х годах. Промышленность становилась все более капиталоемкой, и эта тенденция ускорилась в 1870-х годах, когда производители перешли на уголь и пар, добавили машины и построили более крупные фабрики. Фабрики с пятьюдесятью и более рабочими в наибольшей степени зависели от паровых машин, и к 1870 году на них было занято более половины чикагских рабочих. В Бостоне даже в конце 1870-х годов более половины производственных фирм города имели шесть рабочих или меньше, но примерно две трети рабочих трудились в магазинах и на фабриках, насчитывавших двадцать человек и более.54
В 1871 году, через три года после написания статьи о Питтсбурге, Партон написал рассказ об издателе филадельфийской газеты для тома под названием "Очерки о людях прогресса", в котором он отметил и преувеличил изменения в экономике. В Питтсбурге в 1868 году он успокаивал американцев тем, что новая индустриальная экономика ничего не меняет. В 1871 году он утверждал, что она изменила все. Партон объединил все отрасли промышленности под единым экономическим законом, который он назвал "законом современного бизнеса, против которого глупо жаловаться". Этот закон диктовал, что "деловое учреждение должно быть теперь либо огромным, либо никаким. Оно должно поглощать или быть поглощенным. Оно должно быть либо огромным, не поддающимся сопротивлению водоворотом бизнеса, втягивающим в себя бесчисленные обломки, либо само стать обломком и внести свою лепту во всепоглощающее процветание конкурента". Он считал, что видит в этом процессе "славные перспективы для будущего нашей расы в той непреодолимой тенденции, которую так многие осуждают, что повсеместно бизнес приобретает огромные масштабы".55
Партон, как это обычно делают либералы, превратил запутанное конкурентное настоящее в естественный закон с неизбежным результатом. Его закон современного бизнеса, в котором крупная рыба неумолимо поглощает мелкую, должен был привести к появлению крупных корпораций в каждой отрасли, но этого не произошло. Производство превратилось в экосистему с весьма специфическими нишами. Небольшие специализированные фирмы, которые были характерны для обрабатывающей
