Пуритане - Джек Кавано

Дженни его не послушалась. Она вцепилась в рукоятку. Энди оттолкнул ее руку. Пистолет упал на землю.

— Беги к дому! — закричал он. Дженни не двинулась с места. Он снова закричал.

Вжик! Энди, почувствовав острую боль в правой ноге, упал на одно колено. Из бедра торчала стрела. Жгучая боль распространилась по ноге, отдавая в бок. Юноша изо всех сил старался не упасть.

«Если я упаду, мне конец. Я должен спасти Дженни, спасти Нелл и остановить Элиота!»

Вжик! Издалека послышался крик. Это голос Нелл. Энди знал, что если он обернется, Элиот убьет его, но почему кричит Нелл? Что случилось? Энди бросил быстрый взгляд в сторону дома.

Нелл кричала что-то про Дженни. Дженни ничком лежала на земле. Из ее спины торчала стрела.

— Нет! — вырвалось у Энди.

Раздался грохот ружейных выстрелов. Над ним засвистели пули. От деревьев на опушке отлетели кора и щепки. Огонь, который открыли колонисты, заставил индейцев отступить в лес. Двое из них остались лежать на земле, остальные убежали.

Как только Энди обернулся, Элиот бросился на него, яростно размахивая ножом. Увертываясь от ударов, Энди отклонился назад. Раз. Два. Элиот налетел на него и сбил с ног, повалив на спину. Своей раскрашенной потной грудью он прижал Энди к земле, усеянной камнями и покрытой колючей травой. Энди попытался оттолкнуть Элиота, но руки лишь скользнули по его влажному телу. В таком положении Элиот не мог размахнуться и нанести удар, он должен был приподняться. Раненая нога причиняла Энди нестерпимую боль, да и Элиот оказался очень тяжелым и сильным. Энди подумал о Нелл и Дженни, потом о Кристофере Мэтьюзе. Он подвел их всех. Он причинил им страдание, а теперь уже ничего нельзя исправить, слишком мало осталось времени. Это конец.

Элиот привстал, собираясь пронзить свою жертву ножом. Энди схватил его за руку, но силы были на исходе. Он понимал, что надолго его не хватит. Энди вспомнил деда. Он всегда думал, что умрет в старости, как адмирал. Элиот уселся поудобнее, чтобы нанести решающий удар. Меняя позу, он случайно задел коленом стрелу в бедре Энди. Тот вскрикнул от боли. Это понравилось Элиоту, и он снова пнул стрелу ногой. Стрела, точно раскаленная кочерга, развернулась в теле Энди. Молодой человек закричал от невыносимой боли. От восторга Элиот завыл, как гиена. Энди почувствовал, что теряет сознание, перед его глазами сгустилась темная пелена. Руки юноши бессильно упали, и в этот момент лондонский дикарь еще раз ударил по стреле.

Бах!

Звук был достаточно громким, чтобы заставить Энди очнуться. Выстрел прозвучал прямо у него над ухом. Элиот вздрогнул и вытянулся, его руки обмякли. Нож упал на землю. Безумные глаза невидящим взглядом смотрели куда-то вдаль, правый висок почернел от пороха. Спустя секунду Элиот рухнул прямо на свою жертву.

Преодолевая боль, Энди с трудом выполз из-под обмякшего тела врага. Отпихнув его в сторону, он приподнялся, чтобы посмотреть, кто спас ему жизнь.

Из слабеющей руки Дженни выпал дымящийся пистолет. Их взгляды пересеклись всего на долю секунды. И в этот миг, встретившись глазами с умирающей Дженни Мэтьюз, Энди понял, что она любила его до последнего вздоха.

Эпилог

Нелл подошла к мужу сзади и ласково обняла его.

— Предаешься воспоминаниям? — спросила она.

Энди кивнул.

— Нас ждут.

— Еще минутку.

Энди Морган сидел за столом в гостиной построенного им дома, из окон которого открывался вид на бухту. Перед ним лежали две книги: привезенная из Англии Библия и его дневник. С тех пор как он сделал в нем первую запись, прошло двадцать два года.

«16 мая 1632 года. Сегодня похоронили Дженни. Теперь она вместе со своим отцом. Я молюсь, чтобы он простил меня, ведь я не сдержал слова — не сберег Дженни. Единственное утешение: там, где она теперь, ее больше никто не обидит».

Нелл села рядом с мужем и погладила его по руке.

— Хорошо, что мы не вернулись в Англию. Господь был милосерден к нам здесь.

Энди кивнул, листая дневник. Одна из страниц была заложена конвертом.

«26 февраля 1645 года. Сегодня пришло письмо из Англии. Епископ Вильям Лод, архиепископ Кентерберийский, казнен 10 января сего года. На время судебного разбирательства он был помещен в Тауэр и по приговору суда обезглавлен».

Запись о казни Лода содержала две цитаты.

Неемия Валлингтон радостно заметил: «Его ничтожная светлость, злейший враг Господа, лишился головы».

Джон Дод написал: «Тусклый светоч кентерберийский угас на Тауэр-Хилл».

«Я испытываю смешанные чувства. Епископ Лод был жестоким и злым человеком. Но он всегда был добр ко мне».

— Я говорил тебе, что твой отец оказался пророком? — спросил Энди.

Нелл улыбнулась:

— Ты о чем?

— Когда ему поручили наблюдать за мной в Эденфорде, мы вместе с ним и Дэвидом Купером играли в боулинг. Потом мы сидели у реки, и твой отец рассказал нам историю о бедняке, который пытался обобрать вора. Вор отругал его, сказав, что он ничего не смыслит в воровстве, а потом научил правильно грабить людей. После этого бедняк ограбил своего наставника по всем правилам.

Нелл засмеялась.

— Отец любил такие истории.

— Он сравнил вора с епископом Лодом и сказал, что епископ учит Англию ненавидеть и убивать и что рано или поздно это погубит его самого. Я читал отчеты о суде над Лодом. Его обвинителем стал тот, кто когда-то сидел на скамье подсудимых «Звездной палаты». У этого человека не было ушей, а на щеках были выжжены клейма.

Нелл указала на конверт.

— Почему ты его не выбросишь?

— Не знаю. Тебе это неприятно?

— Немного.

Это было письмо Лода, отправленное из Тауэра за день до казни. Энди получил его спустя несколько месяцев после смерти архиепископа. Лод написал, что никто на свете не причинил ему такой боли, как Энди, и что тому, что он сделал, нет ни прощения, ни оправдания. Об Элиоте не было сказано ни слова. В конце письма епископ приписал: (6/1/17/11–17) (40/13/30/10–11) (23/57/10/3–4), (22/5/4/1–2). «Господь, Бог твой, да будет с тобою во время пути твоего, возлюбленный мой». Эти же слова Лод написал ему, когда обучал шифру.

Нелл протянула руку и закрыла дневник.

— Не стоит сегодня вспоминать о епископе Лоде. Это особый день, и я не хочу, чтобы он испортил его.

— Нравится тебе или нет, но, если бы не он, мы никогда бы не встретились.

— И все же сегодня мне не хочется о нем думать, — Нелл кивнула в сторону Библии, которая лежала рядом с дневником. — И это издание Библии я все равно не люблю. — Она сжала руку мужа и, наклонившись, нежно поцеловала его в щеку. — Нам пора.

Энди и Нелл Морган спустились с холма к старому дереву для собраний. В городе давно уже построили церковь, и службы здесь больше не проводились.

Там их ждала вся семья. Кристоферу, старшему сыну, было двадцать. Девятнадцатилетняя Люси стояла рядом со своим женихом, Вильямом Синклером, школьным учителем. За их спинами маячил шестнадцатилетний Роджер.

Энди стоял перед ними, — гордый, счастливый отец.

Под руководством Джона Элиота[109], бывшего пастора Роксбери, Кристофер занимался миссионерской деятельностью среди индейцев. Вместе со своим наставником он изучал индейские диалекты, помогая создавать группы «молящихся индейцев». Таких объединений насчитывалось уже тринадцать, и в них состояло около тысячи членов.

Люси была своенравной девушкой с твердыми убеждениями. Она любила мучеников, отверженных и изгоев. Ее откровенность и прямота не раз доставляли ей неприятности. Отцу нравился решительный характер дочери, хотя он и не всегда соглашался с ней.

Кто такой Роджер, было пока непонятно. Он грезил историями о первых поселенцах и временах освоения Дикого Запада. Энди не сомневался, что из мальчика вырастет настоящий искатель приключений.

— С сегодняшнего дня в нашей семье устанавливается традиция, — обратился Энди к своим близким на правах отца семейства, — которая будет соблюдаться из поколения в поколение, до Дня Господа нашего Иисуса Христа.

Он обвел глазами всех своих детей, взглянул в лицо каждому. У Кристофера были карие глаза, как у матери; Люси длинными, прямыми темно-каштановыми волосами напоминала Дженни, свою тетю, которую она никогда не видела. Неугомонный непоседа Роджер очень походил на юного Энди Моргана.

— Традиция, начало которой будет положено сегодня, состоит в передаче духовного наследия нашей семьи от старшего поколения к младшему. — Энди показал свою Библию. — Это символ нашего наследия, Библия, которую я привез из Англии. В ней, — Энди открыл книгу и извлек маленький предмет, — лежит кружевной крестик. Он напоминает о вкладе вашей матери в духовное наследие семьи.

Энди положил крестик на место и закрыл Библию.

— Получивший эту книгу будет нести двойную ответственность. Во-первых, он должен позаботиться о том, чтобы духовное наследие Морганов было передано следующему поколению; во-вторых, именно ему предстоит выбрать достойного преемника. Во время такого же семейного торжества он передаст ему эту Библию и этот крестик, чтобы его потомки оставались верны Господу и Его Слову.