Сладостное забвение - Даниэль Лори

– Пошел тот контракт куда подальше. И. Пошел. Ты. Туда же. Туз.

Нико с саркастичным изумлением провел рукой по челюсти.

– Ты расторгаешь его?

– Ты все слышал.

Мое сердце пыталось вырваться из груди.

Нико шагнул к моему отцу.

– Знаешь, как развязать со мной войну, Сальватор? Примерно вот так.

Я распахнула глаза. «Нет, не может быть…»

Папа́ стиснул зубы. Тони и Доминик бесстрастно молчали, сосредоточив все свое внимание и оружие на Руссо.

– Спускайся, Елена, – потребовал Нико.

Папа́ метнул на меня прищуренный взгляд.

– Иди в свою чертову комнату. Сейчас же!

Нерешительность так яростно распирала меня изнутри, что я почувствовала тошноту. Я не знала, что делать, кого слушать. Почему это вообще происходило. «Я же написала записку…» Стоило догадаться, что ему этого мало.

Нико поднял на меня глаза. Радужка была темной, но что-то мерцало в глубине зрачков. Меня накрыло осознанием. Он ничего не сказал, но слов и не требовалось.

Николас хотел, чтобы я выбрала его, и позволял мне увидеть свою слабость, а тот непреложный факт, что он показывал мне самую уязвимую часть себя, с которой мало кто сталкивался раньше, заставил сердце биться сильнее.

Ладони вспотели, дыхание сбилось, и я сделала то, чему меня учили с детства. Послушалась отца и сделала шаг в направлении комнаты.

Но вдруг остановилась.

Если я буду на стороне папа́, это может привести к катастрофе. К чужим смертям. А может, даже к войне.

Хотя дело было не только в этом.

Что-то тянуло меня в противоположном направлении. После того как я двинулась к своей комнате, в сердце сразу поселилась пустота.

Я медлила, и напряжение висело надо мной, как черная туча.

Папа́ продал меня Оскару Пересу.

Нико убил Оскара ради меня.

Я не смотрела на отца, спускаясь по лестнице, но его злость была так сильна, что жгла кожу. Я резко втянула ноздрями воздух, когда Лука обхватил меня за талию, словно боялся, что я передумаю.

Я встретилась глазами с Тони. Обычно брат самым первым выхватывал пистолет, но он явно не разделял взглядов папа́, иначе не дал бы мне пройти мимо. Возможно, они с Нико подружились, избив друг друга. Так или иначе, но я была за это благодарна.

Из-за меня уже убили невиновного мужчину.

Еще одного я не переживу.

Лука вел меня до машины, как пленницу, его теплая рука сковывала мою талию железной хваткой.

Нико и остальные пока находились в доме, и я молилась, чтобы у них произошла мафиозная версия перемирия, что, конечно, обычно включало в себя какой-то вид насилия, но, по крайней мере, не войну.

– В следующий раз вместо того чтобы убегать, – сухо сказал Лука, – просто попроси у Нико разрешения, я готов поклясться, он все для тебя сделает.

– Я не убегала. Ты был немного занят, – процедила я, – поэтому я ограничилась запиской на кухонном острове.

Он прищурился.

– Не было там никакой записки.

Я моргнула. Что?

Лука понаблюдал за выражением моего лица и покачал головой, пробормотав:

– Проклятая Изабель.

Я сидела на кровати, скрестив ноги, и щелкала туда-сюда крышкой зажигалки.

«…попроси у Нико разрешения… он все для тебя сделает».

Я решила, что Нико превратил меня в столь же безумного человека, каким был сам. Ведь попросить было простым решением проблемы, к которому я могла с легкостью прибегнуть. Но когда речь шла о Нико, рассудок меня покидал.

Я открыла зажигалку, и с новым огоньком зажглась надежда.

Возможно, я и не увижу его с другими женщинами и не стану делить с одной из них ванную комнату. Надежда пока являлась всего лишь еле теплящимся угольком: мысль о том, что любовницы имелись, причем наверняка многочисленные, прошивала грудь, которая саднила свежей кровавой раной.

Однако неверность – постоянный знаменатель мира мафии. Это как доска серфингиста. Ручка писателя. Они неразделимы. Спрашивать бесполезно.

Короче, с глаз долой, из сердца вон.

Но я не могла жить дальше, не попытавшись.

Я чуть не выронила зажигалку, услышав тихое урчание мотора. Подбежала к окну и увидела, как Нико вылезает из машины и заходит в гараж. Лука торчал там с тех пор, как мы вернулись примерно полтора часа назад.

Кстати, очутившись здесь, я нашла свою записку смятой в мусоре. Вот уж точно, проклятая Изабель. Я все сделала неправильно, но не ушла из дома, никого не предупредив, как подумал, вероятно, Нико.

Груз на плечах становился все тяжелее и тяжелее с каждой минутой ожидания. Я была расстроена и чувствовала стыд. То, как я себя повела, было мне совсем несвойственно.

Лука вышел из гаража, потирая челюсть, и уселся в машину. Я предположила, что следом появится Нико, но ничего подобного не случилось. До приезда Николаса я уже целый час размышляла о том, как он отреагирует и что я ему скажу, а теперь хотела разобраться с проблемой окончательно.

Я спустилась по лестнице и вышла во двор. Застыла напротив гаража, босыми ногами на теплом цементе. Нико оперся о верстак, где стоял стакан виски. Жених напрягся при виде меня.

Он поднял на меня глаза – темные, непроницаемые и загадочные. По позвоночнику пробежали мурашки, и я двинулась к Нико, не успев понять, что делаю. Я не ожидала, что грубая ладонь ляжет на мое лицо и погладит мою щеку. Сердце пылало, как огонь зажигалки «Зиппо».

Я прижалась лицом к груди Нико, и он шумно и довольно вздохнул. Его рука переместилась на мой затылок, зарылась пальцами в волосы.

От него исходил такой хороший запах. В объятиях Нико было уютно и безопасно. Быть рядом с ним стало жизненной необходимостью.

У всего этого было название, но еще я не знала, какое.

– Прости, – прошептала я. – Не хотела, чтобы так получилось.

Он хмыкнул, одновременно пораженно