Трудная профессия: Смерть - Mirash

— Обещаю, я справлюсь. Но мне очень больно вас терять!..

Я склонила голову, прижалась щекой к ее руке и заплакала.

Мои отношения с наставницей никогда не были простыми. Я привыкла, что она заботится обо мне, обеспечивает всем необходимым, решает проблемы. Но сколько я себя помнила, я никогда не ждала от нее любви, ласки и тепла. Когда ребенком я приходила к ней в слезах, она усаживала меня напротив, внимательно выслушивала, заставляла посмотреть на ситуацию со всех сторон и найти верное решение. И это помогало, хотя часто мне намного больше хотелось просто прижаться к ней и выплакать свои обиды.

Повзрослев, я на долгое время разучилась плакать и приходить к ней с бедами и проблемами. Мне хотелось, что бы она была на моей стороне, даже если виноватой была я, — а это случалось все чаще. Но наставница была непреклонна в своем стремлении всегда возвращать меня на путь истинный, я с каждым днем все больше злилась на нее и отдалялась. Окончательно все обрушила начавшаяся с моим совершеннолетием работа смерти, к которой я была не готова, но которую должна была выполнять. Я только-только успела поступить в институт и проучиться чуть больше месяца, когда наступила моя первая жатва.

Наставница, должно быть, хорошо понимала, что в восемнадцать лет нельзя вынести все сопутствующие работе смерти моменты, если увидеть их впервые. Для меня не стали неожиданностью мертвые тела, кровь и раны, стоны и крики, — она позаботилась о том, что бы мы видели их и раньше, осознавали неотъемлемой частью бытия. Это оставалось страшным, но в целом было для меня привычно. То, с чем я не смогла справиться, заключалось в другом — я не готова была принять на себя ответственность за последние мгновения жизни людей.

Растения и животные тоже умирают, но жизнь покидает их сама по себе, только для людей есть такие, как я — смерти с человеческим лицом, живущие такой же жизнью, так же чувствующие. Лишь сейчас я, наконец, стала сознавать смысл нашего существования. Дать несколько минут для прощания, последних слов, последней молитвы… Позволить последний раз взглянуть в небо… Каждому нужно свое и только смерть, которая сама является человеком, способна это понять и подарить умирающему. Эта истина была для меня сейчас настолько очевидной, что оставалось только изумляться, почему я не сознавала ее раньше.

Тем не менее, раньше не сознавала, считая, что мы лишь несем горе и боль. Конечно, моему сегодняшнему пониманию в немалой степени способствовали те знания, которые я получила от Оксаремии и Элиремии. Возможно, расскажи моя наставница мне это раньше, все сложилось бы иначе. Но одновременно я понимала опасность этих знаний и то, почему наставницы делятся ими лишь с будущими старшими и с большой осторожностью. Да и правду сказать, хотя Светларемия всех учениц растила одинаково и, несомненно, между нами было много сходства, мы понимали мир по-разному. Все зависит от нас самих…

Было уже поздно, когда я попросила Вересных уехать домой, поблагодарив за помощь и участие. Усталость делала свое, мои силы не были бесконечными, под утро я ненадолго задремала от усталости, но вскоре проснулась. Ночная темнота понемногу уступала место рассвету… Оставалось еще несколько часов до предчувствуемого мною конца, когда я почувствовала, что баланс резко перешел за грань. Но не общий, а баланс самой наставницы.

Она умерла.

Я стояла, не в силах охватить сознанием произошедшее. Из памяти выплыл разговор с Элире, я понимала, что должна делать, но не решалась…

— Ничего не бойся, ты все сделаешь правильно, — сказала внезапно возникшая рядом Оксаремия. — Действуй!

Я отступила из поля зрения камер и потянулась к своей силе, лишаясь человеческого облика. Элире была права тогда, здесь справилась бы и совсем юная ученица, даже если ей еще ни разу не доводилось выпивать жизнь… Я осторожно направила силу… затем она мягко отступила, позволяя мне снова обрести плоть. Прошло еще несколько мгновений и заработали сигналы датчиков, заставив меня вздрогнуть. В помещение забежала медсестра и бросилась к мониторам.

Наставница медленно открыла глаза.

То, что было дальше, я потом вспоминала отрывками. Все засуетились, забегали, меня вывели из палаты. Появилась Элире, она разговаривала с Оксаремией, потом пыталась чего-то добиться от меня, но я ее не понимала. Приехал взъерошенный Евстигнеев, вскользь поздоровался и присоединился к общей суете. В какой-то момент я словно во сне достала телефон и набрала номер.

— Алло?.. Ксюша, это ты? Почему молчишь, что-то случилось?!

— Все хорошо, — с трудом проговорила я. — Теперь все хорошо… Ты можешь приехать?..

— Да, конечно, выезжаю.

Ждать пришлось не слишком долго и все это время я стояла у окна, опираясь на подоконник и вглядываясь в светлеющее небо. Приехавший Никита торопливо подошел ко мне и взял за руки, взволнованно всматриваясь в мое лицо.

— Тетя пришла в себя.

— Это очень хорошо!

— Да… мне тяжело стоять…

Никита осторожно довел меня до скамьи и усадил, проходившая мимо Тамара Викторовна заметила мое состояние и принесла нашатырный спирт. Резкий запах привел меня в чувство.

— Как тетя? — спросила я ее.

— Ксюша, давай не будем торопиться… — осторожно сказала она.

Ее несложно было понять, она боялась напрасно меня обнадежить. Это я твердо знала, что жизни наставницы сейчас ничего не угрожает и на самом деле спрашивала о последствиях для ее здоровья, а не о том, будет ли она жить. Медики же просто не понимали, что происходит.

Рядом возникла Оксаремия, видимая лишь мне.

— Мне нужно в туалет, — сказала я Никите, только сейчас замечая, что практически лежу у него на руках.

— Тебя отвести?

— Нет, мне уже лучше. Подожди здесь.

Убедившись, что никто не может нас услышать, Оксаремия повернулась ко мне.

— Я поговорила со Светлар, она не могла отвечать из-за присутствия других людей и трубки в горле, но она меня понимала. Я сообщила ей, что Джуремия выжила, хотя находится в тяжелом состоянии, что вы справились с основными проблемами в ее отсутствие. Ксюаремия, но ты должна понимать, что пока ничего не закончилось, она достаточно сильно пострадала и очень ослабла за это время, ей не сразу удастся вернуться и все делать как обычно. И из больницы ее отпустят не сразу.

— Я понимаю. Это не важно. Главное, что она жива.

— Главное?..

— Я смерть и умею ценить жизнь. Мы справимся, лишь бы они жили.

Она промолчала, задумчиво глядя на меня.

— Где Элиремия? Я хотела попросить ее сообщить новости девочкам.

— Она к ним уже направилась, не беспокойся.