Лёха - Николай Берг

— Купалась как‑то пышечка–Сусанночка телешом. И подступились к ней два старых хрыча, с гнусными, замечу я вам, намерениями. Она им не далась, а заверещала во всю свою мощь. Набежала публика. Хрычи — заслуженные пожилые уважаемые громадяне — заявили, что поймали мерзавку за прелюбодением с чужим мужчиной. За это полагалась неприятная казнь — побивание неверной бабы камнями. И Сусанночку бы забили, как мамонта, но нашелся добрый человек — развел обоих хрычей как детишек малых врозь друг от друга. Отвел одного в сторону и при свидетелях опросил — дескать, где Сусанночка того–сь, блудила то есть. Старый хрыч заявил, что под дубом. При свидетелях. А второй — опрашиваемый отдельно — показал, что под кедром. В итоге пердунам бошки снесли за навет. Вот чтоб нам такого не досталось — надо с пленом детали обговорить. Потому, что кроме нас и агентура вражья попрет и дезертиры и всякая погань.

— Ну и что ты предлагаешь, договориться под каким деревом мы с тобой встренулись? — спросил практичный Семёнов.

— Вроде того.

— А твои товарищи, которые с тобой в плен попали? — уточнил боец.

— Сомневаюсь, что они живы остались. Задали они лататы в первый же день.

— Утекли?

— Не знаю. Только там, куда они побежали пулемет заработал. Дал длинную очередь, а потом три коротких. И все. То ли не попал, то ли срезал и добил. Но повторю — у немцев мы нигде не записаны. А неприятностей хапнем, если признаемся. Я б рискнул.

— Ну, не знаю — протянул Семёнов.

— Ладно, до фронта еще далеко, обмозгуем. Что дальше будем делать? За пулеметами отправимся?

— Какими пулеметами? — удивился Лёха.

— А ты вчера прослушал. Когда Гогуны с фронта тикали, зарыли пару станкачей в приметном месте. Правда далековато отсюда.

— С дуба свалился, товарищ канонир! Это ж обратно, да еще сколько! И что ты с максимами этими делать будешь? В нем каждом четыре пуда считай. Почти как твоя пушка! — удивился Семёнов.

Лёха спохватился, почему‑то вспомнив несколько фильмов, где авантюристы разного возраста и пола старательно по старинной карте искали всякие сокровища. Ну, по военному времени пулемет — действительно ценность, то‑то Семёнов так французской железяке обрадовался.

— Да это я так, спросту. Вытанцовывается следующее — прямо пойдешь… — каким‑то пафосно–былинным слогом начал артиллерист

— Коня потеряешь, влево — женатым быти, а вправо — жизни решиться. Сказки сказывать начал? — немного нервно вклинился дояр.

— Неа. Прямо у нас — райцентр будет. Туда переться опасно. Рассадник культуры, потому что. Вот и надо думать — с какой стороны обходить. Хотя, да, похоже на сказки. Правее забирать — там лесов мало, опасно, лысых мест много. Левее — болота будут, тоже тот еще сахар.

— Кому как, а мне болота что‑то симпатичнее. Значит так. Идем сколько можно к райцентру. Как только увидим, что густо народу стало и немцев много — забираем левее.

— А зачем к райцентру? Там же опасно — не понял Лёха.

— По дороге мы пройдем за пару часов больше, чем блукая по лесу. В лесу — хорошо отсиживаться и прятаться. Идти лучше по дороге. Ну все, двинули, час–другой у нас еще есть, потом в лесу дневку устроим, вечером опять проскочим, сколько сможем.

Собираться было недолго, вещичек оказалось совсем немного, обнищали. Семёнов все время тихо подгонял, нервничал. Выкатились на пустой проселок, скорым шагом двинули по нему. Некоторое время только шаги и пыхтение были слышны. Потом дояр прислушался, повертел головой и решительно свернул с дороги в кусты. Лёха ничерта не услышал, но спорить не стал. Лес был какой‑то неуютный, мусорный, много было сухостоя, придававшего картине какой‑то покойницкий колорит. Еще и под ногами зачавкало. Кое‑как устроились на относительно сухом взгорбке.

— Сейчас вы все дрыхните, я покараулю — распорядился старшой по группе Семёнов. Вид у него — что странно — был довольный.

— Лучще я посидю — отозвался бурят. И намекающе посмотрел.

— Лады. Пока отдыхай тоже — вот как солнце над той елкой встанет — я тебя подниму. Ты потом его подменишь, когда солнце вон там будет — взглянул Семёнов на потомка. Лёха кивнул. Спать ему хотелось, но раз надо, то надо. Да и как‑то нравился он сам себе последнее время, стало пропадать впечатление, что идет он обузой бестолковой, опять же немецкая винтовка как‑то настрой создавала, хоть и оттягивала плечо своей увесистой тяжестью, но и внушительности добавила. Как с усмешкой подумал про себя менеджер: «Винтовка +5 к самоуверенности и +10 к агрессивности».

Разбудил его бурят практически тут же. Но хоть по ощущениям спал всего–ничего, а солнце и впрямь сместилось изрядно и тени по–другому лежали и потеплело сильно.

Пристроился на место, которое себе соорудил из пары сухих бревнышек азиат. Положил карабин поудобнее, не удержался и нежно погладил ладонью полированное железо, тут же смутился, что выглядит, словно школота какая, испуганно оглянулся, но Жанаев уже ухитрился заснуть.

— Этот в прыжке заснул, наверное, умеет это дело — не без восхищения подумал про спутника Лёха. Сам он тоже спать умел и любил, и читал в инете, что у странноватых японцев даже термин особый есть — для такого вот моментального засыпания в любых условиях и в любом месте, вроде даже соревнования и конкурсы устраиваются. Бурят бы на этих конкурсах имел бы шанс на успех, несомненно.

Позевал немного, тихонько. Повертел головой, поосматривался. Лес жил своей жизнью, но все было не интересно для часового. Как эта дурная лягушка, пытавшаяся забраться по какой‑то своей надобности на сапог Лёхе — ничего опасного не было ни слышно, ни видно. В нахлобученном поверх гимнастерки немецком кителе уже и жарковато стало, расстегнулся.

Мысли вяло клубились, думать совершенно не хотелось. Еще позевал. Лес действительно был хорош — чтобы в нем никто их не искал. Ни грибов, ни ягод, деревья какие‑то кривые. И от дороги отмахали прилично — вроде как что‑то и слышно, но точно не понять. Или в ушах шумит? Подумал, что повезло, на Семёнова нарвался и тот, взводный, тоже не дурак оказался. Попался бы в лапы каким‑нибудь сукиным детям — уже бы и жив не был. И хорошо, что немцам не попался. Хотя, тут же спохватился самокритично, к немцам‑то как раз попался. Странная мысль пришла в голову — а ведь может быть сейчас у фрицев тоже какой‑то гусь лапчатый из будущего залетел. Ну, типа как сам Лёха. Потомок тихо ухмыльнулся, вспомнив виденную в инете картинку, где к фотографии двух реконструкторов — одного, грустного и пожилого, в форме офицера НКВД, а другого — здоровенного немца–СС, сделавшего фейспальм, прилепили весьма ядовитую подпись — вроде как это НКВДшник говорит впавшему в отчаяние немцу: «Канцлер у вас будет баба, в Берлине будут строить мечети, парады будут проводить только гомосексуалисты, а Румынии и Греции вы будете платить деньги».

Мда. Хотя когда Лёха сдуру высказал про современные российские реалии покойному Петрову — получилось не лучше. Слесарь тогда так глаза выпучил, словно они у него на пружинках вставлены были. И потом пялился злобным волком. И Семёнов пошептавшись с Петровым тоже косо смотреть стал, прижал тогда Лёха ухи и хвост поджал, страшно почему‑то стало.

Кстати, вот выйдут они к своим, что дальше‑то? Про плен вишь не хотят говорить, это‑то понятно, а вот что Лёхе рассказывать? Опять подумалось что с одной стороны он еще удачно попал, а вот каково бы было современному немцу, попасть к тем арийцам, но с другой и самому себе завидовать нечего. Не про солиста же Токио Отель рассказывать. И никто не посочувствует. Проблемы менеджера вряд ли кого‑то сейчас озаботят, у нынешних проблем побольше и посложнее они, проблемы эти. Эх, хорошо всяким книжным попаданцам было — читывал Лёха несколько таких книжек, было дело. Но вот тут на месте как‑то не вспоминалось что будет делать 14 апреля 1942 года дивизия СС «Викинг» и не приходило в голову нарисовать точный чертеж сверхзвукового самолета. И из всех немецких военачальников Лёха помнил только Манштейна, Гудериана и Паулюса. При этом только с Паулюсом было ясно — сдался в Сталинграде. Правда, не понятно в каком году. Но с двумя другими было все совсем тухло, вроде они мотались с места на место, везде побеждали… Гм, а потом сдали Берлин, странные победы какие‑то выходят. Не, это рассказывать — себя позорить. Паршиво, как ни кинь — все клин.

Даже такой расхожий вариант, как затаиться и слиться с массой не вытанцовывался. Дураком Лёха не был и прекрасно понимал, что масса мелких бытовых деталей выдаст его с головой и очень быстро. Разве что контуженным прикинуться. Типа тут не помню и это забыл. И тыкать себе ложкой с кашей в ухо.

Отогнал особо надоедливых комаров, опять задумался, не забывая поглядывать по сторонам. Положил карабин на колени. Грустно вздохнул. Все, к чему он привык как‑то выворачивалось другой стороной. И — чего греха таить — получалось, что был он непроходимым идиотом в недалеком прошлом. Все время считал, что армия — сборище тупых неудачников, которые ничего делать не умеют, сапоги — лицо солдата, ага. И вообще не нужна армия вовсе, зря на нее деньги тратят, потому что никто на нас нападать не будет. Немножко, правда, подпортило картину то, что как раз перед попаданием Лёхи в эти дрищи бравые американцы назначили очередного сукина сына кровавым диктатором и отбомбились по его стране, как уже делали неоднократно, но в конце концов Россия — не какая то там убогая страненка…